К рассвету Тьорл для себя все решил. Подошла Кельда, он с благодарностью взял фляжку с водой из ее руки; напившись, протянул фляжку Станаху.
— Подожди, Кельда, — сказал Тьорл, увидев, что она хочет снова вернуться на вершину холма.
Повернувшись спиной к пирамиде, Станах осмотрелся вокруг. Затем снова повернулся к пирамиде. Лицо гнома было непроницаемо, его большие руки беспрестанно двигались, машинально оглаживая большой плоский камень в основании пирамиды.
— И что теперь?
Тьорл осторожно подбирал слова.
— Пришло время решить, что мы будем делать дальше. Станах.
— Я иду в Торбардин.
Тьорл кивнул:
— Да, я думаю, ты должен вернуться в Торбардин.
Эльф взглянул на Лавима и увидел, что тот, скрестив ноги, сидит возле мага. Он удивился; ему казалось, что легкомысленному кендеру неведомо, что такое скорбь.
— Тьорл, — сказал Станах. — Я иду в Торбардин и беру с собой Меч Бури. — Он улыбнулся, но в его черных глазах никакого веселья не было. -
Если ты не пойдешь со мной, я буду рад передать от тебя привет Хауку. Конечно, если он жив.
— Однажды ты уже пел эту песню, гном, — резко оборвал его Тьорл.
— Возможно, он жив. Не хочешь проверить? — Гном кивнул головой в сторону пирамиды, ожидающей тело Музыканта. — Ты пока что строишь такие сооружения довольно неуклюже. Пойдешь со мной — попрактикуешься.
— Зато ты уже весьма искусен в строительстве, — холодно усмехнулся Тьорл. — Кажется, твои друзья не живут долго, Станах. Сколько пирамид ты построил с тех пор, как ушел из Торбардина?
Молчаливо стоявшая между ними Кельда вдруг обеими руками схватила Тьорла за плечо.
— Перестань, Тьорл, перестань!
Станах перехватил руку эльфа.
— Ты же сам видишь, сколько уже смертей случилось из-за этого Меча. И будет еще больше, если Меч не вернется к тем, кому он принадлежит. Или ты не согласен, Тьорл?
Тьорл промолчал. Станах говорил правду, и эльф не мог этого отрицать. Он взглянул на Кельду, все еще стоявшую между ними. Свет нового дня золотил ее рыжие волосы. Одетая в охотничий костюм, с Мечом Бури на поясе — неужели это та самая испуганная девчонка, с которой он познакомился совсем недавно?! Сейчас она выглядела как один из солдат Финна.
Но ведь она-то не должна идти в Торбардин! Девушка только-только научилась сносно владеть ножом, и лишь вчера она научилась ходить с мечом на поясе так, чтобы он при каждом шаге не бил ее по ногам. Она явно не воин. Она просто сельская девушка, бывшая какое-то время барменшей.
Тьорл встряхнул головой и взглянул себе под ноги.
— Вот что я скажу тебе, Станах: я не знаю — жив Хаук или мертв, но твоим словам о Мече я верю. Значит, Меч Бури — больше не меч Хаука. Меч должен быть в Торбардине.
Он услышал вздох облегчения — это вздохнула Кельда — и, подняв голову, взглянул в черные глаза Станаха.
— Однако, прежде чем мы пойдем в Торбардин, нам надо сходить еще кое-куда. — Станах хотел возразить, но Тьорл не дал ему и слова сказать.
— Отряд Финна находится здесь неподалеку. Не только ты надеялся на встречу с друзьями, Станах. Финн наверняка захочет узнать, что случилось с Хауком, и, главное, я должен ему рассказать то, что узнал в Старой Горе о Верминаарде. Тьорл кратко рассказал о планах Повелителя. Лицо Станаха помрачнело еще больше.
— Значит, Верминаард решил напасть на Торбардин?
— Да, — сухо ответил Тьорл. — А ты думал, ваши горы запросто смогут защитить вас от чего угодно и к тому же на вечные времена? Ты думал, война будет идти везде, а ваши горы останутся нетронутым мирным островком? Первые отряды Повелителя, наверное, уже подходят к границам Квалинести. Надвигается зима, и Верминаард, конечно, пожелает начать войну до наступления холодов. Мне кажется, мы поступим правильно, если отправимся к твоей горе сейчас — прежде чем туда явятся орды драконидов… и до того, как на нас нападут те, кто убил мага.
Солнце уже поднялось над деревьями, осветило холм, яркими бликами отразилось на камнях пирамиды Музыканта. Гном медленно поднялся и пошел к телу мага, ничего не сказав ни Тьорлу, ни Кельде.
Кельда видела, как Лавим вскочил на ноги и быстро пошел навстречу Станаху. Глаза девушки были полны скорби и жалости. Когда она взглянула на Тьорла, то он в ее глазах увидел только жалость, одну жалость; эльф почувствовал себя неуютно: жалость эта относилась к нему.
— Это было с твоей стороны жестоко, Тьорл.
— Что именно?
— То, что ты сказал о смерти его друзей.
Она резко повернулась к нему спиной и побежала вниз.
Эльф стал взбираться на холм. И вдруг он вздрогнул — снизу, из лощины, донеслась песня флейты. Это Лавим пытался играть на ней, он терзал флейту до тех пор, пока Станах не отобрал ее у него.
Тьорл побежал по склону к своим спутникам. И дракониды, и злобные гномы, искавшие Меч Бури, — все бледнело по сравнению с тем кошмаром, что создал кендер с помощью волшебной флейты.
Правый глаз и щека гнома Задиры непрестанно дергались, и он никак не мог справиться с тиком.
— Где Малыш?
— Я видел его следы на дороге. Думаю, он скоро вернется. — Добряк переминался с ноги на ногу и наконец выложил единственное, что ему удалось выяснить: — Маг мертв.
Полуденное солнце — для тейварцев столь же тошнотворно-отвратительное, как для человека падаль, — золотыми бликами сверкало на шлеме и кольчуге Добряка и заливало ярким светом каменистые холмы. Южная дорога в Старую Гору, вьющаяся между этими холмами, выглядела узкой коричневой лентой; густой и темный лес окружал один из холмов, что был похож на большую пирамиду. А пирамида, построенная человеком, отсюда была не видна. Вдали, на востоке, сверкали белым и голубым высокие, достающие до самых небес пики Харолисовых гор, а под ними находился Торбардин — их, гномов, родной дом.
Задира сплюнул и подумал, что он, видно, умрет, уже не увидев родного подземелья, — умрет либо от света, либо от ножа Серого Вестника. Он бросил косой взгляд на Агуса. Задира подумал: "Скорее всего умрет от ножа одноглазого Вестника…"
— Откуда ты знаешь, что маг мертв?
— В лесу, на поляне, стоит совсем недавно построенная пирамида, — ответил Добряк.
"Такая же пирамида, возможно, будет построена здесь и для меня, — подумал Задира. — Если я не найду этот проклятый Меч, мои кости будут гнить и рассыпаться здесь на солнце. Рилгар, несмотря на все, что сделал я для него за двадцать лет верной службы, семь шкур с меня спустит из-за этого Меча".
— Ну и что с того, что на поляне стоит пирамида? — проворчал он.
— Но ведь кто-то должен же был построить ее. Это точно пирамида Музыканта. А кто же станет строить ее для мертвого, кроме его друга? Я видел следы трех, а может, и Четырех существ. — Добряк ухмыльнулся и почесал свою спутанную бороду рукой, покрытой шрамами. "Серебром воина" — так называли в Тейваре шрамы, полученные в сражениях. У Добряка их было много. — Один из них точно гном.
Стоявший позади Вулфен зашелся низким горловым смехом. Смехом, напоминавшим лисий лай.
— А кто у него друг? Подмастерье Станах. Ну а кто остальные? И можешь ли ты сказать, куда они направились?
— На восток, в предгорья.
"На восток, в предгорья…" Отлично. Станах идет в Торбардин, и маг уже никогда не сможет его защитить. Задира улыбнулся. Рука Добряка коснулась висевшего на плече арбалета.
— Мы пойдем за ним?
— Да, — сказал Задира. — И мы его прирежем, как цыпленка. Вулфен, пошли.
Мучаясь от головной боли, что причинял ему свет, Задира думал: "И как этот Вулфен смог подняться на залитый солнечным светом холм?!" Услышав, что его зовут, Вулфен поднял голову, повел туда-сюда глазами, похожими на грязные льдинки, и снова засмеялся с завыванием. Он чуял добычу.
Заслышав смех Вулфена, на холм вскарабкался Малыш. Задира тоже стад подниматься на холм.
Одноглазый Агус Серый Вестник — последовал за троицей. Он слышал все их разговоры, но сам рта не раскрывал.