Как помнил, наибольшее количество 'выходов' у энергии, кроме ладоней, у человека на пальцах - по крайней мере, так говорили экстрасенсы в своих интервью.

Антон с большим интересом внимал народным методам исцеления, и для него стало откровением, что древним грекам прана представлялась лечебной силой природы, китайцы это называли 'Ци', индонезийцы - 'Сахала', египтяне - ' Ка', а еврейские каббалисты - 'Эког'.

- Современное слово 'биоэнергия' объединяет эти разные названия. О силе праны ведал еще Христос. Сказано, что 'множество больных приходили к Нему и Он, возлагая руки на каждого из них, исцелял их'.

- Откуда ты такое знаешь? - изумилась мама.

- Читал в журнале, 'Науке и жизни', - отмахнулся я. - Или 'Науке и религии'? Неважно. Понимаешь, традиционная медицина из всего этого признала только массаж. Хотя по мнению йогов, массаж - это тонкое искусство, а у нас его делает мускулистый мужик словно тяжелую работу, за зарплату.

- А ты как хотел? Конечно, тяжелая работа, - возразила мама. - А ну-ка, постой весь согнувшись, разминая людям мышцы!

- Мама, до сегодняшнего для я скептически относился к лечению руками. Но сейчас склоняюсь к версии целительного прикосновения через любовь.

- Чего? - поразилась мама.

- Говорят, что в лечебном массаже основную работу делает любовь. Как утверждают целители, один из самых забытых языков, на котором говорили люди, это прикосновение.

- Дед, мои флюиды стали больше, потому что нас теперь двое? - Антон разжал кулак, разглядывая собственные пальцы. - Значит, теперь девчонок станет в два раза больше? Или они будут бегать за мной в два раза быстрее?

- Не только за тобой, - мягко поправил я. - Нас же двое. Мне тоже должно чего-то перепасть...

Глава девятнадцатая, в которой герои предаются пороку чревоугодия

Маршрут четвертого автобуса пролегал от ГПЗ-10 до Центрального рынка.

Красно-белый тихоход ЛАЗ-695M, в народе называемый 'Маруся', ходил редко, а желающих собиралось много. Со скрипом, с трудом, но влезли. Сначала стояли более-менее свободно, однако на следующей остановке придавило так, что тела пассажиров буквально слиплись. Держаться за поручень возможности не было, поэтому Вера обняла Антона обеими руками, крепко, как перед смертью. Без задней мысли, просто чтобы не упасть. Разговаривать в такой обстановке сложно, однако им было комфортно и без разговоров. Я даже позавидовал.

На остановке у Центрального рынка я огляделся и притих. Боже мой, какая провинциальная пустота улиц! Ни растяжек, ни щитов, ни пробок. Транспорта мало, практически пустая проезжая часть по нашим меркам. Витрины магазинов пыльные, неяркие и смешные. Только 'Слава КПСС' вместо рекламных щитов иногда мелькает.

С тележки, украшенной высокими разноцветными стеклянными колбами, Антон с Верой выпили крюшона, что наливали за четыре копейки и, весело болтая, медленно побрели по Буденовскому проспекту вверх.

- Представляешь, я за эти дни учебник математики два раза перечитала! - рассказывала девчонка со смехом. - К бабушке в реанимацию не пускают, а что еще делать? А когда ее подлечили, она собрала всех родственников, накрыла во дворе стол и зачитала завещание.

- Продвинутая у тебя бабушка...

- Да, она фронтовичка, орденоносец, - девчонка, прищурившись, понизила голос. - Так вот, бабуля мне все свое имущество отписала!

- Так-так, - я навострил уши. - И что там в списке богатств? Золото, брильянты?

- Золота бабуля не накопила. Всего-то - дом и хозяйство, - отмахнулась девчонка.

- Хатенка? - уточнил я.

- Кирпичный дом, флигель, летняя кухня, и огород до горизонта. Еще сад, конечно, - девчонка нахмурилась, потом рассмеялась. - Родня обалдела. Обиделись, бедняги. Мама говорит, они уже губы раскатали, спорили, кто главнее в похоронной процессии.

- Невеста теперь с богатым приданым, - деловито сообщил я Антону. - Надо брать...

- Дед, не лезь в мои дела! - возмутился парень. - Придумал тоже, на хатенке жениться. Вот скажи, тебе нравится Алена?

- Красивая девушка, - честно ответил я. - Ослепительная... Да, нравится.

О том, что недавно спал с ней в одной постели, предпочел умолчать. Расскажу, наверно, но как-нибудь позже.

- Даже после того, что мы узнали о ней?

- Хочешь сказать, она сука?

- Она сука и блядь!

- И ты разочарован?

- Ну, где-то так.

- Антон, пройдет время, и ты поймешь, что тебе с ней было хорошо.

- И что?

- А это главное. Остальное - накипь и пена.

- Хм... А Верка?

- Она другая. Неброская. Но если присмотреться, она... по-своему ослепительна, изнутри.

- А Тамара?

- Томка классная. Гибкая и нежная, с ней легко. И еще она без претензий.

- Понятное дело, - отмахнулся Антон. - А еще кто?

- Нина Ивановна.

- Совсем охренел? - парень охнул. - Она мама Верки!

- Я знаю, но... Она королева, понимаешь? Ты же видел ее на рассвете, в прозрачной ночной рубашке. Безупречная высокая грудь, ровная спина, сильные ноги. А разгневанные глаза? Это же какое-то космическое зеленое пламя! Такой богиней нельзя не восхищаться. А королева достойна того, чтоб наш труп лежал у ее ног, и ныл о пощаде.

- Я не буду ныть!

- Это твое дело.

- Да?! - возмутился он. - Как ты себе это представляешь, если сидишь в моей голове?

- Предлагаю компромисс, - острые углы срезать я умел. - Да что, разве мы с тобой не договоримся? Свои же люди...

- Мне нравится ход твоих мыслей, - более благосклонно кивнул Антон. - Но, как ты недавно заметил, дьявол кроется в деталях.

- Да, ясно и детально: когда ты гуляешь с Верой, я ухожу спать.

- Отлично!

- А когда я общаюсь с другими женщинами, ты уходишь в медитацию.

- Как это?!

- Ну, представь. Шумит водопад, течет речка.

- Так.

- А ты слушаешь тишину!

- Какая тишина у водопада?!

- Я научу. Это несложный прием, называется аутотренинг.

На углу Садовой спустились в подземный переход. Господи, как тут просторно! До дурацких рядов бесконечных киосков здесь еще не додумались, слава богу. И вандалы со своей наскальной живописью сюда еще не добрались - мозаичные панно из ярких кусочков кафеля блистали чистотой.

На трамвайной остановке возле ЦУМа толпились люди. Я вертел головой, пялясь по сторонам, на девчонок в коротких юбках особенно - там во все времена есть что посмотреть. Улица Энгельса у молодежи именовалась 'брод', здесь всегда было полно гуляющих, но не сейчас - вечером.

Напротив углового входа в магазин 'Рыба' толстый милиционер важно кушал бутерброд. Эй, да он с красной икрой! Я толкнул Антона, и мы вошли в холл. У фонтана, украшенного морским котиком, завернули в кафетерий, где купили мне бутерброд с красной икрой, а девчонке - двойной, с рыбным паштетом. Опасаясь запачкаться, она кушала свой 'сэндвич', изящно наклонившись. Светлое коротенькое платье смотрелось замечательно, босоножки на каблучке делали ее еще стройнее. Ну вот почему, как что хорошее - так не моё?!

- Двадцать копеек за два укуса - дорого выходит, - проворчал Антон, облизывая палец.

Одежду на этот выход мы подобрали неброскую - светлые летние брюки, темная футболка, легкие кожаные мокасины.

- А на Веру, значит, не жалко? Там тоже двугривенный вышел, - усмехнулся я.

- Теперь это моя девушка, - солидно заметил тот. - Марку надо держать. Коктейль, сэр?

Мы завернули в 'Красную шапочку', где пирамиды шоколадок и горы конфет излучали одуряющий запах, и взяли по стакану молочного коктейля. Антон с Верой что-то обсуждали, а я выпал из реальности. Этот молочный коктейль так меня опьянил, что я опомнился только у кафе 'Дружба'.

- Солянку не желаете? - галантно обратился к даме Антон.

- Желаю в туалет, - честно призналась она.

Учитывая, что еще раньше, по дороге, я выхлестал два стакана газировки из автомата - сначала с запахом груши, а потом крем-соду, общественный туалет на Газетном пришелся кстати. Внутри было просторно и чисто, только остро пахло хлоркой. Под стеночкой о чем-то шептались два парня явно наркоманского вида. Видимо, дожидались продавца дури. Любой пацан знал где продают, а доблестная милиция почему-то не могла поймать дилеров. Наверно, наркоманы - партизаны.