Она захлопнула дверцы шкафа. На самом деле ее пугала не дуэль. Раны были не страшны: едва ли будет хуже, чем на тренировках. Она не боялась проиграть Айрексу. Поражение в дуэли не считалось позором. Но вот причина дуэли вполне могла вызвать всеобщее осуждение. «Как на это смотрит общество?» — спрашивала ее Энай.
Кестрель положила ладонь на дверцу шкафа и прижалась лбом к тыльной стороне руки. Если раньше общество еще могло не замечать Арина, теперь о нем точно пойдут разговоры. Она представила, как весть о дуэли молниеносно распространилась среди гостей Айрекса, как все изумлялись и жаждали подробностей. Госпожа сразится на дуэли, чтобы спасти от наказания раба, попавшегося на краже! Такое вообще бывало? Конечно нет. Толпы зрителей соберутся посмотреть на это. Что она им ответит? Что она хотела защитить друга? Вчера вечером все казалось простым и понятным. Только теперь она осознала серьезность своего положения.
Кестрель выпрямилась. Она бросила вызов, Айрекс его принял — и при свидетелях. Если она потерпит поражение в дуэли, никто ее не осудит, а вот трусость ей не простят.
Собираясь в казармы стражи, Кестрель надела простое платье. Там она хотела убедиться, что отец вернется с учений не раньше чем послезавтра. Она понимала: рано или поздно он обо всем узнает. О дуэли пойдет столько разговоров, сплетни дойдут даже до генерала. И все же Кестрель предпочла бы, чтобы он приехал после того, как все случится.
Когда она вышла из своих комнат, у дверей ее ждала рабыня, которая с трудом удерживала тяжелый сундучок.
— Леди Кестрель, — сказала она. — Это прислал лорд Айрекс.
Кестрель взяла у нее посылку, но внезапно руки отказались ее слушаться. Она поняла, что находится внутри. Ее пальцы разжались, а сундучок упал, и его содержимое посыпалось на мраморный пол: золотые монеты покатились в разные стороны, звеня, как колокольчики.
Айрекс прислал ей откуп. Кестрель, не считая, знала, что в сундучке было пятьсот монет. Она вспомнила, как обыграла Айрекса в «Зуб и жало», и подумала, что у него есть все шансы однажды стать сильным игроком, раз он додумался запугать ее, прислав откуп до начала дуэли.
Кестрель стояла неподвижно, охваченная жгучим страхом. «Дыши, — приказала она себе. — Успокойся». Но по-прежнему не могла пошевелиться. Рабыня кинулась собирать монеты, к ней присоединилась вторая, и они вместе начали укладывать деньги обратно в сундук.
Кестрель сделала шаг, потом второй, третий и готова была побежать прочь от места, где рассыпалось золото, когда в панике вспомнила улыбку Айрекса, ямочки на его щеках и прикосновение к руке. Она увидела оружие на стенах, потом вспомнила, как он перевернул костяшку, как его сапоги топтали лужайку в поместье леди Фарис, как его каблуки смяли мягкий дерн. Она вспомнила его глаза, темные до черноты. Кестрель поняла, что нужно делать.
Она спустилась в библиотеку и написала два письма: одно для отца, другое для Джесс и Ронана, сложила их, запечатала, потом убрала перо и чернила. Она держала письма в руке, дожидаясь, пока воск окончательно застынет, когда услышала звук шагов в коридоре. Они приближались.
Арин вошел в библиотеку и закрыл за собой дверь.
— Не смей, — сказал он. — Не ходи на дуэль.
Вид Арина потряс ее. Она не сможет сосредоточиться, если он не замолчит и не перестанет так на нее смотреть.
— Ты мне не указ, — ответила она и сделала шаг к выходу.
Он преградил ей путь.
— Я знаю, что он тебе прислал. Откуп за твою смерть.
Сначала платье, теперь это!
— Арин, ты что, следишь за всем, что я отправляю и получаю? Это не твое дело.
Он схватил ее за плечи.
— Ты такая хрупкая!
Кестрель поняла, чего он добивается, и разозлилась. Как не стыдно ему попрекать ее физической слабостью — тем, что всегда отмечал отец, когда приходил посмотреть на ее тренировки.
— Отпусти.
— Заставь меня!
Она посмотрела ему в глаза, и это подействовало: он ослабил хватку.
— Кестрель, — сказал он чуть тише. — Меня сто раз секли. Порка и смерть — разные вещи.
— Я не умру.
— Пусть Айрекс меня накажет.
— Ты меня не слушаешь. — Она хотела сказать что-то еще, но вдруг заметила, что его руки по-прежнему лежат на ее плечах. Большие пальцы Арина касались ее ключиц.
Кестрель прерывисто вздохнула. Арин вздрогнул, словно очнувшись ото сна, и отстранился. Как он смеет! Кто дал ему право сбивать ее с толку! И это сейчас, когда ей особенно важно ясно мыслить!
А прошлым вечером казалось, что все очень просто.
— Тебе нельзя прикасаться ко мне, — сказала Кестрель.
В улыбке Арина сквозила горечь.
— Так, значит, мы больше не друзья?
Она не ответила.
— Вот и хорошо, — продолжил он. — В таком случае дуэль можно отменить.
— Ты не понимаешь.
— Чего? Ваших дурацких законов чести? Или того, что твой отец готов смириться со смертью дочери, но не потерпит, если она откажется от дуэли?
— Ты в меня совсем не веришь, раз не сомневаешься, что Айрекс победит.
Арин провел рукой по коротко остриженным волосам.
— А у меня, стало быть, чести нет?
Кестрель встретилась с ним взглядом и тотчас узнала выражение, которое увидела в его глазах. Точно так же он смотрел на нее, когда они играли в «Зуб и жало». Такое же выражение было на его лице, когда распорядитель торгов велел ему спеть на арене.
Упорство. Твердая решимость, холодная, как железо в морозный день. Кестрель поняла, что Арин намерен ей помешать. Возможно, он даже применит хитрость. Он может пойти к управляющему и рассказать ему все. Разумеется, раба тут же отправят к Айрексу для суда и наказания. Или Арин придумает еще какой-то план. В любом случае с ним будут проблемы.
— Ты прав, — сказала Кестрель.
Арин удивленно моргнул, потом уставился на нее, прищурившись.
— На самом деле, — продолжила она, — если бы ты дал мне возможность все объяснить, то уже знал бы, что я решила отказаться от дуэли.
— Неужели?
Она показала ему письма. То, что предназначалось генералу, лежало сверху. От нижнего был виден только краешек.
— Одно для моего отца с рассказом о произошедшем. Второе для Айрекса. С извинениями и предложением забрать высланные мне пятьсот золотых, когда ему будет удобно.
Арин по-прежнему смотрел на нее с недоверием.
— Разумеется, он заберет и тебя. Подозреваю, он будет сечь тебя до потери сознания и даже после этого не остановится. Когда ты очнешься, то, конечно, будешь очень рад, что я поступила по-твоему.
Арин лишь хмыкнул.
— Если не веришь, можешь сходить со мной в казармы и посмотреть, как я отдам письмо для отца и прикажу доставить его как можно скорее.
— Пожалуй, я так и сделаю. — Он открыл дверь библиотеки.
Они вместе вышли из дома и пересекли двор. Кестрель дрожала от холода. Она не решилась зайти в свою комнату за плащом, опасаясь, что Арин передумает.
Когда они дошли до казарм, Кестрель окинула взглядом шестерых солдат, которые оказались на месте. Она и не надеялась увидеть их всех здесь. Среди них был Ракс, которому она доверяла больше всего. Кестрель подошла к капитану. Арин остановился у нее за плечом.
— Доставьте это генералу как можно скорее. — Она вручила Раксу первое письмо. — А с этим пошлите гонца к Джесс и Ронану.
— Что? — начал Арин. — Стойте…
— И посадите этого раба под замок.
Кестрель отвернулась, чтобы не видеть, как это произойдет. Комната погрузилась в хаос. Началась потасовка, раздался крик, глухие удары кулаков.
Дверь захлопнулась за спиной Кестрель.
Ронан ждал у ворот поместья. Похоже, он уже давно приехал. Его конь жевал побуревшую траву, а сам Ронан сидел на придорожном валуне и кидал камешки в стену, окружавшую имение генерала. Когда Кестрель верхом на Лансе выехала за ворота, он выбросил оставшиеся камни на дорогу, однако остался сидеть, опершись локтями на колени и внимательно уставившись на Кестрель. Его лицо казалось усталым и бледным.