— Если сумеете, чем светлее, тем лучше, — сказала Кэтрин.

— Ну зачем вы так, — сказал месье Жан. — Вы должны объяснить мне.

— Цвета моего жемчуга, — сказала Кэтрин… — Вы же видели его не раз.

Дэвид подошел ближе, посмотреть, как месье Жан размешивает деревянной ложкой шампунь в большом стакане.

— Мой шампунь делается на кастильском мыле, — сказал парикмахер. — Он дает теплый оттенок. Пожалуйста, подойдите к раковине. Наклонитесь вперед, — сказал он Кэтрин, — и закройте лоб этой салфеткой.

— Но это же вовсе не стрижка под мальчика, — сказала Кэтрин. — Я хотела стричься, как мы договаривались. Все испорчено.

— Именно то, что нужно. Можете мне поверить.

Он стал наносить ей на волосы пенящийся густой шампунь с едким запахом. Через некоторое время он смыл его водой раз, потом еще раз, и Дэвиду показалось, что волосы стали бесцветными, и вода струйками стекала по голове, оставляя белесые бороздки. Парикмахер накинул на Кэтрин полотенце и осторожно вытер волосы. Он не сомневался в успехе.

— Не отчаивайтесь, мадам, — сказал он. — Неужели я позволил бы себе испортить вашу красоту?

— Нет, это ужасно, и никакой красоты я не вижу.

Он вытер ей голову, не снимая полотенца, принес ручной фен и, обдувая им волосы, стал зачесывать их вперед.

— Теперь смотрите, — сказал он.

Струя воздуха перебирала волосы, и постепенно из тусклых желтовато-коричневых они стали серебристо-светлыми, как у белокурых северянок. Цвет менялся просто на глазах.

— Ну, стоило ли расстраиваться? — спросил месье Жан, забыв добавить «мадам», и, опомнившись, добавил: — Мадам хотела стать блондинкой?

— Они красивее моего жемчуга, — сказала она. — Вы гений. Я была несносной.

Потом он налил в руку какую-то жидкость из кувшина.

— Я слегка смочу волосы. — Он весело улыбнулся Кэтрин и провел ладонями по волосам. Кэтрин встала и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Лицо ее казалось еще смуглее, а волосы стали цвета коры молодой березы.

— Мне очень нравится, — сказала она. — Очень.

Она смотрела в зеркало так, словно перед ней была совершенно незнакомая девушка.

— Теперь займемся месье, — сказал парикмахер. — Месье нравится такая стрижка? Консервативно, но неплохо.

— Стрижка? — переспросил Дэвид. — По-моему, я уже месяц не стригся.

— Пожалуйста, постригите его так же, как меня, — сказала Кэтрин.

— Но короче, — сказал Дэвид.

— Нет. Пожалуйста, точно как меня.

Когда мастер закончил, Дэвид встал и провел рукой по волосам. Голове было легко и приятно.

— Пусть он сделает тебя посветлее.

— Нет. На сегодня хватит чудес.

— Ну хоть немножко.

— Нет.

Дэвид посмотрел на Кэтрин, потом в зеркало. Он был таким же загорелым, как она, и прически у них стали одинаковые.

— Тебе очень хочется, чтобы и меня выкрасили?

— Да, Дэвид. Правда. Давай попробуем. Ну пожалуйста.

Он еще раз посмотрел в зеркало, подошел к креслу и сел. Парикмахер взглянул на Кэтрин.

— Приступайте, — сказала она.

Когда голубой автомобиль резко остановился на посыпанной гравием дороге и Кэтрин с Дэвидом, выйдя из машины, пошли по выложенной каменными плитами дорожке, хозяин гостиницы, сидя на террасе, просматривал «Эклэрёр де Нис», и на столике перед ним стояли бутылка вина, стакан и пустая кофейная чашечка. Он не ждал Кэтрин и Дэвида так скоро и успел подремать, но, заметив их, все же встал и сказал первое, что пришло ему в голову:

— Madame et Monsieur ont fait decolorer les cheveux. C'est bien.15

— Merci, Monsieur. On le fait toujours dans le mois d'aout.16

— C'est bien. C'est tres bien.17

— Очень мило, — сказала Кэтрин Дэвиду. — Мы — выгодные клиенты. А что выгодный клиент ни делает, все tres bien. Ты тоже tres bien. Нет, ей-богу.

С моря в дом проникал свежий бриз, и в комнате было прохладно.

— Мне нравится твоя голубая блузка, — сказал Дэвид. — Постой так немного.

— Она точно под цвет машины, — сказала Кэтрин. — А без юбки, наверное, смотрится еще лучше?

— Без юбки всегда лучше, — сказал он. — Я выйду к старому козлу, пусть еще порадуется своим клиентам.

Он вернулся, держа в одной руке ведерко со льдом и бутылку шампанского, заказанного для них хозяином. В другой руке у него был небольшой поднос с двумя бокалами.

— Надеюсь, они поймут наш прозрачный намек, сказал он.

— Пожалуй, это лишнее, — сказала Кэтрин.

— Почему бы не выпить? Не пройдет и пятнадцати минут, как оно охладится.

— Не дразни меня. Пожалуйста, ложись, я хочу посмотреть на тебя поближе.

Она принялась стягивать с него рубашку через голову, и он выпрямился, чтобы ей было удобнее.

Когда она заснула, Дэвид встал и взглянул на себя в зеркало в ванной комнате. Он взял щетку и провел ею по волосам. Волосы не слушались и ложились только так, как их постригли. Они растреплются со временем, но цвет и стрижка все равно будут такие, как у Кэтрин. Он подошел к двери и посмотрел на спящую женщину. Потом он вошел в комнату и взял ее большое ручное зеркало.

«Вот, значит, как, — сказал он сам себе. — Ты выкрасил волосы и постригся так же, как твоя женщина, и что же ты чувствуешь? — спросил он зеркало. — Что же ты чувствуешь? Отвечай. — И сам себе ответил: — Тебе это нравится».

Из зеркала на него смотрело чужое лицо, но постепенно проявлялись знакомые черты.

«Ну что ж, тебе это нравится, — сказал он. — Тогда подчинись до конца, что бы она ни выдумывала, и не скули, что тебя соблазнили или надули».

Он еще раз посмотрел на ставшее совсем привычным лицо, его лицо, и сказал: «Тебе нравится. Заруби себе на носу. Теперь ты точно знаешь, на кого ты похож и кто ты на самом деле».

Вечером они ужинали на террасе перед домом и были очень возбуждены, но молчаливы, и им нравилось смотреть друг на друга в затененном свете лампы. После ужина, когда подали кофе, Кэтрин сказала прислуживавшему пареньку:

— Пожалуйста, возьми у нас в комнате ведерко для шампанского и поставь в лед новую бутылку.

— Мы хотим еще шампанского? — спросил Дэвид.

— Пожалуй. А ты нет?

— Отчего же.

— Ты можешь и не пить.

— Будешь бренди?

— Нет. Я выпью вина. Тебе завтра нужно работать?

— Посмотрим.

— Можешь поработать, если хочешь.

— Сегодня вечером тоже?

— Вечером будет видно. Сегодня трудный день.

Ночь выдалась очень темной, ветер, усилился, и было слышно, как он шумит в соснах.

— Дэвид?

— Да.

— Ну как ты?

— Все хорошо.

— Можно, я потрогаю твои волосы? Кто тебя стриг? Неужели Жан? Они такие роскошные, густые, как мои. Можно, я поцелую тебя? Какие у тебя нежные губы. Закрой глаза.

Он не закрыл глаз, но в комнате было совершенно темно, и высоко в соснах гулял ветер.

— Знаешь, как нелегко быть женщиной, настоящей женщиной, когда все, все чувствуешь?

— Знаю.

— Этого никто не знает. Я говорю тебе это теперь, когда ты такой же, как я. И не в ненасытности дело. Мне так мало нужно. Просто кому-то это дано, а кому-то нет. По-моему, люди не говорят друг другу правду. Но как хорошо просто гладить и обнимать тебя. Я так счастлива! Будь моим и люби меня так же, как я. Люби меня крепче. Как можно крепче. Как только можешь. Сейчас. Да! Ну пожалуйста!

Они спускались по крутому склону в направлении Канн, а когда выехали на равнину и направились вдоль пустынных пляжей, поднялся сильный ветер, высокая трава пригнулась, выстелившись по земле. Они пересекли мост через реку и на последнем прямом участке дороги перед городом прибавили скорость. Дэвид нащупал холодную, завернутую в полотенце бутылку, сделал большой глоток и почувствовал, как машина, оставив позади трудный участок, легко взлетела по темному полотну дороги на небольшой подъем. Он не работал в то утро, и после того как Кэтрин, промчавшись по городу, снова выехала на шоссе, он откупорил бутылку, отпил еще глоток и предложил выпить ей.