На нажатие кнопки сигнализации отреагировал двухместный спортивный автомобиль бордового цвета.
– Угу! Нажимать ногами, дёргать, крутить, – деловито покивала головой Людвика, и автомобиль сорвался с места.
– Едет! Быстро! Уйдёт! – заорал коротко стриженный верзила в джипе с тонированными стёклами.
Двери захлопнулись, и джип тоже сорвался с места с диким завыванием резины. В джипе сидели «серьёзные парни», они приехали издалека по неотложным делам, но обстоятельства для них сложились таким образом, что, бросив все дела, они гонялись за «красной машиной», чтобы «проучить этого наглеца», который «ездит по-хамски». И дело усугубилось тем, что они, погнавшись за наглецом, не попали на деловую встречу, и им пришлось по телефону извиняться перед другими «серьёзными парнями», чего они ох как не любят! Антонио обладал способностью доводить такого типа людей «до белого каления».
Они не видели, кто сидит за рулём «красной машины», когда гонялись за ней по городу, и сейчас, обнаружив её во дворе, следили за ней, но упустили момент и не заметили, кто в неё сел.
– Не туда поехали! – вскричал Константин. – Здесь одностороннее движение! Нужно было… Осторожно! Фу! Слишком быстро! Мы едем по встречной полосе!!!
– Что есть встречный полоса?
– Когда машины едут навстречу! Красный!!! Мы проехали на красный! Опять светофор! Опять красный!!!
– Что есть светофор?
– Огоньки!!! Круглые!!! Красный! Желтый! Зелёный! На красный нужно останавливаться!
– Зачем останавливаться, если не приехать?
– Чтобы не врезаться!!! А!!! Мимо! Ты умеешь ездить?
– Ехать могу, уметь нет.
– Нельзя ездить, если не умеешь!!!
– Мы хотеть ехать или хотеть уметь?!
– Не знаю!!! Ты когда-нибудь ездила?
– Ездить такси, ездить автобус. Я платить монета.
Больше он не спрашивал ни о чём. Вцепившись руками во что-то, ожидая столкновения в любой момент, он только смотрел, как чудом проносился их автомобиль из одной критической ситуации в другую.
«Живыми мы не выберемся! На такой скорости – невозможно!» Это было лицо смерти, тошнотворное, животное, не приукрашенное человеческими мыслями и чувствами.
Доехали! Не верилось! Машина стоит, и двигатель выключен. Из машины можно выйти. Тряслись ноги и руки. Людвика что-то сказала про «моя чемодана». Она была совершенно спокойна, езда не произвела на неё никакого впечатления.
Если бы Константин в это время мог что-либо воспринимать, то обязательно обратил бы внимание на то, как из черного джипа с тонированными стеклами, остановившегося позади их машины, вытряхиваются «крепкие парни», потрясённые ездой и ещё не поверившие до конца тому, что они доехали.
Один из них, тот, что сидел за рулём, лёг на газон и, раскинув руки, тупо глядел в небо. Трое других хохотали над ним и делились впечатлениями…
– Ноги подгибаются, не держат!
– Меня трясёт всего!
– Девка за рулём!
– Ха-ха-ха-ха!!!
– За руль я больше не сяду! Делайте со мной что хотите! – заявил лежащий.
– Покатались!
– Только на такси! Тихо-тихо!
– Как мы проскочили!!! Как проскочили!!!
Когда началась эта гонка, водитель джипа с несвойственной ему одержимостью впился глазами в «красную машину», как бойцовская собака зубами впивается в свою жертву. Со стороны могло бы показаться, что остатки здравомыслия навсегда слетели с его лица. Наверно, если бы дорога не была такой опасной, то разум во время паузы мог бы ему вякнуть что-нибудь своё, но не вякнул – пауз не было, аварийные ситуации следовали одна за другой. Приехали.
– Братки! Мы офонарели – гоняемся за бабой! У нас крыша едет! С этим надо завязывать!
– Сначала выпить!
И братки, оставив машину на том месте, где остановились, не закрыв дверей, с брошенным на заднем сиденье автоматом Калашникова, с привёрнутым глушителем, пошли как следует выпить и закусить.
Константин с Людвикой беспрепятственно прошли к месту выдачи багажа, взяли чемодан и точно так же вышли из терминала, минуя какие-то очереди и досмотры, хотя все в это время как-то усиленно боролись с терроризмом. Видимо, Людвика просто не понимала, зачем всё это нужно, а Константин думал только об одном: «Обратно тоже нужно ехать». Внутренне содрогаясь от того, что опять нужно садиться в этот автомобиль, он с наигранной небрежностью, как ему казалось, произнёс:
– Ну, теперь я поеду за рулём! Я покажу тебе, как нужно ездить по всем правилам!
– Это есть мой дело! – ответила Людвика и села за руль.
– Ты в первый раз за рулём?
Они уже ехали.
– Разве ты не видеть меня, когда ехать сюда? – удивилась она.
– Видеть! – кивнул головой Константин.
Опять на каждом шагу случались аварийные ситуации, но они опять-таки доехали. Людвика ловко припарковала машину. Константин хотел выйти, но Людвика не спешила.
– Почему ты бояться ехать?
– Я много раз думал, что мы разобьёмся.
– Ты думать, что это есть случайность, а я есть безумный женщин, который носиться, как молодые люди, на удача, сломя голова?
– Честно говоря, да!
– Ты не уметь честно думать. Твой голова ветер!
Константин в другой раз постарался бы что-нибудь возразить, уточнить, что имела в виду Людвика под словами «честно думать», или самому попытаться это понять, но не сейчас. Он был так измотан впечатлениями, что мысли не складывались в слова и вообще ни во что не складывались.
Константин взял чемодан, который, казалось, потяжелел вдвое.
– Дать мне моя чемодана! – попросила Людвика.
– Я донесу! – попытался он возразить.
– Где твой сила? Ты помогать мне думать? Ты ехать вместо машина?
– Нет.
Людвика легко подняла чемодан, как будто он ничего не весил, и пошла не оглядываясь.
Константин поплёлся сзади, ему было от всего тошно и ничего не хотелось. Конечно, можно было уехать, но нужно было зайти попрощаться с Людмилой Петровной и Антонио. Он еле-еле тащился по ступеням с тяжёлой головой. Думать было противно.
Дверь в квартиру была не заперта. Он прошёл по коридору. В квартире никого не было, только с кухни раздавались звуки мытья посуды. На кухне была одна Людвика.
– А где Людмила Петровна и Антонио?
– Ты делать чего не хотеть. Твой вежливость – твой глупость!
Вот уж с ней-то он не стал прощаться.
«Терпеть не могу ни богов, ни богинь! Меня от них тошнит!» – мысленно произнёс Константин. Он бы ещё и выругался, но очень устал.
Когда всё складывается
– Ненавижу книги!!! – сказал Антонио, закрыв томик стихов испанских поэтов.
Людмила Петровна как будто специально дожидалась этой фразы, чтобы выронить из рук чашку. Чашка, естественно, разбилась.
– К счастью! – сказала она. – А может быть, и нет! Всё равно! Девятнадцатый век – старая уже была, многое повидала! Моя любимая чашка. Мне почему-то хочется что-нибудь разбить! Может быть, кофейник? Тоже раритет! Коллекционеры меня убили бы за одни только такие мысли. В жизни приходилось всё беречь, но я никогда ничего не берегла. А чем же вам книги не угодили?
– Они отвлекают от себя! Теряешь себя и своё время.
– Так подайте в суд на всех авторов сразу! Переведите в рубли время, затраченное на чтение. Сколько стоит час вашего времени? Приплюсуйте моральный ущерб! Моральный ущерб велик?
– Велик и невосполним!
– Вот видите! Из-за книг вы стали ущербным человеком!
– Да! Моральным уродом! Людмила Петровна, а что с вами произошло? – спросил Антонио.
– Ничего особенного! Просто всё удачно сложилось!
Она слушала сплетни от Маргариты Сергеевны, и ей казалось, что вот-вот у неё расколется голова. Маргарита Сергеевна заливалась соловьём – можно было рассказывать за несколько лет, не рискуя нарваться на «это я давно уже слышала, там всё не так!».
– Как, вы совсем ничего об этом не знаете? – с восторгом спрашивала Маргарита Сергеевна и говорила, говорила, говорила.