Рейстлин исчез.
Тика Вейлан стояла на палубе «Перешона», глядя за борт на кроваво-красные волны и изо всех сил стараясь удержаться от слез. Мужайся! — повторяла она себе снова и снова. Я ведь не трусила в битвах. Карамон сам говорил, что я не трусиха. Что ж, попробую не оплошать и теперь. Лучше порадуюсь, что мы с ним по крайней мере умрем вместе. Он не должен увидеть, как я плачу от страха…
Правду сказать, последние четыре дня хоть кого могли свести с ума. Друзья носу не смели высунуть из задрипанных «Чернышей», боясь попасться на глаза драконидам, которыми кишел городишко. Таинственное исчезновение Таниса добавило им седых волос. Хуже неизвестности было только чувство полной беспомощности: они не смели не то что искать его — даже и расспрашивать. Долгих четыре дня они почти не покидали своих комнат, а значит. Тика волей-неволей все время находилась подле Карамона.
Это было пыткой. Их с неослабной силой тянуло друг к другу. Как же хотелось Тике прижаться к груди Карамона и ощутить его объятие, прикосновение могучего, мускулистого тела…
Она не сомневалась, что и Карамон всем сердцем жаждал того же. Когда их взгляды встречались, в глазах великана светилась такая нежность, что Тика готова была рвануться ему навстречу и раствориться в любви, полнившей его сердце.
Но покуда за Карамона цеплялась эта хилая тень, именуемая его братом, ничего быть не могло. Тика вновь и вновь повторяла про себя слова, что сказал ей Карамон по дороге в Устричный: «Мой первый долг — это долг перед братом. Там, в Башне Высшего Волшебства, мне сказали, что его сила поможет спасти мир. Ну так вот, его телесная сила — это я. Я нужен ему. И, пока он нуждается во мне, я не имею права посвятить себя кому-то другому. А ты достойна того, чтобы стать для мужчины самым главным. Тика. И потому-то я хочу, чтобы ты осталась свободной. Ты еще встретишь мужчину, который сможет посвятить себя только тебе…»
На что он мне нужен, этот другой, грустно подумала Тика. И ощутила, что по щекам все-таки потекли слезы. Она поспешно обернулась, чтобы не увидели Золотая Луна с Речным Ветром. Чего доброго — не так поймут, решат, будто она разревелась со страху. На самом же деле она давно победила в себе страх смерти. Единственное, чего она боялась — это умирать в одиночку…
Куда все-таки запропастились Танис с Карамоном, подумала она, торопливо утирая слезы ладонью. Течение все ближе подносило корабль к черному зеву водоворота. Где Карамон?.. Пойду разыщу его, решила Тика. Танис там или не Танис…
Но тут полуэльф появился из люка, то ли поддерживая, то ли на себе таща Карамона. Один взгляд на белое лицо великана — и у Тики остановилось сердце. Она хотела окликнуть любимого, но голос ей изменил: получился невнятный, полный ужаса вопль.
Золотая Луна и Речной Ветер, смотревшие на водоворот, мгновенно обернулись. Увидя Таниса, шатавшегося под тяжестью богатыря. Речной Ветер бросился на подмогу. Карамон был похож на пьяного, остекленевшие глаза казались незрячими. Варвар перехватил его как раз в тот момент, когда у Таниса подломились колени.
— Со мной все в порядке, — поймав озабоченный взгляд Речного Ветра, пропыхтел Танис. — Золотая Луна! Карамону нужна твоя помощь!
— Да что с ним такое, Танис?.. — В голосе Тики звучал неприкрытый страх. — Что произошло? А где Рейстлин? Он… — И девушка осеклась. Ибо взгляд полуэльфа был темен от увиденного и услышанного внизу.
— Рейстлин… ушел, — ответил он коротко.
— Ушел? Куда?.. — Тика растерянно оглядывалась, наполовину ожидая увидеть тело мага всплывающим в мутно-багровой воде.
— Он солгал нам, — сказал Танис, помогая Речному Ветру укладывать Карамона на бухту каната. Карамон не произносил ни слова. Казалось, он вовсе не замечал ни их, ни того, что их окружало. Незрячие глаза были устремлены в алую глубину… — Помнишь, — продолжал Танис, — как он настаивал на том, чтобы отправиться в Палантас? Ему-де необходимо было научиться пользоваться Оком. Ну так вот — он и безо всякого Палантаса куда как насобачился с ним управляться. Оно-то и помогло ему смыться. Куда? В Палантас, наверное. А впрочем, не все ли равно…
Посмотрев на Карамона, он горестно покачал головой, потом отвернулся и отошел к борту.
Ласковые руки Золотой Луны осторожно коснулись лба Карамона. Жрица называла его по имени — так тихо, что друзья почти не слышали ее голоса за шумом ветра и плеском воды. Карамон, однако, сперва вздрогнул от ее прикосновения, потом затрясся всем телом. Тика припала подле него на колени, отогревая его руки в своих. По-прежнему глядя прямо перед собой, Карамон молча заплакал. Крупные слезы скатывались из широко открытых, невидящих глаз. Золотая Луна и сама была готова заплакать. Она гладила его лоб и звала воителя, как мать зовет потерявшееся дитя.
Суровое лицо Речного Ветра было черно от горя и гнева.
— Что все-таки случилось? — мрачно спросил он полуэльфа.
— Рейстлин сказал, что он… Ох, не могу говорить об этом! Не сейчас!.. — Танис содрогнулся и замотал головой. Перегнувшись через фальшборт, он посмотрел в стремительно мчавшуюся мутную воду. Тихо выругался по-эльфийски, — а он нечасто употреблял этот язык, — и обхватил голову ладонями…
Речной Ветер дружески положил руку ему на плечо.
— Вот все и сбылось, — проговорил он. — Тогда, во сне, маг тоже ушел и бросил брата на верную гибель…
— А я всех подвел, как и тогда, — неверным голосом пробормотал Танис. — Это я во всем виноват… Это я навлек на нас весь этот ужас…
— Друг мой, — сказал Речной Ветер, растроганный мукой, звучавшей в его голосе. — Не нам судить о путях Богов…
— Да при чем тут Боги!.. — яростно выкрикнул Танис. Вскинув голову, он изо всех сил ударил по поручню кулаком: — Я, я это! Мой выбор!.. Все эти ночи, пока мы любили друг друга, пока я сжимал ее в объятиях… знал бы ты, сколько раз я говорил себе: а почему бы и не остаться здесь, с ней, навсегда?.. Как после этого я могу осуждать Рейстлина? Чем я лучше него? Нас обоих поработила страсть… всесжигающая страсть…
— Только не тебя, Танис, — ответил Речной Ветер. Могучими руками сгреб полуэльфа за плечи и заставил смотреть себе прямо в глаза. — Ты не пал жертвой своей страсти, как маг. Если бы ты вправду был рабом страсти, ты остался бы с Китиарой. Но ты же оставил ее, Танис!
— Да, я оставил ее, — с горечью прошептал полуэльф. — Я ушел крадучись, словно воришка… Да, я должен был бы гордо бросить ей в лицо правду… Она бы прикончила меня на месте, но зато вы были бы в безопасности. Вы могли бы спастись… Да и моя смерть оказалась бы куда легче, чем… Но у меня не хватило мужества, и вот результат… — Полуэльф стряхнул руки варвара со своих плеч. — Если бы мое малодушие погубило только меня…
Он обвел глазами палубу. Берем, с отрешенным лицом, по-прежнему стоял у руля, сжимая бесполезный штурвал. Маквеста еще пыталась что-то предпринимать; она выкрикивала команды, силясь заглушить рев ветра и низкий, рокочущий гул, исходивший из пучин водоворота. Но команда, пораженная ужасом, более не слушала своего капитана. Кто-то богохульствовал. Кто-то молился. Кто-то плакал. Большинство хранило молчание, завороженно взирая на гигантскую воронку, неотвратимо увлекавшую их в бездонное черное жерло.
Вновь ощутив на своем плече руку варвара, Танис хотел отстраниться, но Речной Ветер удержал его.
— Танис, брат мой, — проговорил он. — Ты избрал этот путь еще в Утехе, в гостинице «Последний Приют», когда решил оказать помощь Золотой Луне. Гордыня побуждала меня тогда отказаться от твоей помощи и тем обречь нас обоих на гибель. Но ты не отвернулся от попавших в беду, и мир принял весть об учении истинных Богов. Мы вернули на землю дар исцеления. Мы принесли надежду… Помнишь, что сказала нам Хозяйка Омраченного Леса? Не горюйте о тех, кто исполнил свое предназначение в жизни. Подумай же сам: разве мы его не исполнили? Кто знает, скольких жизней мы коснулись в пути? Мы сеяли семена надежды, и семена эти взойдут великой победой. Что с того, что для нас битва окончится?.. Другие поднимут наши мечи и продолжат наш бой…
