— Тебе не за что меня благодарить. Теперь, когда ты съел мое мясо, ты должен делать то, что я скажу, — жестко ответила она.
— О чем это ты? — нахмурился он. — Принц Сильванести не подчиняется никому, кроме Пророка и богов.
— Ты сейчас не в Городе Башен. — Анайя швырнула в огонь обглоданные кости. — Здесь дикий лес, и первый закон здешних мест таков: каждый ест только то, что добыл сам. Это делает тебя свободным. Если ты ешь чужую пищу, ты несвободен, ты беспомощный младенец, которого нужно кормить.
Кит-Канан вскочил на ноги и надменно произнес:
— Я обещал помочь Хозяину Леса, но, клянусь кровью Эли, я не стану ничьим рабом! А особенно у грязной раскрашенной дикарки!
— Какое кому дело до того, что ты принц. Закон обязателен для всех. Или добывай пищу сам, или подчиняйся мне. Выбор за тобой, — просто ответила она и направилась к дереву.
Кит-Канан схватил Анайю за локоть и повернул лицом к себе.
— Что ты сделала с моим мечом и кинжалом? — потребовал он ответа.
— Металл дурно пахнет. — Анайя вырвала руку. — Мне запрещено к нему прикасаться. Я завернула твои вещи в шкуру и убрала из моего дома. Не приноси их обратно.
Кит-Канан уже открыл рот, чтобы накричать на нее, выбранить за такую несправедливость. Но прежде чем он успел произнести хоть слово, Анайя скрылась в доме.
— Ну и где же мне теперь спать? — насмешливо спросил он.
— Там, где тебе удобнее, — услышал он краткий ответ Анайи.
Она уже свернулась в клубок у стены, так что Кит-Канану оставалось только лечь как можно дальше от нее — он не хотел замерзнуть, ночуя снаружи. В мозгу проносились тысячи мыслей. Как найти Аркубаллиса и покинуть этот лес? Как избавиться от Анайи? Где же Макели? Где разбойники?
— Думай потише, — раздраженно попросила Анайя. — Ложись спать.
И Кит-Канан со вздохом закрыл глаза.
7
На время Дней Правосудия в Сильваност собрались эльфы со всех концов страны. Каждый год в это время Звездный Пророк занимался разрешением частных споров, выслушивал советы жрецов и аристократов и старался решить общие проблемы, возникавшие перед его подданными.
На ступенях храма Эли возвели платформу. Здесь, на высоком, обитом мягкой тканью троне, под мерцающим белым пологом, восседал Ситэл. Отсюда ему была видна вся площадь. Рядом с ним стоял Ситас, он наблюдал и слушал. Путь сквозь толпу к Пророку охраняли воины из королевской гвардии. Дни Правосудия бывали забавными, бывали утомительными, но всегда бесконечно длинными.
Ситэл разбирал ссору двоих рыбаков из-за огромного карпа, который одновременно попался в сети обоим. Оба эльфа претендовали на рыбу, пойманную несколько недель назад и успевшую сгнить, пока они спорили из-за нее.
Ситэл вынес решение:
— Назначаю этой рыбе цену в два серебряных. И поскольку это ваше общее имущество, каждый заплатит другому по одному серебряному за то, что вы позволили ей испортиться.
Изумленные рыбаки собрались было протестовать, но Ситэл опередил их:
— Это приказ. Выполняйте!
Судебный писец ударил в колокол, что означало конец разбирательства. Рыбаки поклонились и исчезли.
Ситэл поднялся. Гвардейцы звякнули копьями.
— Я немного отдохну, — объявил он. — В мое отсутствие мой сын, Ситас, будет вершить правосудие.
Принц удивленно взглянул на отца и с низким поклоном спросил:
— Ты уверен, отец?
— А почему бы и нет? Это даст тебе представление о том, каково быть Пророком.
И монарх, отойдя к заднему краю платформы, стал наблюдать за тем, как его сын медленно усаживается в кресло судьи.
— Следующее дело! — звенящим голосом произнес Ситас.
Ситэл скрылся в складках драпировок. За занавесью у небольшого столика, уставленного едой и напитками, его ожидала жена. Белоснежная льняная занавесь отгораживала эту часть возвышения с трех сторон, а четвертая сторона выходила к храму. Перед ними вырисовывался внушительный фасад здания, колонны с вырезанными желобками и стены, украшенные темно-синим, ярко-розовым и травянисто-зеленым камнем. Над городом навис летний зной, но здесь, под балдахином, веяло прохладой.
Ниракина поднялась и отпустила мальчика-слугу, ожидавшего приказаний у стола. Затем она налила мужу нектара в высокий бокал. Ситэл взял несколько виноградин из золотой чаши и принял бокал.
— Ну как у него дела? — спросила Ниракина, указав жестом в сторону трона.
— В общем-то, хорошо. Он должен привыкнуть сам выносить решения. — Ситэл небольшими глотками пил янтарную жидкость. — Вы с Герматией сегодня были на первом представлении эпоса Элидана?
— Герматия сказалась больной, и представление отложили на завтра.
— Что с нею? — Пророк откинулся в кресле.
Ниракина помрачнела:
— Она охотнее пойдет на рынок, чем останется во дворце. Она горда и своевольна, Ситэл.
— Она знает, как привлечь к себе внимание, это уж точно, — усмехнулся муж. — Я слышал, будто народ толпами ходит за ней по улицам.
Ниракина кивнула:
— Она бросает в толпу деньги и драгоценные камни достаточно часто для того, чтобы горожане безумствовали, приветствуя ее. — Наклонившись вперед, она положила ладонь на руку мужа, державшую бокал. — Ситэл, а может быть, мы сделали неправильный выбор? Эта девушка стала причиной стольких несчастий. Как ты думаешь, все будет хорошо?
Ситэл поставил бокал на стол и взял руку жены в свою:
— Не думаю, что от причуд Герматии будет какой-то вред, Кина. Сейчас она опьянена успехом у толпы, но скоро устанет от этого и поймет, как преходяща любовь простого народа. У них с Ситасом появятся дети, это ее утихомирит, у нее будет, чем занять себя.
Ниракина попыталась улыбнуться, хотя не могла не заметить, что Пророк избегает упоминать имя Кит-Канана. У ее мужа была сильная воля, и не так-то легко было смягчить его гнев.
Площадь огласили крики. Ситэл, прихватив полную горсть винограда, предложил жене:
— Пойдем взглянем, что случилось.
Выйдя из- за занавеси, они приблизились к переднему краю платформы. Толпа на площади была разделена на две части, и в центральном проходе, между двумя рядами солдат, Ситэл и его жена увидели группу пришельцев, числом около тридцати. Все они были ранены — одних несли на носилках, другие были перевязаны запятнанными кровью бинтами. Раненые эльфы, мужчины и женщины, медленно, с трудом приблизились к подножию трона Пророка. Гвардейцы двинулись было, чтобы удержать их, но Ситас остановил солдат и разрешил просителям подойти ближе.
— Кто вы такие? — спросил он.
— Великий Пророк… — начал высокий эльф, стоявший впереди всех. Видимо, от работы на открытом воздухе лицо его было обожжено солнцем, под одеждой выступали могучие мышцы. Взлохмаченные пшеничные волосы покрывал слой копоти, правая рука почти целиком была замотана бинтами. — Великий Пророк, мы единственные оставшиеся в живых из жителей деревни Трокали. Мы прошли пешком почти две сотни миль, чтобы рассказать тебе о своих несчастьях.
— Что произошло?
— Мы вели мирную жизнь в своей деревне, Великий Пророк. Выращивали фруктовые деревья, засеивали поля и вели торговлю со всеми, кто приходил на нашу рыночную площадь. Но недавно ночью, в последнюю четверть Лунитари, в Трокали появилась банда разбойников. Они подожгли дома, вырубили наши сады, похитили наших женщин и детей.
Голос эльфа надломился. На несколько мгновений он умолк, чтобы справиться с чувствами, а затем продолжил:
— Мы не воины, Великий Пророк, но как могли попытались защитить своих детей. Мы сражались дубинами и мотыгами, а против нас шли с мечами и луками. Эти эльфы, — он указал на кучку потрепанных, измученных страдальцев, — все, кто остался в живых из двухсот жителей нашей деревни.
Ситас сошел с платформы и, спустившись по ступеням храма, оказался рядом с высоким эльфом из Трокали.
— Как твое имя? — спросил он.