— Что он сделал? — спросила я почти умоляюще, и Ал протянул мне яйцо.

— Величайшее предательство Ходина было нашей ошибкой, — сказал Ал, избегая моего взгляда. — Мы позволили ему это сделать, а он сыграл на наших худших наклонностях. Он умолял меня позволить схватить его, чтобы изнутри поработать над освобождением нашего рода. Таков был его план. И когда ему это удалось, и он сбежал с нашими пленными детьми, он стал героем, которому доверяли и которого любили.

Ал повернулся ко мне, и я содрогнулась, почувствовав в нем старую боль.

— Он привел домой наших украденных, покалеченных детей, — сказал он ровным, бесстрастным голосом. — А потом он ничего не сказал, когда они начали умирать. Он сам проклял их, возложив вину на эльфов, чтобы мы в своем горе напали на них.

— Боже мой, — прошептала я, желая взять его за руку. Боль прошла тысячи лет назад, но она все еще была свежа в нем, все еще не утихла. Чувство вины поднялось, чувство вины за то, что я слишком боялась спросить, кого он потерял. Я не знала, смогу ли причинить ему такую боль. «Ходин проклял их детей?» подумала я, и от ужаса мой пульс участился. — Почему ты не сказал мне об этом раньше? Ты позволил мне защищать его. Ты ничего не сделал, потому что я позволила ему жить в моей церкви.

— Я же говорил тебе не делать этого! — взревел Ал, и я отпрянула. Но его боль и разочарование исчезли так же быстро, как и появились, оставив после себя пугающую пустоту. — Мы не особенно гордимся нашим доверием к нему, — добавил он. — И он так и не признался, проклинал ли он детей или просто смотрел в другую сторону, когда это делали эльфы. Результат был тот же.

«Сколько злодеяний совершается из-за того, что один человек закрывает глаза?» подумала я. Протянув руку, я коснулась плеча Ала и сжала, когда он напрягся, а затем расслабился.

— Тритон никогда ему не доверяла. — Ал со вздохом пожал плечами, невидящим взглядом уставившись на мой сад. — И все же, мы потеряли почти половину своих людей, прежде чем она поняла, что это из-за детей мы болеем. Будь нежна с нами, Рейчел. Это жестоко — заставлять людей смотреть, как их дети задыхаются, не в силах облегчить их уход, зная, что прикоснуться к ним означает, что они тоже умрут. Я считаю, именно здесь мы потеряли больше всего, мои родственники предпочли смерть тому, чтобы позволить своим детям умирать в одиночестве. Те, кто выжил, все еще чувствуют вину за то, что видели, как их собственные умирали без утешения, без прикосновения.

— И поэтому, поверив Ходину, мы последовали за ним, когда он пообещал найти путь в их крепость, чтобы наказать их в свою очередь, — с горечью сказал Ал. — Мы бы отомстили тем, кто причинил нам такую глубокую боль и проявил такое пренебрежение, но, как ты, вероятно, догадалась, это было спланированное предательство. Мы отправились не мстить, а в плен. Он продал нас всех, используя монету мести. Если бы не Тритон, он бы прикончил нас всех. — Ал повернулся с пустым выражением лица. — И тебе нужен ордер?

— Ты должен был сказать мне, — произнесла я в ужасе, и Ал еще глубже ушел в себя.

— Возможно, но об этом тяжело вспоминать. Я сделал ставку на то, что ты будешь в безопасности от его худших побуждений, пока не узнаешь правду, а он верил, что может манипулировать тобой. Что он и делал. Теперь все будет сложнее. Нет ничего из эльфийского, что ты могла бы использовать, чтобы превзойти Ходина. Он знает все их знания. Больше, чем кто-либо из ныне живущих эльфов. Единственная твой надежда пережить его — это то, что находится в хранилище. Итак, я спрашиваю тебя сейчас, что ты готова отдать, зудящая ведьма, чтобы покончить с таким мышлением? Чем ты пожертвуешь, чтобы остановить того, кто готов причинить столько вреда с таким пренебрежением к жизни?

— Ты сказал мне…

— Я знаю, что говорил тебе, — сказал Ал, его настроение было суровым. — Но мы сражались с Ходином веками, и единственными проклятиями, способными преодолеть его эльфийскую мудрость, были те, в которые он не был посвящен. Тебе нужны проклятия из хранилища, чего бы это ни стоило. Чем дольше ты будешь ждать, тем сильнее он причинит тебе боль.

Его слова на мгновение повисли между нами, сверчки и отдаленный шум машин заглушили ночь, пока я не поняла, о чем он говорит, и отшатнулась.

— Ты хочешь, чтобы я… я не собираюсь продавать свой класс Дали за доступ к хранилищу, — в ужасе сказала я. — Даже на один день, не рассчитывая на то, что Ходин в бутылке вернет их.

Ал наклонил голову, его пустой взгляд был прикован к яйцу, все еще зажатому в моей руке.

— Если ты не сможешь одолеть Ходина, он убьет тебя. Ты слышала о его прошлом, и даже эта слабая защита исчезла. Но я понимаю твою осторожность. Возможно, если ты просто поможешь им перейти черту? Уверен, Дали будет приятно немного развлечь их без каких-либо обязательств. Скажем, генеральная репетиция? Если ты не поймаешь Ходина в первые пять минут, у тебя это не получится.

Разозлившись и почувствовав приступ страха, я бросила ему яйцо, и Ал легко поймал его.

— Я не собираюсь продавать своих учеников за доступ к хранилищу. Если вы все так его ненавидите, не понимаю, почему Дали просто не пустит меня туда.

Ал усмехнулся, и его внимание переключилось на церковь, маячившую позади нас.

— Тебе не следовало напоминать ему о сыне, — сказал он. — Особенность демонов в том, что ты получаешь именно то, что ожидаешь. Это означает, что если ты предполагаешь, что они сдержат свое слово, то так оно и будет, а если предположишь, что они нарушат законы, то именно это они и сделают. Чего ты ожидаешь от нас, Рейчел Морган?

— Я ожидаю, что ты будешь делать все, что захочешь, Ал, — сказала я, подпрыгнув, когда позади нас зажегся свет на кухне, заливая крыльцо тусклым сиянием.

Ал предсказуемо исчез, и я медленно выдохнула. Я бы никогда не смогла так прыгать по линиям. Пока Бис не вернется, я могла попасть в безвременье, только встав в лей-линию. Для демона это был никудышный способ передвижения.

— Что, черт возьми, я за демон такой, — прошептала я, когда Трент, шаркая ногами, вышел с пакетом печенья в руках.

— Я услышал звон. Это был Ал? — спросил он, и я кивнула, когда он сел на то место, где только что был Ал, свесив босые ноги с края ступеньки. У меня заболел живот, и я взяла печенье, когда он протянул мне пакет. Моей первой мыслью было рассказать ему о прошлом Ходина. Это эльфийское проклятие убило их детей. Неудивительно, что демоны прокляли весь эльфийский род медленным, но неотвратимым генетическим сбоем.

— Э, он думает, что мне нужен доступ к хранилищу, чтобы заманить Ходина в ловушку, и единственный способ, которым они меня туда впустят, — это если я отдам им своих учеников. Я не собираюсь этого делать, Трент. Это скажет им о том, что то, что делает Дали, нормально, а это не так.

Кивнув, он придвинулся ближе по слегка влажной ступеньке и натянул на нас обоих мой забытый плед. Дженкс был среди надгробий, его яркое, жизнерадостное сияние было единственным источником света в шумном от сверчков саду. Прищурившись, я увидела еще один, более тусклый, почти серый, но он стал ярче, когда они слились в одно, и он втащил их внутрь. Гетти?

— Мы найдем другой способ, — прошептал Трент, и я поникла, прислонившись к нему головой, когда он обнял меня сбоку, чтобы придать сил.

Но, вспомнив, что только что сказал мне Ал, я задумалась.

Кто-то барабанил в мою входную дверь. На каком-то уровне мой затуманенный сном мозг уловил это, но проснулась я только после того, как зазвонил колокол на колокольне, и его звон эхом разнесся по святилищу, словно призывный зов.

— Что за Поворот… — пробормотала я, с трудом открыв глаза и посмотрев в сторону прихожей. Яркое послеполуденное солнце заливало старый дубовый пол разноцветными лужицами, и я потянулась за телефоном, лежавшим на низком кофейном столике. Мы с Трентом заснули в объятиях друг друга, но он ушел. И было уже за полдень. А кто-то все еще колотил в мою дверь, будто за ними гнался сам дьявол.