— Отдохните, — оказавшись среди них, проговорила Хозяйка. — Вы устали и изголодались, я знаю. Сейчас принесут пищу и воду для омовения рук. Оставьте все ваши страхи: здесь вам нечего опасаться. Если где-либо и можно чувствовать себя в безопасности нынешней ночью, так это здесь!
Глаза Карамона загорелись при упоминании о еде. Он осторожно опустил брата на землю, и Рейстлин поник в траву под деревом. В серебряном свете его лицо казалось мертвенно-бледным, однако дышал он легко. Он выглядел не столько больным, сколько смертельно измотанным Карамон уселся рядом с ним, огляделся в поисках съестного и вздохнул.
— Что мы будем есть? Ягоды? — с самым несчастным видом обратился он к Танису. — Ох, до чего хочется мяса! Олений бы окорок… или там жареной крольчатинки…
— Тихо ты! — косясь на Хозяйку, шепотом урезонил его Стурм. — Как бы она тебя самого не поджарила!
Но тут из леса вновь появились кентавры и расстелили на травке чистую белую скатерть. Другие кентавры расставили на скатерти хрустальные шары, тотчас осветившие лес.
Любопытный Тассельхоф пригляделся к светильникам и воскликнул:
— Да там же светляки!
Действительно, внутри шаров суетились тысячи крохотных насекомых, и у каждого на спинке горело по два ярких пятна. Они ползали по прозрачным стенкам туда и сюда, стараясь выяснить, где же это они оказались.
Потом кентавры вынесли сосуды с прохладной чистой водой и полотенца — ополаскивать руки и лица. Вода смыла следы боя, очистив и освежив и тела, и души. Но вот стулья, расставленные кентаврами рядом со скатертью, отнюдь не внушали Карамону доверия. Каждый стул был вырезан из цельного куска дерева и вроде бы отвечал формам человеческого тела… однако у каждого почему-то была всего одна ножка!
— Садитесь, пожалуйста, — учтиво предложила Хозяйка.
— Как же на этом сидеть? — не выдержал богатырь. — Я свалюсь! — Поглядел на скатерть и добавил: — И потом, она все равно расстелена на траве. Сяду-ка я лучше на землю…
— Поближе к жратве, — фыркнул в бороду Флинт.
Остальные в немалом смущении поглядывали на стулья, на хрустальные шары, полные светляков, и на кентавров. Дочь Вождя лучше всех представляла себе, как должны были поступать гости. Внешний мир мог сколько угодно считать ее народ варварским; у племени кве-шу были весьма строгие правила вежливости, имевшие силу религиозных заповедей. Золотая Луна знала: заставить хозяина ждать — значит, оскорбить и его самого, и его гостеприимство. С истинно королевским величием она опустилась на стул… одноногое седалище лишь чуть покачнулось, приспосабливаясь, приноравливаясь к ее росту и весу.
— Сядь по правую руку, воин, — ощущая направленные на нее взгляды, произнесла она согласно этикету. Лицо Речного Ветра оставалось бесстрастным, хоть он и знал, что являет собой довольно-таки нелепое зрелище — рослый мужчина, пытающийся усесться на хрупкий с виду стульчик. Усевшись, однако, он с удовольствием откинулся на удобную спинку и едва не улыбнулся.
— Садитесь и вы, — обратилась Золотая Луна к остальным, стараясь загладить неловкость, вызванную их замешательством. — Благодарю за то, что вы ожидали, пока сяду я.
— Лично я не ждал. — Карамон скрестил руки на груди. — Чтобы я полез на этакий насест? Да ни за… — Локоть Стурма, вонзившийся под ребра, принудил его замолчать.
— Благодарю, госпожа, — поклонился Стурм и сел, исполненный рыцарского достоинства.
— Что ж, если он усидел, придется и мне… — пробормотал Карамон. На его решение немало повлияло то обстоятельство, что кентавры вынесли еду. Усадив брата, он осторожно сел сам, все еще опасаясь, выдержит ли стул.
Четверо кентавров встали у четырех углов просторной белой скатерти, расстеленной на траве. Подняв скатерть на высоту обычного стола, они отняли руки, но скатерть осталась висеть, причем ее расшитая поверхность была на ощупь такой же твердой и прочной, как самые крепкие столы из гостиницы "Последний Приют".
— Вот это да! Как же это так получается? — вслух изумился Тассельхоф, заглядывая под скатерть. — Там ничего нет! — с округлившимися глазами сообщил он остальным. Кентавры оглушительно расхохотались. Улыбнулась даже Хозяйка.
Кентавры расставили тарелки, вырезанные из дерева и прекрасно отполированные. Каждому гостю вручили нож и вилку, выточенную из оленьего рога. Блюда горячего жареного мяса источали манящие ароматы. Ковриги душистого хлеба и фрукты, уложенные в большие деревянные чаши, отсвечивали в мягком сиянии шаров.
Карамон, наконец-то освоившийся в кресле, потер руки и широко улыбнулся, держа вилку наготове. Шумный вздох предвкушения вырвался у него, когда один из кентавров поставил прямо перед ним поднос с жареной олениной. Карамон вонзил вилку в мясо, восторженно вдыхая ароматный пар… и заметил, что все на него смотрят.
— В чем де… — начал он непонимающе, но тут его глаза обратились на Хозяйку, и, покраснев, он поспешно отдернул руку с вилкой. — Про… прошу прощения, госпожа, — пробормотал он смущенно. — Этот олень… Наверное, был твоим знакомым… одним из твоих подданных…
Хозяйка Леса мягко улыбнулась.
— Не беспокойся, воин, — сказала она. — Олень исполняет свое предназначение, доставляя пищу охотнику, будь то человек или волк. Зачем скорбеть о тех, кто умер, дабы исполнить свое предназначение?
Танису показалось, что взгляд Хозяйки Леса, пока она так говорила, задержался на лице Стурма, и была в этом взгляде глубокая печаль, наполнившая сердце полуэльфа ледяным страхом. Он снова посмотрел на Хозяйку, но великолепное животное вновь улыбалось, и Танис решил, что его подвело разыгравшееся воображение.
— Но откуда нам знать. Хозяйка, — спросил он нерешительно, — исполнило ли то или иное существо свое предназначение?.. Я видел старцев, умиравших в отчаянии и ожесточении. Я видел, как маленькие дети умирали до срока, но оставляли столько любви и тепла в душах друзей, что самое горе их кончины было смягчено тем добром, которое подарила другим их короткая жизнь…
— Ты сам гораздо лучше ответил на свой вопрос, Танис Полуэльф, чем это могла бы сделать я, — очень серьезно ответствовала Хозяйка. — А именно: мерой служит не то, что мы приобретаем, а то, что мы отдаем… — Полуэльф хотел было ответить, но она прервала его: — Позабудь обо всех заботах и насладись покоем моего леса, пока это возможно. Ибо время проходит.
Танис пристально посмотрел на Хозяйку, но она, отвернувшись, вглядывалась в лесную даль, и взор ее был отуманен печалью. Полуэльф задумался над смыслом ее слов и сидел, погруженный в невеселые размышления, пока его ласково не коснулась чья-то рука.
— Поешь, — сказала Золотая Луна. — Еда навряд ли отвлечет тебя от раздумий. Но если отвлечет, так это к лучшему.
Танис улыбнулся ей и с пробудившимся аппетитом занялся едой. Последовав совету Хозяйки Леса, он попытался хотя бы на время отрешиться от всего тягостного и трудного, и это ему удалось. Но Золотая Луна была права: совсем позабыть он так и не смог.
Друзья последовали его примеру, принимая все то странное, что их окружало, с невозмутимостью бывалых путешественников. Единственным напитком, к большому разочарованию Флинта, служила вода; тем не менее сомнения и страхи вскоре покинули их сердца, смытые прочь, как грязь и кровь — с их рук. Они смеялись, ели и переговаривались, радуясь обществу друг друга. Хозяйка Леса больше не обращалась к ним, лишь по очереди обводила их взглядом.
На бледном лице Стурма наконец появилась какая-то краска. Он вкушал пищу с благородным достоинством, как истинный рыцарь. Его соседом был Тассельхоф, и Стурму приходилось отвечать на уйму вопросов, касавшихся его родины, которыми засыпал его неугомонный кендер. Он также, не привлекая ненужного внимания, извлек из сумки Таса костяную вилку и нож, успевшие неведомо как туда угодить. С другой стороны Стурма сидел Карамон; рыцарь отодвинулся от него как можно дальше и старался не замечать его вовсе.
Великан наслаждался пиршеством. Он ел втрое больше и втрое быстрее остальных и, самое скверное, чавкал в три раза громче. И при этом еще в лицах изображал Флинту свою схватку с троллем, используя вместо меча большую полуобглоданную кость. Флинт ел от души, время от времени сообщая Карамону, что тот, без сомнения, был величайшим на всем Кринне вруном.
