Наконец, гном вытолкал статую во двор, и я с облегчение вздохнула. Ну, теперь будет попроще.

Господи, Гелла, что за чушь ты несешь, какое «попроще»?! А тащить он ее как будет до НИИ своего? На хребте что ли? Блин! Наверно придется ему лошадь из конюшни отдавать.

Знать бы только еще, где этого коня взять. Я ж понятия не имею, откуда их Ллевеллин раздобыл, когда мне захотелось, на свою голосу, из Замка выехать. Сидела бы спокойненько, не отсвечивала, а теперь… Дурдом, в общем, полнейший.

К моему удивлению, никакая кобыла магу не понадобилась. Тео щелкнул пальцами и в тот же миг статуя уменьшилась до пары сантиметров и, взвившись в воздух, юркнула куда-то гному за пазуху.

Не поняла! А за каким лешим мы ее тогда по лестницам толкали?! Ну, ладно, пускай не мы, а он, но зачем?

— Тео?

Договорить, мне не дали. Магистр смущенно улыбнулся:

— Понимаешь, в коридорах Замка предмет бы просто не уменьшился, экранируется все.

Да? А искорки вокруг изваяния так хорошо летали…

А врать надо научиться поправдоподобнее.

— Ну, — улыбнулся гном. — Спасибо тебе, Гелла, за все. Помогла мне, просто слов нет! А мне, пожалуй пора. Пошел я. Будешь в наших краях — заходи.

И, насвистывая какую-то легкую мелодию, гном направился к воротам. А я так и стояла, провожая его взглядом.

Вот объясните мне, что здесь происходит? Пришел, в Замке поторчал, книгу какую-то в библиотеке почитал, статую спер — и свалил. Нет, я просто отказываюсь что-то понимать. Поведение этого гнома просто не укладывается ни в какие рамки. Он что, заходил только за статуей? Так сказал бы сразу, я бы с ума не сходила. Просто. Я действительно не понимаю! Его приход-уход настолько неожиданен, что все кажется похожим на бред!

Лишь когда невысокая фигурка растаяла в тумане, окутывающем Замок, я отвернулась.

А меня вот посещают странные мысли. Гном говорил, что если сказать что-то с достаточной экспрессивностью, это что-то может появится. Попробовать, что ли вызвать Рыцаря? Вдруг да появится?

Бред, конечно, полнейший. Он, небось, еще с месяц отсутствовать будет.

Хотя, что я теряю? Ну, повторю с десяток раз его имя. Не появится — найду еще чем заняться. Тем более, тут как раз возле ворот скамеечка удобная нарисовалась.

Я села на лавку, запрокинула голову и, изучая задумчивым взглядом бескрайнее небо, монотонно начала:

— Ллевеллин. Ллевеллин. Ллевеллин. Лле…

— Миледи?

Ой! Только не говорите мне, что это галлюцинация, а? Нет, я конечно понимаю: усталость, гномы. Но пусть это будет правдой, пожа-а-алуйста!

Вздохнув, я медленно повернула голову и. столкнулась с уставшим взглядом зеленых глаз.

Ой, правда, не галюники.

Так, Геллочка, спокойно, спокойно. Срываться с места, прыгать на шею, дергать ногами и верещать «Ллевеллинчик, солнышко, лапочка, заинька, вернулся!!!» мы не будем.

Хотя очень хочется.

Так. Успокаиваемся, берем себя в руки и грозно так:

— Вернулся? И где ты был?!

Читай: «Я так по тебе соскучилась. Хоть и прошло всего несколько часов».

Увы, но Ллевеллин, судя по всему, у нас неграмотный: Рыцарь потупил глаза:

— Я выполнял ваш приказ, миледи, — и вот почему-то мне кажется, что он бы с огромной радостью повыполнял этот самый приказ еще пару-тройку часов. Совесть только не позволила.

А еще я под угрозой расстрела не припомню, чтоб я ему приказывала бросить меня в гордом одиночестве и переться куда-то к черту на кулички.

А еще я не приказывала ему рвать на себе рубашку, пачкаться в пыли и набивать синяки. Ой, мама, бедненький…

Рыцарь похоже, решил, раз его не спрашивают больше ни о чем, так молчать надо как партизану. По крайней мере, он стоял, опустив голову и буравя взглядом камни. Черные пряди волос почти полностью скрывали лицо, даже мельком увиденный мною синяк на виске был почти не различим. Кто ж его так приложил? Да и когда успел? Рыцаря ж всего несколько часов не было.

А Ллевеллин все молчал. О, стоп, он же про приказ говорил, лучше про него и спросить, а то сейчас начну его жалеть, а он, как вчера, будет смотреть на меня, как Ленин на буржуазию!

— Ну и как? Выполнил?

О! Статуя отмерла! Парень вскинул голову и уставился на меня так, словно я спросила, мыл ли он руки перед едой. Типа, ты во мне сомневаешься?! Да как ты можешь?! И вообще! Короче, понимай, как знаешь.

— Разумеется, миледи, — холодно процедил он. Меня аж передернуло от презрения на миг проскользнувшего в его голосе. И чего это он на меня так взъелся? Я же просто спросила! — Угодно посмотреть?

Конечно, угодно! Я хоть гляну, обо что это Ллевеллин умудрился себе фингал поставить.

Резво вскочив на ноги, я покосилась на Рыцаря:

— Идем?

Парень прижал руку к сердцу и склонился в глубоком поклоне:

— Как будет угодно миледи.

Ну, вот что он мне тут за Средневековье разводит, а? Сколько ж можно?

Как я понимаю, нам за ворота Замка. Ллевеллин ведь куда-то уезжал, спешил. Коня вон даже взял.

О, кстати, к слову о птичках. А где этот самый конь?

Как оказалось, лошадь стояла за воротами, лениво щипля пучки пробивающейся сквозь серую спекшуюся землю травы. Краем глаза я разглядела притороченный к седлу огромный волочащийся по земле мешок грязно-бежевого цвета.

— И?..

Ллевеллин, подойдя к коню, дернул за поводья, и лошадь лениво развернулась ко мне боком.

Я зажала рот, чтобы не закричать: то, что я приняла за мешок, оказалось гигантской человеческой головой, привязанной к седлу за волосы. Огромные, с мою ладонь, глаза без век. Распахнутый в предсмертном крике рот от уха до уха. Острые мелкие зубы. Свиной пятачок вместо носа.

— Что это?!— только и смогла выдохнуть я.

— Таоте, — спокойно поведал рыцарь. — Как вы и приказали, я привез его голову.

«Гринписа на него нет», — последнее, что я успела подумать, прежде чем рухнуть в обморок.

Темнота перед глазами медленно расступается. Сверху льется мутноватый свет. Вот сейчас открою глаза. Открою, я сказала. Открою!

На лоб ложится прохладная ладонь. Ой… А пусть вот так и будет, а я полежу с закрытыми глазами, и даже не буду пытаться их открыть.

Такая приятная ладошка исчезает. Ой, нет, не надо, не надо, не надо, куда, я вас спрашиваю?! Тянусь за ладонью вперед и вверх. Сажусь. Открываю глаза.

Ллевеллин.

Сидит на краешке кровати, рядом с такой бедной несчастной мною. И глаза у Рыцаря такие испуганные. Можно подумать, я сейчас кинусь на него и загрызу к чертовой бабушке. Пусть не надеется. Не будет этого. Я добрая и ласковая.

Как я понимаю, я упала в обморок (интересно, какой раз за то время, что я в Замке?), Ллевеллин умудрился куда-то меня дотащить, уложить и попытался привести в чувства. Успешно.

Так, ладно, Геллочка, хватит глазками хлопать, пора хоть что-то сказать! А то Ллевеллин уже сообразил, что сидеть с вытянутой рукой как-то неудобно и поспешно спрятал ладошку за спину. Нет, точно боится, что загрызу.

— Вам лучше, миледи? — Рыцарь, все-таки, пришел в себя раньше, чем я. Или по крайней мере, прикинулся, что пришел в себя. А на самом деле его-то нету?! Ой, какие ужасы в голову лезут.

— Да, спасибо, — вздохнула я. А что еще тут можно ответить? Нет, мне очень плохо, но я успешно прикидываюсь?

— Я взял на себя смелость предположить, что голова таоте вам больше не понадобится, и убрал ее.

Слава богу. А то еще пяти минут лицезрения этого, мягко говоря, странного предмета я бы просто не пережила.

А в голосе юноши вдруг проклюнулся страх:

— Я не прав, миледи?

— Нет-нет, все в порядке, — вздохнула я, потерев лоб. — Только… С чего ты вообще взял, что мне нужен эта тойота?!