©Лея Любомирская, 2005
Лея Любомирская
Цветок к цветку
— Ше-пот-роб-ко-е-ды-хань-е-тре-ли-со-ло-вья, — заунывным хором тянут девочки, и от их размеренных голосов у Розы звенит в ушах, а в голове делается сумрачно и пусто, как в заброшенной беседке. Розе даже начинает казаться, что внутри ее головы бегает маленький серый паучок, точь-в-точь как тот, что сплел в беседке большой гамак, и теперь целыми днями только и делает, что покачивается в нем, а стихов не читает, ни хором, ни в одиночку.
— Роза! — как сквозь вату доносится до нее голос маменьки. — Роза! Роза, проснись немедленно!
Роза вздрагивает и просыпается.
— Серебро и колыханье сонного ручья, — тараторит она, пытаясь успеть за сестрами. — Свет ночной, ночные тени, тени без конца…
— Роза! — рявкает маменька. — Ты опять все проспала! Мы уже прочитали стихотворение! У нас уже занятие по ароматерапии, и я надеюсь, Ваше сонное высочество соблаговолит к нам присоединиться!
На словах “сонное высочество” сестры начинают обидно хихикать.
— А она еще не проснулась, — пищит бледная моль Роза Клара, самая некрасивая и оттого самая ехидная из девочек. — Она думает, что мы ей снимся!
— Отстань от нее! — обрывает сестру строгая Роза Руби. — Она хоть что-то думает, а у тебя все мозги слизень давно повыел!
— А ты! А у тебя!!! — захлебывается возмущением Роза Клара.
— Девочки! Девочки! Немедленно прекратите ссориться! — командует маменька, пытаясь утихомирить расходившийся выводок. — Если вы сию секунду не замолчите, я отменю примерку! Никаких вам новых платьев, никакой прогулки, и соловья вечером тоже не будет!
“А это было бы здорово, — думает Роза. — А то примерки эти дурацкие — встань так, повернись эдак, не сутулься, не кривись, не тереби отделку… Кому вообще все это нужно? Ароматы, соловьи, серебро и лепетанье… Фу, пакость какая!”
— Роза! Роза! РОЗА!!! — трубный голос маменьки в очередной раз нарушает неспешное течение Розиных мыслей, и внезапно Роза понимает, что с нее хватит.
— Что — Роза?!! — кричит она. — Ну, я — Роза! Я — наказание и урод! И отстаньте уже от меня!
Шушукающиеся сестры испуганно замолкают. Одно дело — ругаться друг с другом. Но дерзить маменьке?!!
— Если ты, — в голосе маменьки появляются угрожающие нотки, — немедленно не извинишься…
— И не подумаю даже, — перебивает ее Роза. — Хватит с меня! Надоело! К черту!
С каждым словом Роза все отчетливее чувствует, как в ней что-то растет и ширится. Ей становится тесно в себе и нечем дышать. Она пытается не впадать в панику и контролировать происходящее, но ЭТО сильнее нее, и вот уже тонкая зеленая кожица трескается, и багровая от гнева и усилий Роза выплескивается из чашечки бутона.
— Совсем распустилась, — завистливо шипит Роза Клара.
— Расцвела, — неожиданно спокойно и даже с гордостью поправляет ее маменька. — Девочки, а у нас — ароматерапия.
Роза ошеломленно вертит головой. Конечно, госпожа Розовый Куст готовила своих девочек к тому, что раньше или позже все они расцветут, но Розе, утомленной нежной поэзией, уроками музыки, этикета и ароматерапии, казалось, что все это сказки, которыми маменька успокаивает их, чтобы они не бунтовали. А оно вон, оказывается, как. Наконец, можно расслабиться и задремать, подставив лицо солнечным лучам и ветру.
— Ах, Ружериу, я так счастлива! — повторяет Мария Роза, прижимая руки к груди. — Я так счастлива, что не могу даже поверить своему счастью!
Ружериу Эшпириту Санту, молодой человек военного вида, мнется и явно чувствует себя не в своей тарелке. Пять минут назад он сделал формальное предложение руки и сердца Марии Розе де Меллу, и почти сразу пожалел об этом. Он и раньше знал, что Мария Роза — особа несколько экзальтированная, но даже не подозревал, что она способна шестьдесят раз произнести слова “Я так счастлива!” на одном дыхании и с шестьюдесятью различными интонациями.
Ружериу тоскливо окидывает взглядом аллею, по которой он прогуливается со своей теперь уже невестой. Вокруг, как назло, ни души. Ни друга, ни родственника, ни одной самой завалящей служанки, которую можно было бы послать за стаканом лимонада — просто, чтобы хоть на секунду прервать поток Мариирозиных “Я так счастлива!”.
Взгляд Ружериу упирается в пышный розовый куст, прижавшийся к заброшенной беседке. Среди зеленых бутонов сияет единственный полураспустившийся цветок. Ружериу на секунду задумывается, а потом протягивает руку и срывает его.
— Позвольте, моя дорогая, — откашлявшись, говорит он, — в знак нашей помолвки преподнести вам эту розу, столь же прекрасную и благоуханную, как вы. Так сказать, цветок… эээ… цветку!
— Ничего себе! — возмущенно думает грубо разбуженная Роза. — А меня кто-нибудь спросил, хочу ли я, чтобы меня преподносили?!!
Тонкие белые пальчики крепко берутся за стебель. Незнакомые до сих пор запахи мускуса, душистого мыла и ароматной пудры захлестывают Розу, и она несколько раз отчаянно чихает.
“Вот черт, — думает она. — Лучше бы я не спорила с маменькой и занималась сейчас ароматерапией. Как неудобно-то! И носового платка нету, нос чтобы утереть…”
— О, Ружериу, дорогой! — вскрикивает Мария Роза. — Посмотрите! На ней капли влаги! Это слезы! Роза плачет от зависти к моему счастью!!!
И, не удержавшись, Мария Роза начинает осыпать страстными поцелуями бархатные влажные лепестки.
©Лея Любомирская, 2005
Лея Любомирская
Мокка
Кофейный Человечек: см. Человечек Кофейный.
Человечек Кофейный: человечек размером с кофейное зерно.
У народов банту — дух-покровитель родственных связей и символ счастливого материнства.
Увидеть ЧК во сне: к радости, исполнению желаний.
Увидеть ЧК в чашке: к скорейшему разрешению проблем.
Незамужней девице увидеть ЧК в зеркале: к скорой свадьбе и многочисленному здоровому потомству.
“Вот зачем я сегодня пришла к ужину? — с тоской думает Кофейная Тетушка, сидя на корточках и обводя пальцем в пыли контуры своих босых ног. — Ведь знала же, что она опять будет весь вечер меня воспитывать! Уже сто раз зарекалась! Нет, поперлась…”
— Ты меня не слушаешь, — укоризненно произносит Матушка Какао, вымешивающая тесто для коржиков. — Ты опять вертишься и не слушаешь! С тобой разговаривать — как с несвежим кокосом!
— Почему — с несвежим кокосом? — вяло удивляется Тетушка, озабоченная тем, чтобы линия была непрерывной.
— Потому что! Выражение лица деревянное — раз. Если потрясти, булькаешь что-то невнятное — два, — Матушка Какао раздраженно пытается заправить за ухо выбившуюся из сложной прически косичку. Косичка не слушается и выворачивается из пальцев как живая. На лоснящейся коричневой щеке Матушки Какао остаются белые полоски от испачканных в муке пальцев. Кофейная Тетушка, не сдержавшись, хихикает. Вначале тихонько, потом все громче, запрокинув голову и всплескивая руками. Матушка Какао бросает на младшую сестру сердитый взгляд, но Кофейная Тетушка этого не видит — она не удержала равновесие и свалилась в пыль и теперь лежит на спине, как перевернутая черепаха, хохочет и болтает в воздухе ногами.
— Дурочка, — с ворчливой нежностью говорит Матушка Какао. — Вот что ты вытворяешь? Извазюкалась вся, как бородавочник. Вставай и отряхивайся, а то как дам по заднице!
— Не имеешь права — по заднице, — заявляет Кофейная Тетушка, поднимаясь на ноги и не особенно старательно отряхивая от пыли когда-то яркую, а теперь серо-бурую коротенькую набедренную повязку. — Я совершеннолетняя!
Матушка Какао с улыбкой смотрит на нее и снова заправляет за ухо непослушную косичку.
— Вот именно, — говорит она. — Ты уже взрослая, детка, а ведешь себя, как дитя несмышленое. Давай-ка, бросай свои глупости и выходи замуж. Ухажеры вокруг тебя толпами ходят!