Предвижу вопрос: а что же случалось, если за время ожидания в деревне отдавал концы кто-то ещё? Надеюсь, вы предвидели ответ вопросом на вопрос: а что вы думаете, у Загонщика было только два пальца? Нет, больше! Повторяю, Драгун-Табор был маленькой деревушкой, поэтому даже в самых извилистых демографических случаях двадцати четырёх пальцев вполне хватало.

Уже было упомянуто, что Загонщики Душ проживали в Драгун-Таборе испокон века. При этом только один-единственный Загонщик постоянно присматривал за выводком таборских душонок. Вот как происходила передача вахты: незадолго до того, как очередное воплощение Загонщика должно было закончиться, ему начинали сниться сны, в которых являлись эпизоды из жизни следующего воплощения. Нынешний Загонщик тут же смекал, что дело близится к концу, уходил в свой шалаш на краю деревни и не появлялся оттуда до того момента, когда его новое тело начинало толчками вылезать из материнской утробы наружу. Тогда он выходил из шалаша и неторопливым шагом направлялся к центру деревни. Вскоре на главной площади валялась готовая быть вылизанной из этого мира жадными языками огня старая оболочка, новый же Загонщик молча лежал на подстилке в родильной палатке и, не мигая, разглядывал окруживших его лекарей. Шаманы уже знали, что такой ребёнок никогда не заговорит, будет жить один, и до момента, как ему стукнет семь, в деревне никто не будет ни рождаться, ни умирать.

Вот уже сорок три года с момента своего семилетия Гарабардийн Чуррбойсотцан прилежно исполнял привычные обязанности Загонщика. Время неумолимо приближалось к пятидесятой годовщине, и Гарабардийн со спокойной уверенностью начинал чувствовать, что скоро предстоит смена вахты. Однако в этот раз всё развивалось необычным образом. Сначала пришли сны. После первого же из них Загонщик проснулся совершенно сбитым с толку — вместо привычных драгун-таборских пиков и долин его следующее воплощение окружали пальмы, джунгли и другие атрибуты тропиков. Но место проживания (где-то недалеко от экватора) следующего воплощения оказалось далеко не самой большой частью проблемы. Проблемой была его должность. Следующее воплощение Загонщика оказывалось кровавым диктатором, за четырнадцать лет своего правления предавшим огромное количество людей мученической смерти.

Понятно, что Чуррбойсотцан относился к смерти совершенно спокойно, по-деловому. В его системе координат смерть была как неотъемлемой частью всеобщего круговорота вещей, так и необходимой кульминацией рабочего дня. Но то, что вытворяло со смертью грядущее воплощение Загонщика, не укладывалось ни в какие рамки. Будущий Гарабардийн тысячами отрывал души от обволакивающих их тел задолго до предназначенного времени и неприкаянными пускал их в долгие мытарства без надежды на новый крепкий причал. Загонщик и не подозревал, что где-то в мире есть место такому вопиющему непрофессионализму. Однако сны не врали, и с предельно чёткой настойчивостью показывали ему сцену за сценой будущих зверств.

Ужасающие сны приходили каждую ночь. Одним из дополнительных источников терзаний для Загонщика стало то, что в той, и без того ужасной жизни он ничего не помнил ни о подведомственной деревне, ни о своём извечном предназначении. Однако, будучи убит в ходе переворота после четырнадцати лет кровавого правления, последующий Гарабардийн снова воплощался в Драгун-Таборе, да так, что ход деревенских метампсихоз почти не нарушался. Благополучие деревни и вклад её жителей в следование вселенским правилам оказывались купленными ценой серьёзных злоупотреблений старыми как мир законами круговорота в какой-то бананово-лиановой республике.

В полдень одиннадцатого августа того года жители Драгун-Табора, высыпавшие погреться и поболтать на пока ещё сухие улочки, ведущие к центральной площади, с удивлением увидели, как полог шалаша, в котором проводил большую часть времени деревенский юродивый, откинулся, и тот, спотыкаясь и падая, побежал к центру деревни. Добравшись до площади, юродивый удивил сограждан ещё больше, заговорив впервые за историю этих непонятных полулюдей. Выдавив из себя три слова: “Теперь… Попробуйте… Сами…”, несчастный упал замертво.

Вечером, расходясь с погребального костра, драгун-таборчане не находили себе места. Привычное ощущение незыблемого, монотонного и однообразного хода вещей сменялось смутным предчувствием перемен. Люди переглядывались, кутались в свои потрёпанные одежонки, и время от времени бросали подозрительные взгляды на небо. Они и не подозревали, что там, высоко над землей, где-то на уровне вершины окрестного пика Kир-Дыг, раздираемая сомнениями душа Гарабардийна Чуррбойсотцана продолжала крепко держать себя за ноздри.

©Давид Голиафский, 2005

Жил-был человек, который очень хотел найти себе свою большую чистую любовь. Ему почему-то казалось, что его любовь должна быть совершенно особенной, что так просто она не появится, что ее непременно нужно искать. И поэтому он пошел странствовать по свету, чтобы кто-нибудь подсказал ему, где же можно найти эту самую большую чистую любовь. Его не волновали чудеса этого мира, он не прислушивался к советам мудрецов, которые почему-то очень часто попадались ему на пути. Его вообще мало что волновало, кроме этой самой любви. А мудрецы про любовь говорить не любили, они почему-то мрачнели и отсылали человека дальше, да еще иногда пальцами у виска крутили. Впрочем, этого человек уже не замечал, потому что уходил. Он очень боялся не успеть найти эту самую любовь, он очень боялся, что его любовь, может быть, случайно, по ошибке, достанется кому-нибудь другому. И вот однажды один волшебник (волшебники ему тоже часто по пути попадались) сказал, что свою любовь он найдет в городе, где текут две реки. Но, сказал волшебник, скорее всего, будет уже слишком поздно. А больше волшебник не сказал ничего. Человек ужасно испугался и в два раза быстрее начал ходить по земле и искать город, где текут две реки.

Как-то человек шел весь день, устал и прилег отдохнуть у водопада. Он хотел только полежать чуть-чуть и тут же отправиться дальше, но уснул. И во сне ему явилась его любовь, большая и чистая. У нее, правда, не было никакой формы, человек ведь не знал, как должна выглядеть его любовь, но ему показалось, что он ее узнал. И его любовь сказала ему, что волшебник не ошибся и что она действительно ждет его в том самом городе, где текут две реки. Но она не сможет ждать его слишком долго, потому что там уже очередь на три квартала вперед, и она только из большой симпатии к этому человеку до сих пор сидит, как Пенелопа, и ждет. Человек тут же вскочил и пошел дальше, и, наконец, один встречный рассказал ему, что пару дней назад он действительно ночевал в городе, где текут две реки. И человек обрадовался, и шел два дня без остановки, и пришел наконец в тот самый город. Но в городе почему-то никто не говорил ему, где живет большая чистая любовь, зато ему рассказали, что хозяйка мельницы сдает мансарду и что он может там пожить пока и поискать свою любовь. И еще ему рассказали, что старая Агнесса варит замечательный кофе и печет восхитительные блинчики с яблоками, и что ее кафе находится совсем рядом с мельницей. И человек отправился на мельницу. Хозяйка мельницы очень обрадовалась тому, что ей будет теперь с кем поговорить по вечерам, а старая Агнесса очень обрадовалась тому, что в городе появился человек, который не пробовал ее блинчиков с яблоками. Но они тоже не знали, где можно найти любовь. Точнее, они почему-то начинали рассказывать какие-то истории из своей молодости, которые человеку были совершенно не нужны и не интересны.

Потихоньку человек прижился в городе, по утрам он завтракал в кафе у старой Агнессы, а потом шел искать свою любовь. Все незамужние девушки в городе уже знали, что он ищет, поэтому улыбались ему в надежде на то, что он примет одну из них за свою любовь. А мужчины понимающе кивали и похлопывали его по плечу, мужчины прекрасно знали, что такое большая светлая любовь, все они когда-то отправились на ее поиски. И все в конце концов остались в этом городе. А по вечерам человек сидел на крыльце с хозяйкой мельницы и рассказывал ей о том, что видел в своих странствиях. Оказалось, что он очень много помнит.