Разумеется, на самом деле живущие здесь воины готовы были защищать ее до последней капли крови и с нетерпением ждали ее в своих рядах. Нужно было просто покориться воле отца и пойти в армию.

Когда улицы запетляли, Кестрель наконец вздохнула с облегчением. Над головой зашелестели кроны деревьев. За каменными оградами слышался шум фонтанов. Она остановилась перед массивными железными дверями. Один из гвардейцев отца заглянул в смотровое окошко и тут же открыл ей.

Кестрель молча прошла мимо охраны и направилась к вилле. Распорядитель и раб следовали за ней. Это был ее дом, но звук шагов за спиной напоминал Кестрель о том, что до нее здесь жили другие люди. Поместье, как и весь Зеленый квартал, построили гэррани. Раньше это место даже называлось иначе.

Кестрель свернула на лужайку. Спутники последовали за ней, правда, их шаги стали тише — теперь они шли по траве.

Желтая птичка, порхающая с дерева на дерево, залилась трелью. Кестрель остановилась и прислушалась. Вскоре птичье пение растаяло вдалеке, и она вновь зашагала по направлению к вилле, где поднялась по мраморному крыльцу и зашла в холл, украшенный рисунками животных, растений и неизвестных ей богов. Шорох ее шагов сливался с журчаньем воды в небольшом декоративном фонтане.

— Красивый дом, — заметил аукционист.

Кестрель метнула на него испытующий взгляд, но не услышала горечи в голосе. Она попыталась уловить на его лице хоть какое-то доказательство того, что он бывал здесь — в роли почетного гостя, друга или родственника — до Гэрранской войны. Но нет, это маловероятно. Виллы Зеленого квартала принадлежали гэрранским аристократам, и, если бы распорядитель был из их числа, сейчас он бы занимался совсем другим делом. Стал домашним рабом, например, или учителем. Если он и знает этот дом, то, скорее всего, потому, что уже провожал сюда рабов, которых купил ее отец.

Помедлив, Кестрель перевела взгляд на Коваля, но тот упрямо смотрел в пол.

Из коридора, который тянулся от фонтана, вышла экономка. Кестрель велела позвать управляющего и попросить его принести двадцать шесть клиньев. Харман пришел очень скоро, хмуря светлые брови и крепко держа в руках небольшой сундучок. При виде аукциониста и раба его пальцы сжались еще сильнее.

Кестрель открыла сундучок, отсчитала двадцать шесть клиньев и отдала их распорядителю. Он спрятал серебро в карман и вытряхнул остаток из отданного ему кошелька. Слегка поклонившись, отдал опустевший мешочек Кестрель.

— Приятно было иметь с вами дело. — Он повернулся к выходу.

— Надеюсь, на нем нет свежих синяков, — бросила Кестрель ему вслед.

Взгляд распорядителя упал на раба, скользнул по его рваной одежде и грязным рукам, покрытым шрамами.

— Если хотите, можете его осмотреть, госпожа.

Кестрель нахмурилась. Сама мысль о том, чтобы подвергнуть насильственному осмотру человека, тем более такого, была ей неприятна. Но сказать она ничего не успела: распорядитель ушел, не дожидаясь ответа.

— Сколько? — спросил Харман. — Сколько в итоге вы ему заплатили?

Кестрель назвала сумму. Управляющий тяжело вздохнул.

— Ваш отец…

— Отцу я сообщу сама.

— Ну а с ним что прикажете делать?

Кестрель взглянула на раба. Тот ни разу не пошевелился, не сдвинулся с места, будто все еще стоял на арене. К разговору на валорианском он не прислушивался. Возможно, он вообще плохо знал этот язык. Его взгляд остановился на изображении соловья на стене.

— Это Коваль, — сказала Кестрель управляющему.

Харман немного успокоился.

— Значит, ковать умеет? — Господа нередко давали рабам имена по ремеслу. — Тогда он нам пригодится. Отправлю его в кузницу.

— Постой. Я еще не решила, куда его определить.

Она перешла на гэрранский, обращаясь к рабу:

— Так ты умеешь петь?

Тот наконец посмотрел на нее — с тем же выражением, что и раньше, в зале ожидания. Серые глаза по-прежнему отдавали холодом.

— Нет, — ответил Коваль по-валориански. Акцента у него почти не было.

Затем он отвернулся. Темные волосы снова упали на лицо, закрывая его профиль.

Кестрель сжала руки так, что ногти впились в ладони.

— Проследи, чтобы он помылся, — велела она Харману, стараясь не выдать разочарования. — И одень как подобает.

Кестрель сделала несколько шагов по коридору, но потом остановилась. Слова сами сорвались с языка:

— И отрежь ему волосы.

Кестрель спиной почувствовала ледяной взгляд раба. Теперь она наконец-то поняла, что прочитала в его глазах, — презрение.

Кестрель не знала, что сказать.

Отец разбавил вино водой. Он целый день провел в казармах и пришел только вечером, едва успев принять ванну перед ужином. Подали третье блюдо: тушеную курицу с изюмом, специями и миндалем. Но Кестрель совсем не чувствовала вкуса.

— Ты занималась сегодня? — спросил отец.

— Нет.

Генерал Траян замер.

— Я потренируюсь, — тут же добавила Кестрель. — Потом. — Она сделала глоток и провела пальцем по стенке бокала. Стекло было красивое, с зелеными переливами. Вся посуда досталась им вместе с домом. — Как твои новобранцы?

— Зеленые юнцы, но ребята неплохие, — пожал плечами отец. — Они нам пригодятся.

Кестрель кивнула. Варвары все время тревожили валорианцев на границах. Поскольку за последние пять лет империя успела разрастись, набеги приходилось отражать все чаще. Гэрранский полуостров был вне опасности, но генерал Траян нередко готовил бойцов к походам на дальние рубежи.

Он наколол кусочек моркови на вилку. Серебряные зубцы блеснули, отражая пламя свечи. Это было изобретение гэррани, которое валорианцы позаимствовали давным-давно. Теперь уже с трудом верилось, что когда-то они ели руками.

— Ты ведь собиралась сегодня на рынок с Джесс, — вспомнил генерал. — Почему она не осталась на ужин?

— Домой я вернулась не с ней.

Он отложил вилку.

— А с кем?

— Отец, я сегодня потратила пятьдесят клиньев…

Он отмахнулся, показывая тем самым, что сумма ему безразлична. Его голос прозвучал пугающе спокойно:

— Если ты опять ходила по городу одна…

— Не одна.

Кестрель рассказала, кто ее сопровождал и почему. Генерал устало потер переносицу и прикрыл глаза.

— И это, по-твоему, подходящая свита?

— Мне вообще не нужна свита!

— Поступила бы на службу и ходила бы одна.

Вот они и вернулись к вечному спору.

— Я ни за что не пойду в армию!

— Это я уже слышал.

— Почему женщине можно сражаться за империю, но нельзя гулять одной?

— В этом и суть. Женщины-воины уже показали свою доблесть в бою, поэтому защита им не нужна.

— Как и мне.

Генерал хлопнул ладонями по столу. В этот момент вошла рабыня, чтобы убрать пустые тарелки, но генерал прогнал ее.

— Ты же не думаешь, что Джесс сможет меня от кого-то защитить! — воскликнула Кестрель.

— Женщины, которые не служат в армии, не могут выходить одни. Таков обычай.

— У нас вообще глупые традиции. Валорианцы гордятся, что могут обходиться почти без еды, но если на званом ужине подали меньше семи блюд, это считается позором. Меня научили драться, но если я не служу в армии, то все мои навыки сводятся к нулю.

Отец холодно взглянул на Кестрель.

— Ты ни разу не была в настоящем бою.

Иными словами, генерал считает, что дерется она неважно.

— Ты стратег, а не боец, — добавил он мягче.

Кестрель пожала плечами.

— Ну а кто посоветовал мне заманить дакранских варваров в горы, когда они напали на империю с востока? — продолжил он.

На самом деле тогда Кестрель всего-навсего озвучила очевидную мысль: варвары слишком полагались на конницу. Это было так же ясно, как и то, что в засушливых восточных горах лошадей нечем поить. Если кто тут и был стратегом, так это ее отец. И прямо сейчас он приводил в исполнение очередной хитрый план — льстил, чтобы добиться своего.

— Подумай, какую пользу ты принесла бы империи, — не отступал генерал, — если бы присоединилась ко мне и использовала свой талант в деле, защищая наши земли, вместо того чтобы сидеть здесь и критиковать наши порядки.