– Это дорожный журнал.

Ричард перевернул обложку.

– Должно быть, древнед’харианский. – Кэлен разглядела странное письмо.

– Добрые духи! – выдохнул Ричард, прочитав первые два слова на первой странице.

– Что? – спросила Кэлен. – Что это? Что тут написано?

– «Феур Берглендурх». Ты права, Это древнед’харианский.

– Ты знаешь, что это означает?

– «Гора». – Ричард повернулся к Кэлен и уставился на нее в мерцающем пламени свечи. – Это прозвище Йозефа Андера. Это дорожный журнал Йозефа Андера. Тот, другой, который уничтожили, двойник этого журнала, назывался «Близнец Горы».

Далтон улыбался, стоя возле сделанного из черного ореха восьмиугольного стола в реликварии Комитета Культурного Согласия. Здесь на стенах располагались вещи, принадлежавшие бывшим Директорам: одежда, небольшие предметы, карандаши, торговые книги, записи.

Далтон просматривал нечто более интересное – доклады, которые он потребовал от Директоров.

Какие бы чувства Директора ни испытывали, они держали их при себе. Публично же они вынуждены были теперь всячески поддерживать нового Суверена. Им недвусмысленно дали понять, что само их существование зависит лишь от их энтузиазма в поддержке Суверена.

Читая обращения, которые должны были сделать Директора, Далтон с раздражением оглянулся на шум, что доносился с площади сквозь окно. Похоже на разъяренную толпу. Видимо, кто-то произносит очередную речь против Магистра Рала и Матери-Исповедницы.

Следуя за высокочтимыми лицами вроде Директоров, обыватели теперь сами принялись то, что им скормили. Хотя Далтон и ожидал этого, он не переставал изумляться: достаточно повторить что-то множество раз устами множества людей, и это становится всеобщей непререкаемой истиной. Источник в процессе теряется, поскольку великое множество народу в конце концов начинает верить, что это их собственные мысли. Будто бы мысли и впрямь когда-нибудь приходят в их безмозглые головы.

Далтон брезгливо фыркнул. Ослы они все и заслуживают уготованной им участи. Теперь они принадлежат Имперскому Ордену. Во всяком случае, скоро будут.

Выглянув в окно, он увидел двигающуюся по городской площади толпу. Всю ночь лил дождь, но теперь с неба сеялась лишь мелкая морось, и народ возвращался на площадь. Ночной ливень смыл с булыжной мостовой два пятна сажи, оставшихся на том месте, где сгорели два человека.

Толпа, естественно, обвинила в трагедии Магистра Рала, обрушившего на них свой гнев. Далтон сам приказал своим людям обвинить в этом д’харианца, прекрасно понимая, что тяжесть обвинения перевесит отсутствие улик.

Что произошло на самом деле, Далтон не знал. Единственное, что ему было известно, – этот случай далеко не первый. Но что бы это ни было, несчастье случилось на удивление вовремя. Оно отлично дополнило речь Директора Прево.

Далтон размышлял, не связаны ли эти возгорания с тем, что говорила Франка об исчезновении магии. Он не мог понять, как такое может быть, но сомневался, что чародейка рассказала ему все. Последнее время она вела себя на редкость странно.

Далтон обернулся на стук в дверь. Вошел Роули и поклонился.

– В чем дело?

– Министр, – проговорил Роули, – эта… женщина здесь. Та, что прислал император Джеган.

– Где она?

– Там, дальше по коридору. Пьет чай.

Далтон поправил ножны. С этой бабой шутки плохи. Говорят, она гораздо могущественнее других. Даже самой Франки. И Джеган заверил его, что в отличие от Франки она по-прежнему полностью владеет своим даром.

– Отвези ее в поместье. Предоставь лучшие покои. Если она тебе… – Далтон вспомнил о способности Франки к подслушиванию. – Если она тебе на что-то пожалуется, позаботься, чтобы все было так, как она захочет. Она – очень важная гостья, и обращаться с ней следует соответственно.

– Да, министр, – поклонился Роули.

Далтон заметил, как Роули улыбнулся уголком губ. Он тоже знал, зачем эта женщина здесь. И с нетерпением ждал того, что произойдет.

Далтон хотел поскорее покончить с делом. Действовать требуется крайне осторожно. Придется выжидать подходящего момента. Форсировать события нельзя, иначе вся затея пойдет прахом. Но если они все проделают как надо, успех будет грандиозным. Признательность Джегана им обеспечена.

– Я ценю вашу щедрость.

Далтон обернулся на женский голос. Гостья вошла в дверь. Роули шагнул в сторону, уступая ей дорогу.

Перед Далтоном стояла женщина средних лет, с темными, припорошенными сединой волосами. Простое темно-синее платье облегало плотную фигуру. Платье было длинное и закрытое.

Улыбка чуть тронула ее губы, но отчетливо сияла в карих глазах. Такой мерзкой ухмылки Далтон не видывал отродясь. Улыбка беззастенчиво демонстрировала колоссальное высокомерие. Из-за морщинок в уголках рта и глаз самодовольная усмешка, казалось, навечно приклеена к ее лицу.

В нижней губе было продето золотое кольцо.

– И вы будете?.. – спросил Далтон.

– Сестра Пантея. Прибыла сюда, чтобы поставить мой дар на службу Его Превосходительству императору Джегану.

Тихий поток слов был пронизан арктическим холодом.

– Министр культуры Далтон Кэмпбелл, – кивнул Далтон. – Спасибо, что приехали, сестра Пантея. Мы весьма признательны вам за то, что вы любезно согласились оказать нам вашу незаменимую помощь.

Сестру Пантею прислали, чтобы она поставила свой дар на службу Далтону Кэмпбеллу, но он не счел нужным на это указывать. Далтону не было необходимости напоминать гостье, что золотое кольцо в губе у нее, а не у кого-нибудь другого. Этот факт был очевиден для обоих.

Далтон обернулся на донесшиеся в окно крики, подумав, что это родители и родственники погибших прошлой ночью вернулись к месту гибели своих близких. Сюда все утро приходили люди и возлагали цветы и другие подношения на место гибели тех двоих, пока площадь не стала походить на гротескную садовую свалку. И горестные вопли то и дело оглашали серый день.

Сестра Пантея вернула Далтона к делам насущным.

– Мне нужно увидеть тех, кто избран осуществить деяние.

– Вон, Роули, – указал Далтон, – один из них.

Не говоря ни слова, она без всякого предупреждения впечатала ладонь в лоб Роули. Пальцы скользнули в рыжую шевелюру, и сестра Пантея вцепилась Роули в голову, будто собиралась почистить ее, как спелую грушу. Роули широко раскрыл глаза и задрожал всем телом.

Сестра бормотала какие-то непонятные слова, и каждое слово, казалось, врастало в Роули.

На последней фразе сестра быстро ударила Роули по голове. Тихо вскрикнув, юноша осел, будто лишившись костей.

И почти тут же поднялся и потряс головой. Затем улыбнулся и как ни в чем не бывало отряхнул темно-коричневые брюки. Заметных изменений в нем не было, несмотря на добавленную ему убийственную силу.

– Остальные? – спросила колдунья.

– Роули отведет вас к ним, – отмахнулся Далтон.

Она слегка поклонилась.

– Что ж, тогда всего доброго. Я немедленно займусь этим. Император также пожелал, чтобы я передала вам, что он рад оказать содействие. Так или иначе, силой или магией, но участь Матери-Исповедницы решена.

Повернувшись, сестра Пантея быстро удалилась. Роули шел за ней по пятам. Далтон подумал, что не слишком расстроится, если никогда больше ее не увидит.

Не успел он вернуться к бумагам, как снова услышал радостные вопли. И то, что он увидел, глянув в окно, оказалось для него полной неожиданностью. На площадь кого-то волокли. Уже находившиеся на площади люди расступались, давая дорогу и приветствуя вновь прибывших. Некоторые несли поленья, ветки, пучки соломы.

Далтон подошел к окну и, упершись ладонями в подоконник, выглянул наружу. На площадь пожаловал Серин Раяк во главе своих облаченных в белые балахоны приспешников.

Увидев, кого они схватили и приволокли на площадь, и поняв, кто кричит, Далтон громко ахнул.

Сердце бешено заколотилось от ужаса. Глядя вниз, он судорожно соображал, что может предпринять. С ним были гвардейцы, настоящие гвардейцы, а не солдаты андерской армии, но всего две дюжины. Он понял, что это бесполезная затея. Хоть они и вооружены до зубов, у них нет ни малейшего шанса совладать с многотысячной толпой на площади. Далтон не был настолько глуп, чтобы пытаться противостоять разгоряченной толпе. Это лишь верный способ обратить всю ярость на себя. Далтон не осмеливался в этой ситуации противостоять толпе.