Подойдя к дереву, принц заглянул внутрь. Анайя раскрашивала лицо, сидя на корточках перед блестящей слюдяной пластиной. Она чисто вытерла щеки — относительно чисто, комком сырых зеленых листьев, — и теперь накладывала на них краску, изготовленную из ягод и ореховой скорлупы. Кистью служила свежая веточка, конец которой Анайя разжевала, чтобы сделать его мягким и податливым. Она двигалась от одной тыквенной бутыли к другой, нанося на лицо красные, коричневые и желтые зигзаги.

— Чем ты там занимаешься? Время идет, — нетерпеливо сказал Кит-Канан.

Анайя нарисовала на подбородке три сходящиеся линии, напоминающие красную стрелу. Тяжело взглянув на него своими темно-карими глазами, она приказала:

— Выйди отсюда и жди меня снаружи.

Кит-Канан почувствовал, как от ее обычного повелительного тона внутри поднимается гнев. Она командовала им, словно слугой, но ему ничего не оставалось, как, скрежеща зубами, подчиняться. Наконец Анайя появилась, и они вместе нырнули в глубокую тень под деревьями. Когда Кит-Канан увидел, как грациозно она идет по лесу, недовольство его куда-то исчезло. Она ни разу не задела ни листка, ни веточки и передвигалась словно дымок, как когда-то сказал Макели.

Наконец они остановились отдохнуть, и Кит-Канан, переводя дыхание, сел на бревно и взглянул на Анайю, которая стояла, опершись одной ногой на ствол поваленного дерева. Дыхание ее оставалось по-прежнему ровным. Она была мускулистой, смуглокожей, раскрашенной женщиной Каганести — дикаркой, по меркам его народа, но эта дикарка так хорошо знала жизнь и обычаи леса. Их миры были слишком разными, даже враждебными, однако в этот момент Кит-Канан почувствовал себя в безопасности. Он оказался не так одинок, как считал когда-то.

— Почему ты на меня так смотришь? — нахмурилась Анайя.

— Я просто подумал, насколько лучше было бы, если бы мы были друзьями, а не врагами, — искренне отвечал Кит-Канан.

Она, в свою очередь, взглянула на него с необычным выражением.

Принц, засмеявшись, спросил:

— А почему ты теперь так на меня смотришь?

— Я слышала это слово, но у меня друга никогда не было, — промолвила Анайя.

Кит-Канан никогда бы не поверил в существование такого густого леса, как тот, по которому его вела Анайя. Деревья вокруг не были такими гигантскими, как в той части леса, где она жила, и выглядели более привычно, однако росли настолько близко друг к другу, что вскоре Кит-Канан вообще не смог двигаться.

Анайя ухватилась голыми руками и ногами за ствол дуба и начала карабкаться вверх, словно белка. Кит-Канан изумленно наблюдал, как она взбирается на дерево. Вскоре женщина скрылась в листве.

— Ты идешь? — крикнула ему Анайя.

— Я не могу так вскарабкаться! — протестующе ответил он.

— Тогда подожди.

Мелькнула выкрашенная алой краской нога, и Анайя перепрыгнула с дуба на растущий рядом вяз. Расстояние между деревьями было больше шести футов, но Анайя, не задумываясь, бросилась вперед. Несколько мгновений спустя она уже летела обратно, легко, словно птица. К ногам принца упала веревка, скрученная из нескольких стеблей плюща, в два раза толще его пальца. Такой способ ему больше понравился. Уцепившись руками за канат, Кит-Канан начал подтягиваться вверх, перебирая ладонями и упираясь ногами в ствол, и скоро уже сидел на суку в тридцати футах от земли.

— Ух ты! — рассмеялся он. — Недурной подъем!

Но на Анайю это явно не произвело впечатления. В конце концов, она взобралась сюда вообще без всякой веревки. Кит-Канан подтянул лозу вверх и бережно обмотал ее вокруг пояса.

— Мы быстрее догоним его, если будем двигаться по деревьям, — сказала Анайя.

— Откуда ты знаешь, что Макели шел именно здесь?

Анайя приготовилась к прыжку.

— Я чувствую его запах. Сюда.

Анайя прыгнула вперед, на вяз. Кит-Канан, менее ловкий, соскользнул вниз по стволу. Анайя подождала, пока он вскарабкался к ней, ухватившись за ветку над головой. Где-то внизу промелькнула трава, и Кит-Канан зацепился одной ногой за ствол вяза. Затем он отпустил дубовую ветку и, упершись другой ногой, постепенно перебрался на вяз.

— Похоже, это займет много времени, — признался Кит-Канан, хватая ртом воздух.

Большую часть дня они продолжали путь по ветвям деревьев. Хотя принц был кем угодно, только не неженкой — руки его привыкли к мечу и поводьям грифона, — однако вскоре, раскачиваясь на грубых ветвях, он ободрал кожу на ладонях, и она начала саднить. Ноги так часто соскальзывали, что, наконец, Кит-Канан снял сандалии на грубых ремнях и продолжал путь босиком, как Анайя. Скоро ступни его заныли, как и ладони, но он больше не падал.

Хотя Кит-Канан передвигался медленно, они преодолели по своей надземной дороге немало миль. Ближе к вечеру Анайя объявила, что им необходимо отдохнуть, и они устроились между ветвями какого-то дерева, покрытого съедобными плодами. Анайя показала своему спутнику, как находить спрятанные среди густой листвы желтые плоды, похожие на груши. Мягкая белая мякоть утоляла не только голод, но и жажду.

— Как ты думаешь, с Макели все в порядке? — спросил Кит-Канан с явной тревогой в голосе.

Анайя доела плод и бросила огрызок на землю со словами:

— Он жив.

Кит-Канан тоже выбросил огрызок и спросил:

— Откуда такая уверенность?

Поднявшись со своего места, Анайя соскользнула по ветке, на которой сидел принц. Оказавшись рядом с ним, она прижала кончики его пальцев к своему горлу и спросила:

— Чувствуешь, как бьется мое сердце?

— Да.

Удары были нечастыми, но сильными.

Она убрала руку:

— А сейчас?

— Нет, конечно, ведь я не касаюсь твоего тела, — удивился он.

— Ты же можешь меня видеть и слышать, хотя и не дотрагиваешься до меня.

— Ну, это другое дело.

Анайя подняла брови:

— Неужели? А если я скажу тебе, что слышу биение сердца Макели за многие мили, ты мне тоже не поверишь?

— Поверю, — произнес Кит-Канан. — Я знаю, что ты обладаешь многими удивительными способностями.

— Да ничего подобного! — отмахнулась Анайя. — Я умею не больше того, чему научил меня лес. Ты тоже можешь стать таким, как я!

Она снова взяла руку принца, поднесла его пальцы к едва заметно пульсирующей жилке на своей шее и взглянула ему прямо в глаза.

— Покажи, как стучит мое сердце, — велела она.

Кит-Канан начал постукивать пальцем другой руки по своему бедру.

— Верно, — согласилась она. — Ты чувствуешь его. Продолжай.

Она не сводила с него взгляда. И правда, между ними возникла какая-то связь. Не физическая, как прикосновение рук, но более тонкая; Кит-Канан знал, что такая связь существует между ним и Ситасом. Даже не дотрагиваясь до брата, находясь на расстоянии многих миль от него, Кит-Канан чувствовал, что Ситас жив, что в жилах его пульсирует кровь. А теперь, словно бы в пространстве между своими глазами и глазами Анайи, он ощущал ровные удары ее сердца, слышал, как оно бьется, бьется…

— Посмотри на свои руки, — приказала Анайя. Его левая рука продолжала отстукивать ритм, но правая лежала на стволе дерева — он не касался ее горла.

— Ты все еще чувствуешь пульс? — спросила она.

Он кивнул. Точно так же, как удары своего сердца, он мог слышать, как бьется сердце у нее в груди. Оно стучало медленнее, ровнее. Кит-Канан потрясенно взглянул на свою правую руку.

— Это невозможно! — воскликнул он и не успел произнести эти слова, как биение ее сердца смолкло.

Анайя покачала головой.

— Ты не хочешь учиться, — презрительно сказала она, поднялась и перепрыгнула на соседний дуб. — А теперь пора идти. Скоро стемнеет, а ты недостаточно ловок, чтобы передвигаться по деревьям ночью.

Разумеется, это была правда, и Кит-Канан не стал возражать. Он смотрел, как гибкая фигурка Анайи мелькает в паутине ветвей, и размышлял об уроке, который она ему только что преподала. Что бы это могло значить — как он мог ощущать ее пульс? Боль от разлуки с Герматией, подобная тяжелому, жесткому кому в груди, до сих пор не покидала Кит-Канана… Но когда он закрыл глаза и попытался воскресить в памяти ее образ — представить себе высокую, рыжеволосую эльфийскую женщину, — он только тщетно хмурил брови… Нет, ничего, никакой связи, даже самой слабой, не существовало между принцем и его потерянной возлюбленной. Кит-Канан не мог сказать, жива Герматия или нет. Печаль закралась в его сердце, но сейчас жалеть себя было некогда. Он открыл глаза и поспешил к Анайе, остановившейся далеко впереди.