Ресторан переполнен. Он всегда заполнен в субботу вечером, учитывая, что это самое приятное место в нашем пригороде. Несколько друзей моей мамы остановились поговорить с нами, пока мы ждали свой столик, их глаза внимательно изучали и осуждали меня за то, что мой бывший парень сделал с молодым парнем, который был звездой бейсбольной команды в младшей лиге.

— Я так понимаю, тебе есть что мне сказать, — говорит она.

У меня в животе завязывается узел.

— А?

— Ты нервничаешь с тех пор, как сегодня вернулась домой. Ты привела меня в «Ла Висту» и заказала для меня бокал вина еще до того, как официант успел представиться. Ты приводишь меня сюда всякий раз, когда у тебя есть новости, которые ты не хочешь мне сообщать.

Если подумать, она права. Я привела ее сюда, когда решила переехать в Лос-Анджелес, когда вернулась к Бретту, а потом, когда сказала ей, что официально порвала с ним.

Я стыдливо опускаю голову и признаюсь:

— Я беременна.

Она долго пьет вино, прежде чем ответить мне. Она нахмуривает брови, тщательно подбирая слова.

— Это ведь не первоапрельская шутка?

— Сейчас июнь.

Я пытаюсь читать ее, но не могу понять, что происходит в ее голове. Она не счастлива, но и не несчастна.

— Что ты чувствуешь по этому поводу?

Мое сердце колотится в груди, а подбородок дрожит.

— Чувствую себя идиоткой. — Идиоткой, потому что не предохранялась. Вот ведь как, мои яичники — это тот самый 0,01 процент, которые беременеют, принимая таблетки.

— Я знаю отца?

— Это не Бретт.

Прилив облегчения срывается с ее губ.

— Слава Иисусу.

— Это Даллас Барнс.

— Старый телохранитель Стеллы?

Я киваю.

— И старший брат Хадсона.

Ужас заливает ее лицо.

— Разве он не… — Она хватает бокал с красным вином и выпивает остатки, ее изумрудные глаза расширились. — Разве он не женат?

О, черт. Она боится, что я любовница.

— Его жена умерла почти год назад.

Она медленно кивает, переваривая мой ответ, и знакомое ощущение вспыхивает на ее лице, как ожог.

— Ты не сказала мне, что вы встречаетесь.

Я не могу понять, задает ли она вопрос или предупреждает. Моя мама знает, что такое кошмар, когда не можешь забыть свою первую любовь — воспоминания, которые грызут каждый сантиметр твоего тела до последнего вздоха.

— Мы не встречаемся, — отвечаю я. — Это было на один раз. Слишком много виски и недостаточно хороших мыслей.

Я делаю глоток воды, набираюсь храбрости и продолжаю рассказывать ей все, за исключением деталей фактического зачатия ребенка, и не могу остановить слезы, которые катятся из моих глаз… и ее.

Она протягивает руку через стол, чтобы взять мою руку в свою.

— Если Даллас хочет быть в теме, дай ему шанс. — Ее голос мягкий, ласкающий, как голосовое объятие. — Он отец, одинокий отец, который знает, что такое забота о ребенке.

— Я сильная, мама. — В горле пересохло, поэтому слова выходят хриплыми. — Я могу сделать это сама.

— Дорогая, я не отрицаю, что ты сможешь, но я знаю по собственному опыту, что это нелегко — делать это одной. Никакая мать не может заменить пустоту отца. Мы оба можем с этим согласиться.

Нож вонзается в мое сердце. Реальность того, что я сделала, ударяет меня по лицу, как будто я все это время была без сознания.

Я была тем ребенком, у которого не было отца. Первые пятнадцать лет это был выбор. Он решил, что готов стать отцом, только когда ему поставили диагноз «рак толстой кишки пятой стадии». Моя мать приняла его с распростертыми объятиями. А я — нет.

Он скончался в возрасте сорока одного года, когда мне было шестнадцать. Моя мать простила его на смертном одре. Я не простила. Я не смогла. Горечь все еще была в моем сердце. Я не могла забыть все те времена, когда я была ревнивым ребенком, наблюдая за тем, как у моих подруг появляются отцы.

У каждого человека есть выбор в жизни. Он решил уйти. Ты не можешь вернуть это дерьмо назад, когда узнаешь, что твое время ограничено, и у тебя нет никого, кто мог бы помочь тебе пережить это.

Она отпускает мою руку и садится обратно в кресло, вино теперь расслабляет ее.

— Твой отец всегда хотел внуков.

Я хочу сказать ей, что мне все равно, чего он хотел. Моя мама прошла через ад с тех пор, как он бросил ее… оба раза.

— Очень сомневаюсь, что в эту мечту входил ребенок не от любви, — бормочу я.

— Внук — это внук. Благословение. Независимо от ситуации.

Даллас: Ты уже сообщила новость?

Сообщение было отправлено два часа назад. Мой телефон оставался в сумочке весь ужин, а когда мы вернулись домой, то провели остаток ночи за попкорном и фильмами с Мэттью МакКонахи.

Я: Конечно.

Я переодеваюсь в пижаму и забираюсь в кровать. Мама оставила мою комнату такой, какой она была, когда я переехала. Те же желтые стены, выкрашенные губкой, и мои фотографии с различных школьных мероприятий на комоде. Я останавливаюсь на фотографии Бретта и меня на выпускном и говорю себе, что завтра же выброшу ее и все остальные с ним в мусорное ведро.

Звонит телефон, и я замираю и несколько секунд смотрю на экран, когда на нем мелькает его имя. Мы уже разговаривали по телефону раньше, по делам, так почему же я боюсь ответить?

Я делаю вдох, набираясь храбрости, прежде чем принять звонок.

— Алло?

— Как она это восприняла? — спрашивает Даллас.

И тебе привет.

Я грызу ногти.

— Неплохо. Хотя я разрушила ее надежды на то, что я решила переехать домой и найти мужа.

— Ну ты и мечтательница.

Я улыбаюсь.

— Она спрашивала обо мне? О том, кто отец?

— Она знает, кто ты.

Наступает короткое молчание.

Он познакомился с моей мамой на рождественском ужине у Стеллы в один год. Я взяла ее с собой в качестве помощницы после того, как Бретт пропал на сорок восемь часов, уйдя в запой. Они с Люси были там, и мама говорила о том, какие у них прекрасные отношения, пока мы возвращались в мою квартиру.

— Она счастлива, что я хотя бы залетела от достойного мужчины.

— Хорошо. — Он делает паузу на несколько секунд. — Мне нужно попросить об одолжении.

— Если речь идет о том, чтобы присутствовать и отчитываться, когда ты скажешь родителям, то это будет жесткое «нет».

— Позволь мне поправить себя. Мне нужно попросить тебя об одолжении.

— Ты действительно давишь на меня, ты знаешь это?

— Приезжай в Блу Бич.

— Я только что была в Блу Бич, помнишь? Хадсон с болтливым ртом, звонок в три часа ночи — весь этот джаз.

— Черт, мисс Трудность, останься в Блу Бич. Попробуй. Пробный запуск, если хочешь.

— Разве мы не говорили об этом в ванной? — спрашиваю я в отчаянии. Ни за что на свете. — Мы решили, что не будем съезжаться, жениться и прочую принудительную ерунду.

— Стоп, стоп. Нажми на тормоза, милая. Я обещаю, это не предложение руки и сердца. Это предложение о переезде, так что мы можем сделать это как команда.

— Почему мы не можем сделать это как команда в Лос-Анджелесе?

Настала его очередь выдохнуть.

— У меня здесь дочь, которая обожает своих друзей и семью. Мой бизнес здесь. Черт, твоя работа здесь. Есть еще какие-нибудь пункты, которые мне нужно выкинуть? Твое место здесь, Уиллоу.

Я замолчала, и он издал раздраженный стон.

— Хорошо, я приеду к тебе, если понадобится, но приготовься объяснить причину моей семье. Меня от этого не оттолкнуть, и я не тот человек, с которым можно играть в игры. Я человек, который будет бороться за то, чего он хочет, и за людей, которых он любит. Возможно, ты еще не родила нашего ребенка, но это не значит, что он мне безразличен.

Он прав. Мейвен уже потеряла свою маму. Было бы жадно с моей стороны просить Далласа увезти ее подальше от дома и семьи, которая у нее осталась.

— Где я должна остаться? На улице?