И сейчас русское купечество стонало и требовало, чтобы их конкурентов-иудеев прижали, запретили им вести торговые операции на территории Российской империи. А я думаю… Не сидите на пятой точке! Работайте, конкурируйте!

Конечно, мне было важно, чтобы в среде торгово-промышленного сообщества было больше православных представительств. Но ещё важнее было форсировать развитие Российской империи.

Так что я всерьёз задумался над тем, как и рыбку съесть, и при этом хорошо выглядеть. А именно: добиться, чтобы не было засилья еврейского капитала, но там, где России это будет исключительно выгодно, позволить евреям заниматься промышленностью и в меньшей степени торговлей. Евреи в промышленность! Но не в торговлю! Вот такие лозунги. Вон, захотел один иудей заработать? Пошил шубы. Полезное для страны сделал. Так что? Мне нужно в дальнейшем ему запретить успешно работать?

И сейчас не только я был в необычайно дорогущей шубе из морского бобра, но также и почти весь офицерский состав того корпуса, которым командую я и который уже находился в трёх-четырёх дневных переходах от Стокгольма.

Точнее сказать, мы нацелились на Вестерос. И нет, это не тот литературный город, который был выдуман одним писателем из будущего, по мотивам произведения которого был снят один из успешнейших фэнтезийных сериалов «Игра престолов». Вестерос — это город в Швеции, который находился немногим севернее Стокгольма.

Другая же часть моего корпуса под командованием генерал-лейтенанта Ивана Тарасовича Подобайлова уже свернула направо и отправилась к шведской крепости Або. У них задача либо с ходу зайти в крепость, ну или блокировать ее и выключить из логистической цепи, что снабжала шедские войска в Финляндии.

— А вот это он зря, — сказал я, перелистывая доклад и выпуская изо рта пар.

Вроде бы в шатре и топились «печки-буржуйки», названные в этом времени «нартовками». Как будто не было ничего полезного создано Нартовым, что несложные в производстве железные цепи названы его именем. Но температура всё равно никак не поднималась выше нуля.

— Пошёл, значит, стервец немецкий, лёгким путём. Нечего мне спаивать Россию. Она и без моего участия с этим легко справится, — бурчал я, когда анализировал данные по продажам алкогольной продукции внутри Российской империи.

Алкоголь, особенно если к этому делу подойти с пониманием технологий будущего, приносит сверхприбыли. В моём поместье уже три винокуренных завода. Но больший упор сделан не на производство водки, которая у нас 38-градусная, ну или около того. Опять же вопрос возможности измерений. Больше всего производится виски, абсент, ликёры, к примеру, аналогичный бейлису, или бекеровки.

И всю эту продукцию я собирался продавать за рубеж, зарабатывая, скорее, на алкоголизме наших союзников и врагов, но приучать русских людей к подобным напиткам желания не было никакого. Мне здоровый народ нужен.

А вот управляющий мой погнался за звонкой монетой и всё-таки стал реализовывать часть продукции на внутреннем рынке. Так легче же! Прикрылся моим именем — все двери открыты, конкуренты не смеют слово сказать. Сказочные условия для ведения дел.

Хорошо, что хотя бы не обманул, не скрыл это, не подтасовал статистику и анализ, а честно признался.

Ещё в бумагах было прописано о том, что, наконец-то, крестьяне оценили картофель, и уже особых проблем с этим овощем, по крайней мере, в моём поместье, быть не должно.

А ведь по осени прокатилась волна возмущений, чуть не переросшая в картофельные бунты. Возможно только наличие в моём поместье Петровского училища, такого, как в иной реальности называли Суворовскими, остановило крестьян от необдуманных поступков. Офицерский и преподавательский состав, как и унтер-офицерский, бездействовать не стали бы.

Что мне в отчёте не особо понравилось, так это то, что пока не видно исключительной эффективности использования механических сеялок и жаток. Управляющий прямо вопит, что не готов заменять людей на эти механизмы, так как это неэффективно.

Разбираться, конечно, надо. На испытаниях, которые проходили на заводе, один механизм способен был заменить не менее десяти людей. Если это действительно так, то для России будет огромным подспорьем использовать подобные машины.

Я готов даже использовать миллион рублей или больше, чтобы механизмы оказались очень дешёвыми и привлекательными даже для скупого помещика-ретрограда. И тогда потребность в большом количестве крестьян у помещиков просто отпадает. Ведь в тех процессах, в которых ранее было задействовано сто крестьян, справятся и десяток.

Не это ли один из путей, чтобы постепенно упразднять крепостное право? Не это ли способ привлечения крестьян на заводы и создания прослойки профессиональных рабочих? Если это так, то для социальных нужд и для развития промышленности не жалко потратить и два миллиона, но при этом резко удешевить любые производимые на механизмах товары.

Вот об этом сейчас подумал, и прямо какая-то эйфория появилась, сердце запылало. Только бы не спугнуть, только бы не спугнуть! Вот бы получилось. И тогда Россия покажет свой, особенный, путь становления индустриальной страной без социальных катаклизмов, потрясений, революций. Выгодно, вырастут производственные силы, и не будет тех, кто сильно воспротивится новым веяниям.

Морозный воздух ворвался в шатер. Бумаги, лежащие на столе разлетелись. Я посмотрел на вход в мое убежище посредине ледяного океана.

— Ваше высокопревосходительство, неприятель показался впереди! — недоумённо и растерянно доложил мне Кашин, врываясь в шатер…

— Может, тебе показалось? — удивился и я, даже не начиная отчитывать своего адъютанта за бестактность.

Не может знать о нас противник. Мы шли по Ботническому заливу, огибая острова, на которых не должно было быть шведских войск, проходили мимо, стараясь ни в чём не отсвечивать. И тут — прямо-таки неприятель. Значит, вышли шведы к нам навстречу. Знали маршрут, знали время. Удивительная осведомленность.

Я вышел из шатра, взял бинокль, протёр линзы, посмотрел. Действительно, вдали показались силуэты, почти неразличимые из-за падающего хлопьями снега. Групповая галлюцинация? Ведь такое возможно?

Нет. Однако нужно будет тщательнейшим образом проанализировать, кто же мог стать особенно угодливым шведам, кто слил информацию, что они смогли организоваться и выйти навстречу со своим войском.

— Вот же… Поистине Ледовое побоище предстоит, — сказал я и тут же потребовал офицера, который отвечает за измерение льда.

Нам необходимо чётко знать и быть уверенным в том, можно ли использовать артиллерию. Не получится ли так, что, как только мы откроем огонь, лёд треснет, и пострадаем и мы, и шведы. Вряд ли, конечно. Всё-таки примерно минус двадцать градусов мороза, по привычной мне шкале измерения, держатся уже вторую неделю.

Толщина льда должна быть таковой, что ледяной покров наши ядра точно выдержит. Но пусть каждая служба отрабатывает до конца!

Предательство… Вот как есть — предательство. Однако, судя по тому, что я вижу, шведы не знали ни о количестве наших войск, ни в целом о нашей операции.

— Господин командующий, прибыла разведка, — сообщил мне мой заместитель Саватеев.

Как только я вышел из шатра, он оказался рядом. Впрочем, как и моя охрана: и телохранители, и личная сотня лучших… Нет… Самых лучших стрелков России, а, значит, и всего мира. Вот так и никак иначе!

— Прибыла разведка? Чтобы сообщить то, что мы уже сами увидели? — я был зол.

На ум пришлось утверждение, что лучший прогноз погоды гидромедцентр дает на вчера.

— Впереди острова, и шведская армия пряталась за возвышенностями, — оправдывался Саватеев.

— Займитесь разгромом шведского войска. Даю вам на это три часа! — приказал я, словно бы отмахнулся от своего заместителя.

Как же это нелепо, что канцлер Российской империи тут, воюет. Я нахожусь в расположении такого вот ледяного десанта только лишь по той причине, что не боюсь брать на себя ответственность за свои же предложения. Помню слова Христофора Антоновича Миниха, сказанные мне, когда я предоставил на его рассмотрение план зимней шведской кампании.