Я собираюсь войти туда, быть сильной и сделать то, что нужно для моего сердца.

Для моего ребенка. Для нас.

Волнение от возможности провести больше времени с ним и Мейвен — вот что заставляет меня идти. Я люблю проводить время с ними. Я ложусь спать, мечтая, чтобы Даллас был рядом, чтобы обнять меня, поцеловать, разделить момент, когда ребенок пинается.

Даллас все еще человек, который борется, но это только заставляет меня влюбляться в него еще больше. Записка Люси пробудила во мне что-то, о чем я никогда не задумывалась, когда закрывала себя в мыслях о будущем с ним. Даллас может быть немного сломлен, но он знает, что такое любовь. Он жертвует собой ради любви, ради своей семьи — то, чего Бретт никогда не делал со мной.

Я бы предпочла иметь сломанного мужчину, который знает, как любить, чем мужчину без шрамов, который никогда не любил никого, кроме себя.

Даллас сжимает мой локоть, когда я вхожу в парадную дверь.

— Если ты не в ладах с этим, дай мне знать, хорошо? Я позвоню риэлтору, и мы сможем подыскать другую недвижимость.

Я смотрю на него, не мигая.

— Ты говоришь о покупке нового дома?

Он практически построил этот дом своими руками. Он любит этот дом.

— Если тебе так удобнее. — Он придвигается ближе и аккуратно убирает упавшую прядь волос из моего хвоста с моих глаз. Затем его руки ложатся на мои бедра. — Теперь это твой дом, ты слышишь меня? Наш дом. Я хочу, чтобы ты могла расслабиться, чтобы ты могла прикасаться ко мне, чтобы ты не боялась заниматься со мной сексом здесь. — Он усмехается. — Потому что мы знаем, что это будет происходить часто, как только родится наш малыш.

Я улыбаюсь.

— Ты даже не представляешь, как мне этого не хватало. — Особенно с ним. Трудно перейти от секса с мальчиками-трахарями к Далласу, а потом тебе говорят, что ты на постельном режиме и что тебе нужно воздерживаться от секса. Это как впервые попробовать дорогой кекс после долгих лет поедания дешевых конфет, а потом у тебя его отбирают.

Его рука движется вниз, чтобы погладить меня по ногам.

— Может, я пока и не могу тебя трахнуть, но я обещаю, что сделаю кое-что для тебя сегодня вечером.

Я кладу руку ему на грудь.

— Мне есть чего ждать.

— Конечно, есть.

— Ладно, дети, отнесите это в спальню, — говорит Хадсон, входя в комнату. — И, кстати, о спальне, ты хочешь, чтобы я положил эти вещи именно туда?

Я не тороплюсь, пока Даллас ждет ответа.

— Да, — заикаюсь я. — Конечно.

Я следую за ними по коридору и захожу в спальню, не уверенная, что действительно готова к этому. Я делаю тяжелый вдох и жду, когда на меня обрушится поток плохих воспоминаний и душевной боли, но ничего не происходит, когда я вхожу.

Мебель и постельное белье новые. Я стараюсь не подавать виду, что ищу следы Люси, которые я видела в прошлый раз, когда была здесь, но теперь их нет. Флакон духов, фотографии, одежда — все исчезло.

Хадсон ставит коробку на пол и выходит из комнаты.

— Ты избавился от ее вещей? — спрашиваю я Далласа, чувство вины просачивается сквозь меня. Заставлять его делать это — не то, чего я хотела. — Клянусь, в мои намерения не входило, чтобы ты стирал ее.

— Я не стирал ее.

Он прижимает руку к сердцу, в то время как мое колотится. Он больше не носит обручальное кольцо. Не носит уже несколько недель, но я не спрашивала его об этом. Я не была уверена, сделал ли он это, чтобы сделать меня счастливой, или потому что хотел этого для себя.

Теперь я знаю, что это потому, что он так хотел.

— Несмотря ни на что, Люси всегда будет занимать место в моем сердце, — продолжает он.

Я киваю. Я не хочу, чтобы он потерял и это.

— Пришло время мне это сделать. Я не могу продолжать жить прошлым, особенно когда оно разрушало мое счастливое будущее. Это был ад, не пойми меня неправильно, заставлять себя делать то, что я должен был сделать несколько месяцев назад. Я ждал, пока буду готов, так что спасибо, что дала мне время сделать это. Я прошел через все с Мейвен. Она выбрала вещи, которые хотела бы оставить, а потом семья Люси пришла за своими собственными сувенирами.

Я сажусь на кровать и провожу пальцами по новому белому покрывалу.

— Только не выгоняй меня с этой постели, ладно?

Он ухмыляется.

— Милая, единственная причина, по которой я бы выгнал тебя из этой кровати, это чтобы трахнуть тебя на полу.

Я встаю и обхватываю его шею руками. Он сделал все это для меня. Открыл для меня свое сердце. Он хочет построить со мной дом и создать семью, потому что любит меня.

Я люблю его.

Я устала бежать от него. Устала бороться. Я должна быть сильной и честной ради нашего ребенка, ради нас самих, ради шестилетней девочки, которая сделала для меня знак «Добро пожаловать домой», который висит на входной двери.

— Я люблю тебя, — шепчу я ему в губы.

— Вот оно. — Он ухмыляется. — И я люблю тебя.

Четыре месяца спустя

Крик в ушах — это музыка для моих ушей.

Звук, который я боялся не услышать. Я отбросил печаль о том, что их должно быть двое, на задворки сознания. Я не позволю этой потере помешать блаженству этого момента.

Для меня не было сюрпризом, что Уиллоу была чертовски храброй. Она провела десять часов в родах и ни разу не пожаловалась. Все, что было у нее на уме, это волнение от встречи с нашим ребенком, смешанное с беспокойством, что этого может не случиться. Я оставался рядом с ней все это время, не двигаясь ни разу, потому что не хотел ничего пропустить. Она должна была знать, что я был с ней на протяжении всего пути.

Наша жизнь превратилась в вихрь перемен. Уиллоу переехала к нам, но в семье Барнсов ничего не изменилось. Кажется, что она была здесь всегда. Поначалу мне было тревожно, учитывая нашу историю, но потеря ребенка научила нас дорожить каждым мгновением.

К черту мелкое дерьмо.

К черту бегство.

К черту страх.

Его крики стихают, когда Эйдан передает его, завернутого в одеяло, Уиллоу. Мое дыхание замирает, когда она берет его на руки, уже привыкшая к тому, что ему нравится, когда его обнимают, и играет с его крошечной ручкой, шепча ему.

Я смотрю на них с состраданием. Со счастьем. С любовью.

Как бы мне ни хотелось сделать свой ход, я жду, пока она будет готова. Она заслуживает этого.

Мое сердце колотится о грудную клетку, когда она смотрит на меня влажными глазами. Она поднимает руки, двигаясь ко мне, и я не теряя времени беру его в руки. Он совершенен — от его полной темных волос головы до его носа-пуговки — и он извивается, как рыба в воде.

Я готов забрать его домой. Чтобы показать ему детскую, над которой мы работали несколько месяцев. Чтобы дарить ему любовь каждый день.

Эйдан слышал сердцебиение во время каждого УЗИ, но мысль о том, что мы можем потерять ребенка, все равно ежедневно висела у нас над головой.

Вероятность еще одного выкидыша была высока. Могли возникнуть проблемы при рождении.

Это бремя свалилось с меня. Это беспокойство ушло. Он здесь, здоров и смотрит на меня сонными, темными глазами, похожими на глаза Мейвен.

Мое сердце уже принадлежит ему.

Это было трудное путешествие, но, как и наши дорожные поездки, мы сделали их приятными, запоминающимися, сумасшедшими. Наши повороты и объезды сделали нас сильнее, заставили нас любить глубже, заставили нас ценить каждый день.

Мы назвали его Сэмюэль.

В честь моего дедушки.

Уиллоу и Мейвен любят его имя так же, как и я.

Сэмюэль Логан Барнс.

Восемь фунтов и четыре унции гребаного очарования.

Мой сын. Мой новый помощник. Еще больше счастья в жизни, которую я считал законченной.

Я не знал, что меня ждет, когда мы вошли в больницу этим утром. Мое сердце колотилось от страха с каждым шагом. Плохие новости были для меня постоянным явлением. В этих стенах я пережил столько потерь.