Русские не стремились что-либо захватить. Забрали собранный рис в хранилищах, лодки — и уплыли обратно. При этом японские воины ничего не смогли сделать. Их луки стреляли куда как на меньшее расстояние, чем русские отвечали огнём из винтовок.

— Я подпишу соглашение с твоим правителем. И больше тебя не задерживаю, — сказал сёгун.

Тут же стоящие по обе стороны самураи положили руки на свои мечи.

Но Александра Ивановича упрашивать покинуть дворец японского правителя не нужно было. Он и без того хотел это сделать сразу же, как только вошёл в покои сёгуна.

Уже будучи на борту русского корабля, Шувалова накрыла эйфория.

— Неужели всё это заканчивается? — вытирая пот со лба, произнёс Александр Иванович Шувалов.

— В Благовещенск? — спросил капитан фрегата Харитон Лаптев.

— Да! — ответил русский посол на Дальнем Востоке.

Лаптев улыбнулся. Ведь для него также заканчивалась вся эта эпопея с Дальним Востоком. Его, как и других первооткрывателей Русской Америки и Русского Севера, вызывали даже не в Петербург, а в Севастополь.

Подросла новая поросль мичманов и лейтенантов, которым продолжать дело первых. В русском флоте становилось за правило, что если ты некоторое время не отслужил на Тихом океане, то и вовсе не моряк. И тем, кто был первым, почти всем им дают возможность проявить себя в русском военном флоте.

Причём не на Балтике. В преддверии войны с Османской империей Черноморский флот, разросшийся уже до серьёзного явления на юго-западных окраинах Российской империи, ждал опытных и мотивированных морских офицеров.

Где-то на полпути к Петербургу, должный находиться сейчас в русской Сибири, был ещё и старший лейтенант Спиридов. Он отправился в европейскую часть России сильно раньше, как только это стало возможно по погодным условиям.

Если у Лаптева была однозначная радость, что он возвращается и ещё сможет послужить своему отечеству на ниве прославления русского военного флота, то Спиридов сильно переживал. Ведь он вёз с собой в Россию не только свою жену-алеутку, ставшую православной Анной Фёдоровной. С ним ехали ещё двое его детей.

И страх перед тем, как встретит общество русского офицера, да и то, что он взял себе в жёны дикарку, никак не хотел покидать Григория Андреевича. Правда, была одна особенность у Анны Фёдоровны: за пять лет она смогла выучить французский и немецкий языки. Она наизусть запомнила все правила и нормы поведения, которые были присущи петербургскому обществу.

Ну а то, что Спиридов везёт в столицу Российской империи настоящую красавицу, пусть и со слегка раскосыми глазами, наверняка сделает из него одного из наипервейших объектов для сплетен и даже для зависти. Ведь он еще и очень богат. И личный обоз такой, что можно хорошее поместье в России купить, дом в Петербурге. И на безбедную жизнь хватит.

Но как ещё родители отреагируют на такой пассаж сына: везти с собой свою православную жену, воспринимаемую родственниками как походную девку.

Однако Спиридов пока не догадывался, что сразу по возвращении в Петербург его ожидает торжественная встреча, наделение титулом графа с приставкой «Американский» в фамилии. Там же его ждёт значительная премия, составленная на основе дивидендов от акций Русской американской компании. Конечно же повышение в чине до вице-адмирала.

Такие премии, ожидают всех первопроходцев Камчатской и Американской экспедиций.

От авторов:

Мгновение — и я в прошлом. Без Родины, среди чужих интриг, на службе у самого Велизария.

Что ж… если у меня отняли прошлое, я построю новое.

Слявяносербск. Луганск.

15–18 июня 1742 год

Юля дремала. Дети ехали с няньками в другой карете, где также должны были сейчас отдыхать. По сравнению с нашей каретой детская была скорее даже лимузином. В ней расположены почти полноценные кровати. А ещё и более мягкая подвеска, с частичной компенсацией пружин, установленных на осях. Так что получался почти дом на колёсах, в котором не так сильно укачивало даже на дорогах с ухабами.

Впрочем, как раз здесь, по направлению из Перекопа к Луганску, по большей части дорога была выровнена, утрамбована, а кое-где даже и выложена брусчаткой. По новым правилам организации почтовой службы от каждой ямской станции не менее, чем на две версты по всем направлениям должны были быть оборудованы долговременные дороги. На подъездах к городам долговременные дороги уже должны быть от пяти верст. Так что всегда можно понять, что скоро или станция, или город.

В целом дорожная сеть в Крыму и Новороссии была, как мне кажется, не хуже, чем вокруг Петербурга. И лучше, чем, к примеру возле Тулы, или Твери со Смоленском. У нас было много бестолковой рабочей силы, которую нужно было куда-то применять. Так что дороги строили пленные турки, татары и представители других народов.

Я же знал, что логистика, даже когда обустроены не особо важные дороги в двадцать-тридцать вёрст и это съело немало денег, — это очень важно для развития любого региона. Ведь товары и услуги необходимо передвигать. И скоро окупятся и большие владения.

А ещё важно иметь возможность быстро перебросить одни войска на помощь другим, если возникают какие-то кризисы. И тогда не надо держать в регионе избыточные воинские подразделения. Нет необходимости в установке ямских станций через каждые десять вёрст. Экономия.

По хорошей дороге можно проехать и двадцать, и больше вёрст, что в значительной степени также экономит деньги, ведь содержание почты пока что полностью лежит на плечах государства. И там… Особенно после начала реформы и пересмотра стандартов, — все очень дорого. Но когда дороги стоили дешево?

Или когда на строительстве дорог не воровали? Вот! Нужно послать ревизионную контору при Тайной канцелярии. Пусть проверять несколько регионов на предмет воровства бюджетных средств, выделенных на строительство дорог.

Сейчас же, наслаждаясь поездкой, мы приоткрыли окошко в карете, чтобы немного убавить жару внутри, сверху люк приоткрыт. Прохладно, приятно. Немного шумно, если открывать окна. Но к таким звукам быстро привыкаешь и они скорее убаюкивают, чем беспокоят. Как в поезде перестук колес. В полудрёме моём, и в сладком сне жены и ехали.

А еще лень… Как же хорошо, оказывается лениться! Пусть бы и не укачивало, но работать не то что с пером, даже с шариковой ручкой, было крайне неудобно. А если честно — ленюсь. Кому бы сказал…

— Ха! Я ленюсь! — все же вслух сказал я.

— А? Ты сказал что-то? –пробудившись, спросила Юля.

— Нет-нет. Прости, отдыхай. Я размышляю, — сказал я.

— Ну да! Большое дело — размышлять! Это не мешки ворочать.

— Немного не так приказка звучит. Я потом тебе проясню, как нужно говорить. Но и мне отдыхать нужно. Поспи, скоро Славяносербск уже долежн быть, — сказал я.

Юля еще больше опрокинула кресло и оказалась почти что в горизонтальном положении, резко завалилась.

— Ой! — сказала она, закидывая вверх ноги.

— Ух ты! — сказал я, восхищаясь открывшейся мне картиной.

— Я спать! — поняв, что эти междометия могут привести и к тому, что мы станем проверять на прочность новые кресла в карете, поспешила сказать Юля.

Да и я отдохнуть хочу. Немало я отработал в Крыму, было множество встреч, сложные кадровые решения, встреча с национальными меньшинствами, чуть ли не фестивали с торговцами, они же контрабандисты. И всё это в немалой степени выматывает. Особенно эта встреча с представителями меджлиса.

— Не будет согласия у вас с Россией, не будет меджлиса. А ваши семьи я отправлю к любимому вами османскому султану, — в какой-то момент, когда я уже изрядно устал сдерживаться и проявлять дипломатию, говорил я. — А еще в меджлисе должны быть по одному представителю от каждого представителя народов, что тут проживают.