На лице Уилсона играли желваки, он смотрел прямо перед собой, видимо, взвешивая слова своей экс-подружки.

— Триша, какого хрена?! — не унималась Гита.

— Помолчи, Шей! — Зита ударила по столу кулаком, заставив сестру заткнуться и подпрыгнуть на месте. — Дай мне сказать, хотя бы раз в жизни! — она обвела всех взглядом и снова уставилась на Тома. — Простите меня… все. Я не меньше нее виновата во всем, хотя бы просто потому, что позволяла ей делать все это…

— Перед кем ты оправдываешься?! — Гита снова перебила ее, убеждая меня в мысли, что сестре следовало зарядить кулаком ей по носу. — Да каждый из них мечтает оказаться на твоём месте! Нам же все завидуют!

— Нам никто не завидует, — с горькой усмешкой проговорила Зита, закидывая сумку на плечо. — Нас либо боятся, либо презирают. Оглянись, Шей… рядом с тобой никого нет. У тебя есть только я, но ты и этого не ценишь. Ты же знала, как мне нравится Том… и ты все испортила! Ради чего?! Что ты за человек такой, если тебе плевать на родную сестру?! — всхлипнув на последних словах, она сорвалась с места и выскочила из класса.

— Догоняй ее, чего сидишь?! — Курт перегнулся через парту и выжидающе смотрел на Тома.

Уилсон тут же соскочил, повинуясь приказу капитана команды, а, возможно, зову сердца, и вылетел за порог вслед за Зитой.

— Офигеть! — воскликнула Олли. — Это было покруче, чем шоу Джерри Спрингера*!

— Что ты там говоришь, коротышка?! — спросила Гита, пытаясь выглядеть непринужденно, но истеричные нотки в ее голосе выдавали растерянность и замешательство.

— Тихо! — Олли привстала и подняла вверх указательный палец. — Вы слышали? Кто-то говорит на парселтанге**!

Парни снова засмеялись, напоминая своим ржанием табун молодых мустангов, а Деми вдруг заявила:

— Тебе показалось, Олли, здесь никого нет. Это у Лукаса урчит в желудке, — и шлепнула парня по животу.

— Как смешно! — недовольно процедила Гита, — если вы думаете…

Но ее уже никто не слушал. Лукас принялся щекотать Деми, вынудив всех заткнуть уши от ее поросячьего визга. А когда эта парочка наконец угомонилась, Кеннеди Никсон***, бройлер, который просто обязан был рано или поздно стать новым президентом США, вызвал шквал восторженных воплей и улюлюканий тем, что пригласил всех к себе на тусовку в ближайшую субботу.

Вся эта ситуация заставила меня по-новому взглянуть на дуэт злодеек Фернандес и лишний раз убедиться в том, что никогда не стоит ставить крест на человеке, пока есть хоть малейшая надежда на то, что он решит встать на путь истинный. Правда сейчас было трудно говорить подобное о Гите. Но я сама далеко не святоша, и не мне судить эту девушку, которая добровольно лишилась парня, друзей и находилась в шаге от того, чтобы потерять родную сестру.

После школы я недолго бродила по улицам Ньюпорта, города, который так и не стал мне родным, все больше склоняясь к тому, что идея вернуться на родину будет самой осознанной и правильной в моей жизни. Дело оставалось за малым – посвятить в свои планы маму и Рика, а потом постараться закончить школу имени Уильяма Роджерса и совершить второй перелет через Атлантику, вооружившись антиперспирантом и списком самых могущественных богов всех существующих мировых религий и канувших в лету цивилизаций.

Сославшись на отсутствие аппетита и сильную загруженность уроками, я сказала Рику, что не буду с ними ужинать, и закрылась в своей комнате, где, расправив на покрывале письмо Лондона, издевалась над собой, вспоминая, как он в последний раз целовал меня на пороге этого дома.

Но голод – не тетка, а современную моду на анорексию я всегда считала моветоном, поэтому, устав слушать урчание и ворчание своего желудка, в десятом часу вечера всё-таки решила совершить вылазку на кухню, надеясь, что там уже давно никого нет. И как же я ошибалась.

— Джули, вы не можете жить в одном доме и игнорировать друг друга, — раздался голос Рика, и я застыла на месте за несколько шагов от входа в кухню.

— Я не знаю, что мне делать, Рик. Я все испортила, — растерянно проговорила мама. — Но я же не знала, что этот мальчик возьмёт и уедет. Ну как я ей скажу?! Она же возненавидит меня после этого! — сокрушалась она.

Услышав ее слова, я ощутила, как мое сердце словно сорвалось с места и упало прямо в ворчащий желудок.

— Твоя дочь точно возненавидит тебя, если ты промолчишь, а она узнает об этом, — сказал Рик.

На ватных ногах я преодолела расстояние до кухни и, зависнув в пороге, спросила:

— О чем узнаю?

*Скандальное американское ток-шоу, выходящее в эфир на телеканале NBC.

**Магический язык змей из книг о Гарри Поттере.

***Джон Кеннеди и Ричард Никсон – тридцать пятый и тридцать седьмой президенты США.

— Присаживайся, Кейт, — Рик первым разрушил немую сцену своим уверенным спокойным голосом. Он встал со стула и отступил, жестом предлагая мне занять его место. — Вам с мамой надо поговорить. Все будет хорошо, милая, — обратился к маме, коснувшись ее плеча, — я пока поработаю в кабинете.

Мама с выражением беспомощности смотрела на Рика, а я не могла поверить, что дожила до того дня, когда она впервые не владела ситуацией.

Не хватало мне для полного счастья довести до истерики свою беременную мать! Но обрывок ее разговора с Риком не оставлял иного выбора. Я не блистала математическим талантом, как Софья Ковалевская и Ньютон на пару с Лейбницем, но сложить два и два была в состоянии. Эти двое, без сомнения, только что обсуждали внезапный отъезд Лондона в места не столь отдаленные, и оба знали, что именно тому поспособствовало.

— Садись, Кать, — мама повторила предложение Рика, одобрительно кивнув ему.

Я села на стул и выжидающе смотрела на неё, явственно ощутив, что впервые за всю историю наших серьезных разговоров мы собирались играть другие роли: я больше не чувствовала себя провинившейся школьницей, а мама совсем не выглядела строгим и сердитым родителем.

— Что ты ему сказала? — я решила прыгнуть с места в карьер и перейти непосредственно к тому, что меня больше всего интересовало.

Мама покачала головой, с увлечением разглядывая чашку с чаем, к которой она так и не притронулась, и сказала:

— Кать, ты прости меня. Я же… — Она тяжело вздохнула, остановив на мне внимательный и виноватый взгляд. — Я так… разозлилась вчера на тебя, сначала в школе, а потом… Мне давно пора научиться стучать в закрытые двери, но до меня все не доходит, что ты уже не маленькая, и у тебя должна быть своя… личная жизнь. — На слове «личная» она многозначительно подняла брови, а мне снова стало не по себе, стоило лишь вспомнить ту пикантную ситуацию в моей комнате. — Я была на приёме у Роуз вчера, — продолжила мама уже более уверенно, — и она рассказала мне о проблемах с полицией, которыми закончилась ваша поездка, и… — пожав плечами, она коснулась своего лба, будто искала точку опоры, — я не просто разозлилась, я запаниковала…

— Из-за чего? — спросила я, не дав ей закончить мысль. — Думала, что я решу заняться наркобизнесом или сделаю тебя бабушкой?

— Нет, — уголок ее губ пополз вверх, намекая на кроткую улыбку раскаяния, — я испугалась того, как много этот мальчик стал значить для тебя, и насколько сильно ты изменилась рядом с ним за какие-то пару месяцев. Ты же мне теперь постоянно врешь.

— Да, — я и не пыталась отмазываться, — и я бы врала тебе дальше, если бы… он не уехал. Прости, мам, но в чем смысл говорить тебе правду, если ты все равно будешь недовольна, и вместо слов поддержки я услышу очередную нотацию? Да ты сама сказала только вчера, что никто не любит правду.

— Да? Неужели я так и сказала? Я, наверное, не то имела в виду. — В ее глазах читалось недоверие.

— Наверное. Так… что там было дальше?

Разговор явно уходил не в то русло, и у меня сейчас не было никакого желания углубляться в философию.

— Я позвонила Ною по дороге домой, — ответила она, наморщив лоб. — Просила оставить тебя в покое, сказала, что ты решила поступать в Бостонский, и… ваше столь близкое общение может помешать этому. И я была очень… убедительна.