— Я ничего о нем не знаю.

— Надеюсь, оно не слишком темное? — спросила девушка.

— Очень хорошо, — сказала Кэтрин. — Она не только красива, богата, здорова и нежна. Она еще и остроумна. Ну, разве плох мой подарок?

— Уж лучше быть темным подарком, чем темной лошадкой, — сказала девушка.

— Еще очко, — сказала Кэтрин. — Поцелуй ее, Дэвид, пусть она будет счастливым подарком.

Дэвид обнял девушку и поцеловал. Она ответила было на поцелуй, но отвернулась, а затем неожиданно расплакалась, опустив голову и обхватив руками стойку бара.

— Что же ты больше не шутишь? — Дэвид повернулся к Кэтрин.

— Все в порядке, — сказала девушка. — Не смотрите на меня. Я сейчас. Кэтрин обняла ее, поцеловала и погладила по голове.

— Все в порядке, — повторила девушка. — Извините, я знаю, сейчас пройдет.

— Прости меня, — сказала Кэтрин.

— Пожалуйста, можно мне уйти? — спросила девушка. — Я должна уйти.

— Ну, — произнес Дэвид, когда девушка ушла и Кэтрин вернулась в бар.

— Можешь ничего не говорить, — сказала Кэтрин. — Я виновата, Дэвид.

— Она вернется.

— Теперь ты веришь, что она не притворяется?

— Слезы были настоящие. Ты это хочешь сказать?

— Не прикидывайся. Ты вовсе не глуп.

— Я поцеловал ее очень осторожно.

— Да. В губы.

— А ты бы чего хотела?

— Ты тут ни при чем. Тебя никто не винит.

— Хорошо, что ты не попросила меня поцеловать ее там, на пляже.

— Я хотела было. — Кэтрин рассмеялась, и все стало как в прежние добрые времена, когда никто не вторгался в их жизнь. — А ты не думал, что я сама поцелую ее?

— Был такой момент, и я нырнул поглубже.

— И правильно сделал.

Они снова рассмеялись.

— Ну, вот мы и пришли в себя, — сказала Кэтрин.

— Слава Богу, — сказал Дэвид. — Я люблю тебя, дьяволенок, и правда, когда я целовал ее, я не думал, что так получится.

— Можешь не объяснять, — сказала Кэтрин. — Я видела. Жалкое было зрелище.

— Лучше бы ей уехать.

— Не будь жестоким, — сказала Кэтрин. — Ведь это я ее подговорила.

— Я сопротивлялся.

— Я подбивала ее быть ближе к тебе. Пойду приведу ее.

— Нет. Подожди немного. Она слишком уверена в себе.

— Как можно, Дэвид? Ты только что обидел ее.

— Неправда.

— Ну, значит, что-то другое. Я приведу ее.

Но идти никуда не пришлось. Девушка сама вернулась в бар и, залившись румянцем, сказала:

— Извините.

Она умылась, поправила прическу и, подойдя к Дэвиду, очень быстро поцеловала его в губы.

— Мне уже хорошо. А кто выпил мой мартини?

— Я его вылила, — сказала Кэтрин. — Дэвид приготовит тебе еще.

— Надеюсь, вы не передумали, — сказала она. — Я буду ваша и Кэтрин.

— Женщины меня не интересуют, — сказала Кэтрин.

Было очень тихо, и ей самой и Дэвиду показалось, что голос ее прозвучал как-то странно.

— Совсем?

— Совсем.

— Я буду твоей подружкой, если захочешь, твоей и Дэвида.

— Не слишком ли у тебя грандиозные планы? — спросила Кэтрин.

— Но ведь я для того и приехала, — сказала девушка. — Я думала, вам так хочется.

— У меня никогда не было подружки, — сказала Кэтрин.

— Какая я глупая, — сказала девушка. — Я и не знала. Нет, правда? Ты меня не разыгрываешь?

— Нет, не разыгрываю.

— Как я могла быть такой дурочкой, — сказала девушка.

«Она хочет сказать „так ошибаться“», — подумал Дэвид, и Кэтрин подумала то же самое. Ночью Кэтрин сказала:

— Напрасно я втянула тебя в эту историю. Напрасно.

— Лучше бы нам ее не знать.

— Могло бы случиться что-то и похуже. Может, так лучше — пройти через все и забыть.

— Ты можешь отправить ее отсюда.

— Так легко мы теперь не выпутаемся. Неужели она тебя не волнует?

— Даже очень.

— Я так и знала. Но я люблю тебя, а остальное не важно. Ты ведь сам это знаешь.

— Ничего я не знаю, дьяволенок.

— Ладно, не будем такими мрачными. Когда ты мрачен, мне кажется, что все кончено.

Ветер дул третий день кряду, только теперь порывы его стали слабее. Дэвид сел за стол, перечитал рассказ с самого начала до той строчки, где прервал работу, и, читая, выправил написанное. Он продолжал писать и перенесся в рассказ, забыв о настоящем, так что, когда раздались женские голоса, он не стал прислушиваться. Женщины прошли под окном, и он махнул им рукой. Они помахали в ответ, и темноволосая девушка улыбнулась, а Кэтрин послала ему воздушный поцелуй. Утром девушка выглядела очень хорошенькой, лицо ее сияло и было покрыто ярким румянцем. Кэтрин была красива, как всегда. Он услышал мотор автомобиля и про себя отметил, что они уехали на «бугатти». Дэвид снова погрузился в работу. Рассказ получался хороший, и он закончил его перед самым полуднем.

Завтракать было поздно, и, хотя в записке, приложенной к ключу от машины, Кэтрин писала, что они уехали в Ниццу и на обратном пути подождут его в кафе, он слишком устал, чтобы ехать в город на старенькой «изотте» с плохими тормозами и неисправным мотором.

«Я знаю, чего мне хочется, — подумал он. — Холодного пива в высокой литровой кружке из толстого стекла и pomme a l'huile,20 посыпанного молотым перцем». Но пиво на побережье было плохим, и он с удовольствием вспоминал Париж, да и другие города, и радовался тому, что удалось поработать и закончить хороший рассказ. Это была первая вещь, которую он написал с тех пор, как женился. «Главное — суметь закончить, — думал он. — Неоконченная вещь ничего не стоит. Завтра я продолжу повесть о путешествии и обязательно закончу и ее. Только как? Как ты собираешься закончить ее теперь?»

Как только он отвлекся от работы, в голову полезло все, о чем он старался не думать. Он вспомнил вчерашнюю ночь, дорогу, по которой два дня назад ехал с Кэтрин и по которой сегодня она отправилась вместе с этой девушкой, и ему стало не по себе. «Должно быть, они возвращаются. Уже полдень. А может быть, они в кафе. „Будь проще“, — сказала Кэтрин. Но она имела в виду что-то еще. Наверное, она знает, что делает. Наверное, она знает, чем все кончится. Наверное, она действительно знает. А ты нет.

Ну вот, работал спокойно, а теперь дергаешься. Лучше напиши еще один рассказ. Напиши самый трудный из тех, что задумал. Иди и садись писать. Нужно держаться, если желаешь ей добра. Много ли хорошего ты ей дал? Много? Нет, не много. Много — значит достаточно. Завтра же принимайся за новый рассказ. Нет, к черту завтра! Что значит завтра? Иди пиши сейчас».

Он сунул записку и ключ от машины в карман, вернулся в рабочую комнату, сел за стол и написал первый абзац нового рассказа, который откладывал с тех самых пор, как научился писать. Он написал этот абзац простыми предложениями, и теперь все проблемы, о которых он хотел рассказать, предстояло пережить самому и оживить их на бумаге. Начало написано, и остается только продолжить работу. «Вот и все, — сказал он. — Видишь, как на самом деле просто то, что у тебя не получалось?» Потом он вышел на террасу, сел за столик и заказал виски с содовой.

Племянник хозяина принес из бара бутылки, лед, стакан и сказал:

— Месье еще не завтракал.

— Я слишком долго работал.

— C'est dommage,21 — сказал паренек. — Принести что-нибудь? Сандвич?

— В нашей кладовой есть банка Maquereau Vin Blanc.22 Откройте и принесите мне.

— Но она теплая.

— Не важно. Принесите.

Он съел Maquereau Vin Blanc и выпил виски с содовой. Конечно же, охлажденная рыба была бы куда вкуснее. За едой он прочел утреннюю газету.

«В Ле-Гро-дю-Руа мы ели свежую рыбу, — подумал он, — но это было так давно». Он стал вспоминать Ле-Гро-дю-Руа, когда услышал гул мотора поднимавшейся в гору машины.