Уже привычно валясь с края гнезда и на лету расправляя крылья, он подумал, как все-таки интересно получается — нужно обязательно упасть, чтобы полететь. Нет, конечно, можно разбежаться и оттолкнуться, но это сложнее и не из гнезда…

Через пару минут огонек превратился в освещенное окно. Шквар осторожно опустился на подоконник. За стеклом было ярко. Совсем близко сидела молодая женщина с сосредоточенным лицом. По комнате ходил высокий мужчина. Они о чем-то говорили, слов не было слышно. Кажется, они ссорились. Вдруг мужчина развернулся, сказал что-то коротко и ушел из комнаты. Хлопнула дверь, мужчина вышел из домика и ушел не оглядываясь. Шквар почесал клюв и повернулся обратно к стеклу. Женщина так и сидела с напряженным лицом.

Через пару секунд она вытерла глаза, вздохнула, встала со стула и шагнула к окну. Она смотрела прямо в глаза Шквару, но явно не видела его. Он замер. Постояв так какое-то время, женщина слабо улыбнулась, потянулась, раскинув руки, повернулась и вышла, погасив свет.

Назад лететь было сложнее — больше не было ориентира. Но Шквар долетел, плюхнулся в гнездо и сразу заснул. В эту ночь ему ничего не снилось.

©Ольга Морозова, 2005

— Я тебя разбудила?

— Да нет, наверное…

Он поднялся, отряхиваясь. Ну вот, не дали поспать… Эх. Небо потемнело, пока он валялся, закрыв глаза и приманивая дрему. Во рту чувствовался сладкий привкус дневного сна.

— Что скажешь, Львица?

— Я подумала. Я не люблю тебя.

— Почему?

Как глупо. Не спрашивают о таком, как будто вымаливаешь, просишь, призываешь к ответу и делаешься жалким.

— Лёвушка… Ты какой-то… не знаю. Иногда мне кажется, что ты такой же, как я… И что ты сильный, большой… Что ты больше меня. А потом — что ты маленький и жалкий… И… я не понимаю…

Лев отвернулся. Ему стало совсем неловко, захотелось перебить ее, попросить замолчать.

— Я понял.

— Ты ничего не хочешь сказать? Ты сам-то себя понимаешь?

— Не знаю.

— Может быть, я еще пожалею об этом. Но я не вернусь, слышишь? А ты… Ты захочешь меня вернуть, а, Лев?

— Я не знаю. Я уже ничего не знаю…

— Прости. Я наговорила тебе глупостей. Все женщины говорят глупости в таких случаях, да? Молчишь… Что ж, мне пора.

— Прощай.

— До свиданья…

Когда она ушла, огромный Муравьиный Лев встряхнулся, отошел в сторону и улегся под куст досыпать. По крайней мере, это удовольствие у мутанта еще осталось…

©Ольга Морозова, 2005

Сжег шкуру-то мою зеленую… Неужто думал — останусь? Нет, без нее жизни мне не будет, радости, как раздетая я среди них… Не стать мне человеком, да и на болота вернуться уже не можно — как посмотрят? Дура, скажут, в тину — да в сарафане расшитом. Как есть дура. Нет мне покоя, нет места, куда зарыться, укрыться с головой, как раньше — под кувшинку да в сон. Зачем, говоришь, живу? Под красотой прятаться — вот и весь смысл. Для тебя — коса моя до пояса, глаза карие, уста сахарные, а для себя — вода зеленая, водоросль влажная, листья нимфеи в капельках вечерней росы и туман. Помню, солнце встает, птицы просыпаются, цветы болотные пахнут как-то особенно, и сладко становится где-то в груди, томно, и хочется кричать от радости, ввысь глядя сквозь травинки зеленые.

Не будет этого. Аисты-аисты, вы же едите лягушек, а людям детей приносите. А я не то и не другое, что же вы мне скажете, как посмотрите? Куда же вы? Не видите… Пойду за вами. Если вы на болото — взгляну в последний раз на воду родную, а потом совсем уж в последний — на берег из-под воды. Если вы в теплые края — я с вами пойду, ноги собью, не жалко мне, дойду уж как-нибудь, буду жить в тепле да не в обиде. Подождите, аисты…

Улетели.

©Ольга Морозова, 2005

Доктор, я болен. Мое самочувствие ухудшается с каждым днем, мои листья желтеют и опадают. Доктор, я все больше ощущаю оторванность корней. К тому же мне не нравится эта бедная почва. Мои стебли гнутся, почки набухли и непрерывно ноют, наблюдаются застойные явления в цветоложе. Я бледнею, доктор. У меня задержка цветения. Помогите мне, доктор. Может быть, мне нужна подкормка? Опрыскивание? Усиленный полив? Хорошая освещенность? Может, меня следует пересадить?

Молчите, доктор. Я понял. Мне нужен новый, хороший хозяин.

©Ольга Морозова, 2005

— Ты чего тут разлегся, кусок?

— Я?! Это ты тут разлегся!

— Да ты… Да я…

— Ну? Что??

— Да ты вообще непонятно на что похож, кусок коричневой субстанции неясного происхождения!

— А сам-то, продукт производства непонятно чего в непонятно что?

— Ха… Хм… Ну, один — ноль.

— Да ладно, ты тоже ничего…

— Я? Знаешь, мне кажется иногда, что я действительно… так… кусок и ничего больше.

— Да ты что? Нормальный… Говорю тебе, нормальный ты вполне!

— Чего я стою… Никому не нужный… Ты прав… Я — тупиковая ветвь эволюции…

— Прекрати немедленно! Ишь, разводит тут… Склифосовский… Ты посмотри, я вот что — никуда не гожусь?

— Ты — годишься…

— Так ведь мы с тобой похожи! Один в один! Ну, чуть силуэт отличается, а так…

— Вот я и говорю — мы с тобой просто куски…

— Эй… Ну, кончай тут…

— Молчу. Уйти не могу, но молчу…

Так и лежали на столе два куска шоколада. Молча.

Каждый предавался рефлексии.

©Ольга Морозова, 2005

Темнело. Ладонь рассеянно отодвинула ветку. Серые крылья волочились за спиной — на сером не видно грязи и света. Ангел равновесия возвращался. Домой? У него нет дома. Просто возвращался. Вот и думал… Что может дать людям тот, у кого и дома-то нет?.. Есть другое, выше, сильнее, то, что не назовешь словами… Есть сила. Да, сила… А дома — нет. А значит, сила исчерпаема, ведь восстановить-то ее негде… Что может дать такой ангел людям? Что, кроме болезненной ноши, которая возникает где-то в области сердца и толкает на великие свершения?..

Что-то прошуршало в ветвях, и к ногам свалился комочек непонятного цвета. Ангел нагнулся и взял в руки… совенка. Под пыльными серыми перышками билось сердце. Совенок дышал… Жив.

Ангел шел, раздвигая правой рукой ветки. В левой, на ладони, лежал совенок. Дышал. Скоро в темноте появилось пятно еще более темное, чем воздух. Пещера. Ангел зашел внутрь и, убедившись в том, что там пусто и он никого не потревожит, сел у входа на ворох лапника. Он запахнулся в плащ цвета пыли, обнял совенка ладонями и дохнул на него. Так ангел и просидел до рассвета, вдыхая жизнь в маленький комочек…

…Ангел почувствовал тепло на груди и открыл глаза. Светило солнце, в пещере пахло теплом. Цепляясь коготками, на нем устраивался совенок. Они переглянулись. У совенка были огромные зеленые газа. Мир вспыхнул.

“Дом”, — подумал ангел.

И проснулся.

©Ольга Морозова, 2005

Однажды зайчик, белочка, ежик и мудрая-премудрая сова нашли в дупле старого дуба карты Таро. Ну вот, значит, дождались они полнолуния, собрались под тем самым старым дубом, и сова сказала, что она будет гадать, потому что у нее давно уже пылится на полке книжка про Таро, а все остальные все равно читать не умеют, ну может быть кроме ежика, но ежик такую большую книжку не осилит, потому что у него лапки маленькие. Спорить с совой никто не стал, потому что все прекрасно знали, что она не просто сова, а мудрая-премудрая сова, ну разве что ежик немножко сомневался, но потом вспомнил про свои маленькие лапки и тоже согласился. Сова немножко повыпендривалась, ну там, под нос себе что-то бормотала, перья в костре жгла, глаза закатывала, но ей быстро надоело, так что она взяла колоду и… И поняла, что совершенно не представляет, что же ей делать дальше.