— …Что ты, по их наглосаксонскому — «узкоглазый китаёза»? — поддел Василий Иванович.

— Ну… типа того! — смутился Раман.

— Чепуха всё это! Ты разве забыл, что в состав Русской цивилизации входила тьма народов?

— Да, но…

— Забудь! Насчёт «русского» — она права. Русским человека делает не принадлежность к роду или вообще гены, а культура. У нас своя, весьма своеобразная культура. И ты, Раман, ещё с тех давних пор, как мы познакомились, был наш, — свой в доску. Ты даже по-русски чешешь почти без акцента. От общения с русскими, тогда, в прошлом, ты не только языка набрался. Так что ты русский и успокойся. …Да ты вспомни, у нас даже барсы-фурри[5] И ТЕ русскими числятся! Вот недавно отправил их на Венерианский комплекс.

Раман на это сначала удивился, а потом, поразмышляв, ещё шире улыбнулся.

— Тогда забейте мне, пожалуйста, местечко там, на звёздах. А то как-то неуютно быть далеко от своего народа.

— А почему сразу на «ВЫ»?! — Удивился Василий Иванович.

— Так наверняка не ты один это решение принимаешь.

— Ах вот как! Ну, тогда не волнуйся. Уже забито! Можешь быть спокоен.

— Благодарю! — всё так же ослепительно улыбаясь, сказал Раман и поклонился. Он, было, подумал, что на этом разговор закончится. Но как бы не так! Шефа сильно заинтересовала эта ветвь разговора с оборотнем. Он, как оказалось, и не думал прерываться на частностях.

— И что она ещё про нас наговорила? — спросил он.

— Ну, что все русские рабы, что культура у русских калечная, я же ей возразил тем, что они не только выжили в постапокалипсисе, но и вырвались к звёздам.

— А она на это что?

— Она сказала, что далеко, мол, не убежите, потому, что у вас нет понятий свободы. И что-то типа этого.

Раман слегка прервался, чтобы дать пояснения.

— Пойми, я не помню точно то, что она сказала, так как на её речь постоянно накладывались те смыслы, что я у неё «читал».

— То есть «отсутствие у нас понятий Свободы» — это у неё прошло как нижний смысл сказанного? — попробовал уточнить Василий Иванович.

— Как бы не верхний.

— Наш разговор плавно перешёл в философскую плоскость… — Заметил Василий Иванович и потянулся.

— Впрочем, это хорошо, — заключил он и посмотрел на Рамана.

— Так в чём же тут смысл всей той бредятины, что я прочитал у неё?

На этот вопрос Василий Иванович ответил через кучу околичностей.

— Если бы мы тогда, в Катастрофу, не сохранили свою «рабскую» психологию, свою «калечную» культуру, которая диктует не подчиняться никому кроме своих и самих себя, которая сплачивает людей в единое целое, мы бы ни за что не уцелели в Постапокалипсисе. Тогда и более многочисленные народы, находящиеся в лучших климатических и вообще условиях — вымерли.

— Ты хочешь сказать, что она права?

— Она права в том, что у нас нет англосаксонских понятий о Свободе. У нас она просто ДРУГАЯ.

— И какая?

Василий Иванович склонил голову на бок и скептически посмотрел на Рамана.

— Ответь мне на вопрос: Ты, конкретно ТЫ, считаешь себя свободным?

Раман серьёзно прислушался к себе и сказал твёрдо.

— Да, считаю.

— А вот они, — наглосаксы, — не считают!

— И в чём смысл?

— В том, что мы сами себе смысл! А наглосаксы — да пошли они со своими рацеями, — сказал весело Василий Иванович и присовокупил такую конструкцию, по которой «наглосаксы» получали направление ну очень далеко.

Раман покатился со смеху.

Пока он смеялся, Василий Иванович напротив стал серьёзен.

— Я вот начинаю думать, а не зря ли мы её так сразу — просто грохнули? — С сомнением, как бы в пространство спросил он.

— Нет. Все её тайны я знаю. И ты тоже знаешь. А что не успели вытянуть сразу — реконструировали только что.

— Тогда… — Василий Иванович тяжело вздохнул, — пусть покоится с миром!

Центральный Азиатский Офис Святейшей Инквизиции находился в чудом уцелевшем комплексе правительственных зданий Дели.

Теперь, спустя двести лет после Первого Апокалипсиса, Инквизиция не только отстроила многое из того, что было вокруг него и возле, но и расползлась в ширь. Искусные надстройки над древними зданиями вершили ныне кресты, а барельефы и фрески на внешних стенах и внутри зданий отображали как картины Жития Христова, так и картины Последней Битвы. Правда, довольно часто попадалось и то, что осталось от почти погибшей ныне индийской цивилизации. Но здесь, в Азиатской цитадели католицизма, её следы были минимальные. Ибо многое из того, что провозглашал индуизм, католики считали проявлением Греха. Так же, впрочем, как и в веке двадцатом.

Каждый раз Василий Иванович, прилетая на аудиенцию к Кардиналу Святейшей, видел эти следы уничтоженной некогда красоты и сожалел. На юге, в зоне ответственности «Интаком», он старался препятствовать актам вандализма и наоборот способствовать попыткам восстановления древних храмов, что иногда предпринимали местные жители. Он даже делал некоторые поползновения распространить эту самую свою программу защиты и помощи чуть далее. По образцу и подобию ещё тех ООНовских программ, эпохи до Первого Апокалипсиса.

Здесь же — в цитадели Инквизиции — что-либо спасать было уже поздно. Можно было ещё что-то спасти на территории подконтрольной Дому Блэр. Но это было из разряда фантастики. Разве что если сам этот Дом изничтожить и получить его земли под собственный контроль.

Василий Иванович улыбнулся этим своим мыслям и с этой весёлой улыбкой зашёл в кабинет Кардинала. Таким образом, он предстал пред ним с загадочной, блуждающей улыбкой, чем слегка заинтриговал Кардинала. Обычно он видел Великого Координатора Корпорации «Интаком» в весьма серьёзном и суровом виде.

Сопровождавший Координатора священник молча поклонился и так же молча вышел вон.

Кардинал подождал, когда за ним закроется дверь, и медленно, испытующим взглядом просверлил Василия.

После дежурных расшаркиваний и приветствий Кардинал «взял быка за рога».

— Вы, Великий Координатор, наверное, мысли читать умеете? — С подвохом и ехидно задал он вопрос.

— Никак нет, Ваше Преосвященство! Я всего лишь угадал, что Вам понадобятся какие-то объяснения, да и мне лично нужна сейчас помощь Святой Инквизиции. Особенно Ваша.

— Ну, пара вопросов к вам у меня действительно имеется. А насчёт помощи… Мы ценим помощь, которую вы и ваши Охотники оказываете Святой Инквизиции. Но вы сами должны понимать, что мы не можем становиться на чью-либо сторону в конфликтах между Домами.

— О! Я совершенно не то имел в виду… — тут же потупился Василий Иванович. — Я хотел помочь Церкви. А для этого как раз и нужна помощь Святой Инквизиции. Тем более что дело, в котором я прошу помощи, непосредственно завязано на последние происшествия в Бомбее.

— Вот как? — Кардинал поднял бровь.

— К тому же наша Служба Охотников ещё со времён Первого Апокалипсиса является как бы частью отдела расследований Святейшей Инквизиции. Уж вашему-то постоянному партнёру вы не откажете в помощи?

— Смотря в чём, — уклончиво ответил Кардинал, — смотря в чём.

— Я думаю, что вас заинтересует часть информации, которую получил от Хелен наш Охотник перед тем, как включил запись.

— У нашего Отдела Расследований есть серьёзные подозрения, что вы утаили от нас первую часть записи.

— Так вот, чтобы уважаемый отец Клемент так не думал, мы и решили предоставить вам некоторую дополнительную информацию. Не только по тому, что услышал наш Охотник, но и кое-что, что весьма хорошо с ней согласуется. Из наших собственных расследований.

— И что же это?

— Хелен говорила об экспериментах, которые ведутся учёными Дома Блэр. Не прямо, но намекала. К тому же поиск и нахождение того самого склада, на котором она была убита, случайной акцией быть не может. Боевой «призрак» слишком серьёзная штука, чтобы его мог открыть некто со стороны, не знающий кодов доступа.