Поставив большую деревянную миску на ближайший крупный пень, Рейстлин принялся инструктировать Карамона: — Иди до конца ряда, потом повернись и не спеша иди обратно. Помни, ты — фермерский сын, приехавший в город на день. Когда дойдешь до меня, остановись и глазей вовсю, чтобы привлечь других людей. Как только соберется толпа, выходи за круг и останавливай людей, предлагая им посмотреть. Понял? — А то! — сказал Карамон, сияя. Он невероятно важничал, гордясь своей ролью. — А когда я попрошу добровольца вызваться, ты знаешь, что делать.
Карамон кивнул: — Сказать, что я никогда в жизни тебя не видел, и что внутри этой коробки ничего нет. — Не переиграй, — предупредил Рейстлин. — Нет, нет. Не буду. Можешь на меня рассчитывать, — обещал Карамон.
У Рейстлина имелись сомнения на этот счет, но от него больше ничего не зависело. Они с Карамоном прорепетировали все накануне вечером, и теперь он мог только надеяться, что его брат не забудет свои слова.
Карамон отошел и направился к самому концу ряда, как ему и было сказано. Но ему почти сразу преградил дорогу настырный маленький человечек в кричаще ярком красном жилете, который потянул Карамона к палатке, обещая, что внутри Карамон сможет увидеть венец женской красоты, женщину, известную отсюда до Кровавого моря, которая исполнит ритуальный брачный танец северных эрготианцев, танец, который, по слухам, приводил мужчин в неистовство. Карамону было предложено лицезреть это великолепное зрелище всего за две стальных монеты. — Правда? — Карамон вытянул шею, стараясь заглянуть внутрь палатки. — Карамон! — хлестнул его голос брата.
Карамон виновато вздрогнул и отошел от палатки к разочарованию маленького зазывалы, который послал Рейстлину испепеляющий взгляд прежде чем начать охмурять следующего гуляку теми же обещаниями.
Рейстлин установил деревянную миску на видном месте, кинул в нее стальную монетку на удачу, затем выложил свой реквизит на землю. У него были шарики для жонглирования, монеты, которым предстояло появляться у людей из ушей, длиннющая веревка, которой была уготована судьба быть разрезанной и снова соединенной чудесным образом, шелковые шарфы, чтобы доставать их изо рта, и, наконец, ярко раскрашенная коробка, из которой должен был возникнуть недовольный и взъерошенный кролик.
Он надел белые одежды, не без труда сшитые им самим из старой простыни. Прорехи были закрыты заплатами в форме звезд и лун — красных и черных. Ни одного уважающего себя волшебника не заставили бы надеть на себя такой нелепый наряд даже под страхом смерти, но публике было все равно, а яркие цвета привлекали внимание.
Взяв в руки несколько шариков, Рейстлин взгромоздился на пенек и начал представление. Разноцветные шарики — детские игрушки его и Карамона — мелькали то в его ловких пальцах, то в воздухе. Тут же несколько ребятишек подбежало посмотреть поближе, таща за собой родителей.
Подошел Карамон и начал громко удивляться чудесам, которые видел. Все больше людей подходили и оставались смотреть. Монеты звенели, падая в миску.
Это начинало нравиться Рейстлину. Хотя это не было настоящей магией, все же он наложил своего рода чары на этих людей. Чарам помогало еще и то, что они хотели поверить в его чудеса и были готовы верить. Особенное удовольствие ему доставляло внимание детей, возможно потому, что он помнил себя в таком возрасте, помнил свое удивление и восхищение, и помнил, к чему эти чувства привели. — Ух ты! Вы только посмотрите на это! — завопил писклявый голосок откуда-то из толпы. — Ты действительно проглотил все эти платки? А когда достаешь их, тебе не щекотно?
Сначала Рейстлин подумал, что голос принадлежит ребенку, но потом он разглядел кендера. Кендер, у которого волосы были собраны на макушке в очень длинный хвост, был одет в ярко-зеленые штаны, желтую рубашку и оранжевый жилет, так что его было хорошо видно, когда он пробирался в передний ряд между зрителями, которые нервно спешили расступиться перед ним, держась за свои сумки. Кендер встал прямо перед Рейстлином, не спуская с него глаз и открыв рот от изумления.
Рейстлин послал тревожный взгляд Карамону, который поспешил встать возле миски с деньгами, охраняя ее от возможного посягательства.
Кендер показался Рейстлину знакомым, но он не мог быть уверен — кендеры так отличаются внешне от обычных людей, что они все выглядят одинаково для непривычного глаза.
Рейстлин решил, что будет мудрым как-то отвлечь кендера от деревянной миски. Он начал с того, что достал один из жонглерских шариков из кендеровой сумки, затем вызвал челый дождь монет из носа кендера, к искреннему восторгу и невероятному удивлению маленького зрителя. Толпа — уже довольно большая толпа — зааплодировала. Монеты полетели в миску.
Рейстлин откланивался, когда из толпы раздался голос: — Позор!
Рейстлин завершил поклон и поднялся, чтобы увидеть перед собой лицо — покрытое пятнами, побагровевшее, гневное лицо своего школьного наставника. — Позор! — снова прогремел Мастер Теобальд. Он обвиняюще указал дрожащим пальцем на своего ученика. — Показывать представление перед публикой!
Осознавая, как много людей на него смотрят, Рейстлин попытался не терять спокойствия, хотя горячая кровь прилила к его голове. — Я знаю, что вы не одобряете этого, наставник, но мне приходится зарабатывать себе на жизнь так, как я умею. — Простите, господин наставник, но вы загородили мне весь вид, — вежливо сказал кендер, дергая за рукав белого одеяния Теобальда, чтобы привлечь к себе внимание.
Кендер был маленького роста, а Мастер Теобальд кричал и размахивал руками, что, очевидно, объясняет, почему кендер промахнулся и вместо рукава схватился за сумку с колдовскими компонентами, висевшую на поясе наставника. — Я слышал, как ты зарабатываешь себе на жизнь! — продолжал Мастер Теобальд. — Водишься с этой ведьмой! Используешь сорняки, чтобы морочить голову легковерным простакам, которые думают, что ты их лечишь! Я специально пришел сюда, потому что не верил в правдивость этих слухов! — Ты действительно знаком с ведьмой? — заинтересованно спросил кендер, отрываясь от сумки с волшебными компонентами. — А вы предпочли, чтобы я умер с голоду, Мастер? — Рейстлин перешел в наступление. — Да ты должен скорее просить милостыню на улице, чем продавать свое искусство, как шлюха продает свое тело, и делать посмешище из меня и моей школы! — проорал Мастер Теобальд.
Он протянул руку, чтобы сдернуть Рейстлина с пня. — Только дотроньтесь до меня, сэр, — проговорил Рейстлин с тихой угрозой в голосе, — и вы пожалеете.
Теобальд сдвинул брови. — Ты осмеливаешься угрожать… — Эй, Коротышка! — выкрикнул Карамон, выступая вперед. — Бросай эту сумку сюда! — «Гоблинский Мяч»! — завопил кендер. — Ты гоблин, — проинформировал он Мастера Теобальда и кинул сумку, которая просвистела прямо над головой мага. — Это твое, что ли, волшебник? — насмешливо сказал Карамон, потряхивая сумкой у Теобальда перед носом.
— Твое или нет?
Мастер Теобальд узнал сумку, схватился за пояс, обнаружив, что она действительно оттуда исчезла. На его лбу вздулись голубые вены, а лицо приняло более густой оттенок красного. — Отдай это мне, хулиган! — закричал он. — Сюда, в середину! — крикнул кендер, проскользнув за спиной у учителя.
Карамон бросил сумку. Кендер поймал ее под смех и шумное одобрение толпы зрителей, которые находили эту игру даже более увлекательной, чем фокусы и магию. Рейстлин стоял на пне, спокойно наблюдая за происходящим и слегка улыбаясь.
Кендер замахнулся, чтобы бросить сумку обратно Карамону, как вдруг сумку выдернули прямо из его руки. — Что за… — потрясенный кендер поднял глаза. — Я возьму это, — сказал суровый голос.
Сумка оказалась в руках высокого человека лет двадцати с голубыми, как небо Соламнии, глазами и длинными волосами, заплетенными в старомодную косу. Его лицо было серьезным и суровым, потому что его воспитали с верой в то, что жизнь серьезна, сурова и ограничена правилами, границы которых не могли пошатнуться или раздвинуться. Стурм Светлый Меч завязал тесемки сумки, отряхнул ее от пыли и с церемонным поклоном передал разъяренному магу. — Благодарю, — задушенным голосом проговорил Мастер Теобальд. Получив сумку, он заботливо спрятал ее в свой широкий рукав. Он одарил кендера злобным взглядом и затем, повернувшись, обратился к Рейстлину: — Или ты покидаешь это место, или ты покидаешь мою школу. Таковы мои условия, молодой человек. Что ты выбираешь?
