— Выйди за дверь.

Он покачал головой.

— Я не буду смотреть.

— Да, не будешь. Потому что выйдешь за дверь.

— Я не могу оставить тебя одну.

— Глупости. Что я, по-твоему, сделаю? В одиночку отвоюю город, не выходя из будуара?

Арин провел рукой по волосам.

— Ты попытаешься покончить с собой.

Она горько усмехнулась.

— Ты же видишь, я беспрекословно подчиняюсь тебе и твоему дружку. По-моему, я довольно ясно дала вам понять, что хочу выжить.

— Ты можешь передумать.

— И что тогда?

— Повесишься на ремне.

— Так забери его.

— Для этого и одежда сгодится. Штаны, например.

— В любом случае это недостойная смерть.

— Разобьешь зеркало и зарежешься осколком. — И снова его голос зазвучал как-то непривычно. — Кестрель, я отвернусь.

Наконец она поняла, что именно показалось ей странным. В какой-то момент она перешла на валорианский, и Арин сделал то же самое. Это акцент придавал его голосу необычное звучание.

— Даю слово, — добавил он.

— Твое слово ничего не стоит.

Кестрель отвернулась и начала раздеваться.

28

Он забрал ее коня.

Кестрель прекрасно понимала почему. Ее карету пришлось бросить на дороге, да и конюшни были почти пусты, поскольку большинство лошадей увез с собой отец. Ланс был лучшим из тех, что остались. Во время войны собственность переходит к тому, кто сумел захватить ее, так что жеребец по праву принадлежал Арину. И все же ей было обидно.

Арин принялся седлать коня, с опаской поглядывая на Кестрель. В конюшне стоял шум: другие гэррани тоже готовили для себя лошадей; животные фыркали и ржали, чувствуя повисшее в воздухе напряжение; стучали по деревянному настилу копыта и подошвы сапог. Но Арин молча следил за Кестрель. Как только они вошли в конюшню, он схватил первую попавшуюся упряжь, отрезал кожаный повод ножом, связал своей пленнице руки и приставил к ней охрану. Кестрель ничего не могла сделать, но он все равно следил за ней так, будто она была опасна.

А может, он просто прикидывал, удастся ли ему спокойно провезти пленницу верхом через город и добраться до гавани. Кестрель, пожалуй, даже позлорадствовала бы, если бы не понимала, как мало у него вариантов решения проблемы. Можно ударить ее по голове, чтобы она лишилась сознания. Тогда легко будет взять ее с собой. Можно убить, если не нужна, или запереть, если не хочется с ней возиться. Наверняка он сам понимал это.

Кто-то позвал Арина по имени. Кестрель тоже обернулась и увидела гэррани, которая стояла, прислонившись к двери и пытаясь отдышаться. Ее блестящее от пота лицо показалось Кестрель знакомым. Мгновение спустя она поняла, откуда знает эту женщину и зачем та пришла.

Это была одна из рабынь губернатора. Ее прислали с рассказом о том, что произошло на балу после того, как они ушли.

Арин подошел к женщине. Кестрель попыталась последовать за ним, но ее удержали. На мгновение тот обернулся, и ей очень не понравилось, как он на нее посмотрел. Это был взгляд человека, у которого только что появились дополнительные преимущества.

— Поговорим наедине, — сказал он женщине. — Потом пойдешь к Плуту, если ты еще у него не была.

Арин и рабыня губернатора вышли из конюшни. Дверь за ними захлопнулась.

Вернулся он один.

— Скажи, мои друзья погибли? — потребовала Кестрель. — Я хочу знать.

— Я скажу, когда усажу тебя в седло, сяду сам и ты не попытаешься меня спихнуть или заставить коня сбросить нас обоих. Скажу, если мы благополучно доберемся до гавани.

Арин подошел ближе. Она не ответила, и он, вероятно, воспринял это как знак согласия. Или, может, он просто не горел желанием лишний раз слышать ее голос, потому что ответа дожидаться не стал. Арин поднял Кестрель и посадил на коня, потом сам ловко вскочил в седло позади и прижался к ее спине.

Его близость поразила ее. Но Кестрель решила, что будет делать как велено. Она не подала Лансу знак встать на дыбы. Она не попыталась ударить Арина затылком в лицо. Она будет вести себя хорошо. Сейчас нужно сосредоточиться на том, что действительно важно.

Поцелуй в карете ничего не значил. Ничего. Но расклад уже у нее на руках, и поменять его нельзя. Придется играть с тем, что есть.

Всадники тронулись и поспешили к городу.

Кестрель почувствовала, как Арин облегченно выдохнул, едва перед ними открылся вид на гавань. Все оставшиеся купеческие суда были на месте. Кестрель расстроилась, хотя и не удивилась. Обучаясь мореходству, она поняла, что каждая команда считает свой корабль отдельным островом. Матросы никогда не видели для себя угрозы в том, что происходит на суше, а товарищеский долг вынуждал их дожидаться оставшихся на берегу моряков до последнего. Что касается рыбаков, большинство из них сейчас были в своих домах на берегу, окруженные пороховым дымом, пожарами и трупами, которые то и дело попадались на пути, пока Кестрель везли через город. Те же, кто спал прямо в лодках, едва ли рискнут отправиться в столицу в штормовой сезон. Прямо сейчас в темном ночном небе собирались тучи. Маленькому судну труднее всего выдержать бурю в открытом море.

Пока Кестрель рассматривала лодки, ей в голову пришла идея: нельзя, чтобы суда сгорели, особенно рыбацкие лодки. Одна из них может ей пригодиться.

Арин спешился и снял Кестрель с коня. Она поморщилась, но притворилась, что дело не в прикосновении Арина, а в том, что ее изрезанным ступням больно в сапогах.

— Теперь говори, — потребовала она. — Расскажи, что случилось на балу.

Его лицо освещали отблески огня. Горящие казармы городской стражи находились далеко, но полыхали так, что небо над центром города окутало пепельно-рыжим заревом.

— Ронан в порядке, — ответил Арин.

Кестрель задержала дыхание. То, как он сказал это, могло значить лишь одно.

— Джесс…

— Жива. — Арин потянулся к связанным рукам Кестрель.

Она отшатнулась.

Арин помедлил, потом оглянулся на других гэррани, стоящих вокруг. На Кестрель они смотрели с неприкрытой ненавистью, а на него с подозрением. Арин решительно схватил ее за руки и покрепче затянул узлы.

— Джесс в тяжелом состоянии, — отрывисто сообщил он. — Выпила отравленного вина.

Эти слова дрожью прокатились по телу Кестрель. Она не хотела выдавать своих чувств никому, и особенно Арину, но не справилась с голосом.

— Она выживет?

— Не знаю.

Джесс жива. Кестрель постаралась зацепиться за эту мысль. Джесс не умрет.

— А Беникс?

Арин покачал головой.

Кестрель вспомнила, как Беникс отвернулся от нее на балу, тем самым предав ее, но она также помнила, какой он был хороший друг, и его добродушный смех. Если бы она успела поговорить с ним, он бы признал свою вину. Она бы ответила, что понимает, как страшно нарушить правила и навлечь на себя порицание. Так и было бы, не отними у нее смерть шанс спасти старую дружбу.

Но Кестрель не станет плакать. Довольно слез.

— А капитан Венсан?

Арин нахмурился.

— Хватит. Ты начинаешь хитрить. Ты уже не спрашиваешь о своих друзьях, а просто тянешь время или пытаешься выведать какую-то ценную информацию.

Кестрель хотела что-то ответить, но передумала.

— Мне некогда зачитывать тебе полный список погибших, если бы даже он у меня был, — добавил Арин.

Он еще раз бросил взгляд на вооруженных гэррани и подал им знак идти за ним. Те, кто еще сидели верхом, спешились и направились к небольшому зданию возле центрального причала. Там жил начальник порта. Приблизившись, они увидели кучку гэррани в одежде портовых рабов. Они окружили дом. Валорианцев вокруг не было, если не считать трупов на земле.

— Где начальник порта? — спросил Арин у человека, который, судя по всему, возглавлял этот отряд.

— Внутри, — отозвался гэррани, — под охраной. — Его взгляд упал на Кестрель. — Надеюсь, это не та, о ком я думаю.

— Не обращайте внимания. Она со мной, а вы подчиняетесь мне.