Там были Антимодес, Мастер Теобальд, вдова Джудит, Карамон, гном с кендером, Китиара. Он умолял их поделиться с ним водой и пищей, но они отвечали, что он умер и не нуждается в них. Он пребывал в постоянном страхе того, что они положат его в гроб и опустят в землю, в могилу, которая оказывалась лабораторией Мастера Теобальда.
Воспоминание об этих кошмарных снах заставило их поблекнуть и лишило их силы. Страх остался, но он уже не подавлял собой остальные чувства. Теперь он мог почувствовать, что шерстяное одеяло, под которым он лежал, было грубым и кусалось; тем более что под одеялом на нем больше ничего не было.
Он откинул одеяло в сторону. Шатаясь от слабости, он поднялся на ноги. В комнате было прохладно, и он поспешно схватил рубашку, которая висела рядом на спинке стула. Натянув ее через голову, он просунул руки в рукава, затем постоял посреди комнаты, спрашивая себя: что дальше?
В комнате у противоположных стен стояли две деревянные кровати. Рейстлин пересек комнату, чтобы посмотреть на своего спящего брата. Карамон спал долго, со вкусом и допоздна. Обычно он свободно лежал на спине, раскинувшись как морская звезда, согнув одну ногу в колене и упираясь ею в стену, и свесив другую с кровати. Рейстлин, наоборот, сворачивался в калачик, подобрав колени к подбородку и обняв их руками.
Но в это утро Карамон спал так же беспокойно и тяжело, как и его близнец. Усталость приковывала его к кровати, он так вымотался, что даже самые жуткие сновидения не могли заставить его проснуться. Он ворочался и перекатывался с боку на бок, его голова моталась из стороны в сторону. Его подушка лежала на полу рядом с одеялами. Простыня была так перекручена, как будто ее отжимали.
Он что-то бормотал и тяжело дышал, поминутно хватаясь за воротник ночной сорочки. Его кожа была липкой от пота, влажные волосы свалялись. Он выглядел так плохо, что Рейстлин озабоченно коснулся его лба, чтобы проверить, нет ли у него жара.
Кожа Карамона была прохладной на ощупь. Недуг, тревожащий его, мучил душу, но не тело. Он вздрогнул от прикосновения Рейстлина и слабо проговорил: — Не заставляй меня идти туда, Рейст! Пожалуйста, не заставляй!
Рейстлин отвел в сторону локон растрепанных вьющихся волос, закрывавший глаза его брата и засомневался, не лучше ли будет разбудить его. Его брат наверняка пережил несколько бессонных ночей и нуждался в отдыхе, но это было больше похоже на пытку, чем на отдых. Рейстлин взял брата за широкое плечо и потряс его. — Карамон! — повелительно позвал он.
Глаза Карамона распахнулись. Он уставился на Рейстлина и съежился от страха. — Не оставляй меня! Не надо! Не покидай меня! Пожалуйста! — проскулил он и так сильно забился на кровати, что чуть не упал с нее.
Это не было сном. Но это было смутно знакомо Рейстлину, а через секунду размышления стало пугающе знакомо.
Розамун. Это было похоже на нее.
Что, если это не обычный сон? Что, если это транс, похожий на те видения, в которые погрузилась Розамун и из которых не смогла найти дорогу назад?
До этого Карамон не показывал никаких знаков того, что унаследовал странные способности своей матери. Но все же он был ее сыном, и ее кровь — со всеми ее странностями — текла в его жилах. Его тело ослабело от бессонных ночей, во время которых он ухаживал за своим больным братом. Трагическая потеря любимого отца потрясла и расстроила его чувства, а ведь ему еще и пришлось наблюдать, как его мать уходит в мир теней. Когда защитные механизмы тела ослабели, а защита разума разрушилась, душа стала уязвимой. Она легко могла поддаться темным неизвестным силам и укрыться в снах от жестокой реальности жизни.
А что, если я потеряю Карамона?
Я останусь один. Один, без друзей и семьи, потому что Рейстлин не мог рассчитывать на поддержку Китиары, да и не хотел. Ее жестокость и плотская, животная натура вызывали в нем отвращение. По крайней мере, так он говорил себе. На самом деле он просто ее боялся. Он предвидел, что когда-нибудь настанет день, когда между ними разгорится борьба, и он не был уверен, что сможет противостоять ей — один. Что же до друзей, то тут он не мог себя обманывать. У него их не было. Его друзья вовсе не были его друзьями, они были друзьями Карамона.
Карамон часто надоедал ему, еще чаще — раздражал его. Его медленные мыслительные процессы только распаляли нетерпение и злость в его брате-близнеце, думавшем намного быстрее, которого часто одолевало желание взять Карамона за шиворот и хорошенько потрясти в надежде, что тогда какая-нибудь толковая мысль вылетит из него наружу. Но теперь, когда потеря Карамона стала реальной и близкой возможностью, Рейстлин вгляделся в пустоту, где раньше был Карамон, и понял, как сильно будет скучать по нему, не только из-за компании, которую он ему составлял, или из-за его силы, на которую можно было полагаться. Фигурально выражаясь, Карамон был не искусным воином, но хорошим партнером в дуэли.
Кроме того, Карамон был единственным, кого знал Рейстлин, кто мог заставить его смеяться. Причудливые тени на стене, смешные кролики…
— Карамон! — Рейстлин снова потряс брата.
Карамон только застонал и выставил руки перед собой, как будто заслоняясь от удара. — Нет, Рейст! У меня его нет! Я клянусь, у меня нет этого!
Испуганный Рейстлин не знал, что делать. Он вышел из спальни с намерением разыскать сестру и послать ее к Чокнутой Меггин за помощью.
Но Китиары не было. Ее дорожная сумка исчезла; по-видимому, она ушла ночью.
Рейстлин стоял в прихожей тихого, непривычно тихого дома. Китиара запихала всю одежду и вещи Розамун в деревянный сундук и задвинула его под кровать. Единственной вещью, принадлежавшей ей, которая осталась на виду, было ее кресло-качалка; Кит не убрала его только потому, что в доме ощущалась острая нехватка стульев. Присутствие Розамун все еще слабо чувствовалось, как легкий запах увядших розовых лепестков. Сама пустота, сама тишина в доме живо напоминали Рейстлину о матери.
Слишком живо. Розамун сидела в кресле, легонько раскачиваясь. Ее платье тихо шуршало, маленькие изящные ступни, обутые в мягкую кожу туфель, едва касались пола и снова скрывались под платьем, когда кресло отклонялось назад. Она смотрела прямо на Рейстлина, улыбаясь ему.
Он смотрел на нее, всем сердцем желая, чтобы видение оказалось правдой, хотя какая-то часть его с болью понимала, что это не так.
Розамун остановила кресло, легко и грациозно поднялась с него. Рейстлин явственно ощутил нежный сладковатый запах, когда она прошла мимо него, запах роз…
В соседней комнате его брат испуганно закричал, так страшно и отчаянно, как будто его жгли заживо.
Все еще чувствуя аромат роз, Рейстлин обвел глазами комнату и довольно быстро обнаружил то, что ему было нужно. Блюдо с сухими увядшими розовыми лепестками поставили на стол, чтобы смягчить тяжелый запах болезни. Он набрал пригоршню лепестков и понес их в спальню.
Карамон сжимал борта кровати так сильно, что костяшки его пальцев побелели. Кровать тряслась под ним. Его глаза были открыты, смотрели на что-то жуткое, ведомое только ему.
Рейстлин не чувствовал нужды обращаться к своей книге для того, чтобы припомнить заклинание. Слова пылали огнем в его голове, и волшебство, как огонь, бегущий по сухой осенней траве, бежало по его позвоночнику, зажигая пламя в каждом нерве, обжигая его самого.
Он сжал розовые лепестки в кулаке, и затем подбросил их в воздух, рассыпая над телом Карамона. — Аст тасарак синуралан кирнави!
Веки Карамона дрогнули. Он глубоко вздохнул, по его телу прошла дрожь, и его глаза закрылись. Он лежал на кровати, обмякнув, не дыша, и Рейстлином овладел страх, какого он никогда прежде не испытывал. Он подумал, что его брат испустил дух. — Карамон! — прошептал Рейстлин. — Не покидай меня, Карамон! Не уходи!
Его руки нежно отряхивали розовые лепестки с неподвижного лица Карамона.
Карамон вздохнул, глубоко, свободно и облегченно. Потом выдохнул и вдохнул снова, и его грудь начала мерно подниматься и опускаться. Его лицо разгладилось, видения не успели оказать губительного виляния на него, и не оставили следа. Неожиданно появившиеся морщины усталости, горя и страха начали постепенно исчезать, как круги на воде.
