Великие времена вызывают великие сдвиги в человеческом сознании: надломы, предвидения, предчувствия. Тогда и обычные люди начинают пророчествовать.

Времена Великой французской буржуазной революции — ужасны и кровавы. Сотни тысяч людей оставили о них мемуары, тысячи историков написали бесчисленное множество трудов, но тайны времен остались.

В начале 1788 года на обеде у влиятельного парижского вельможи собралось общество ценителей искусств — компания немалая и довольно пестрая: придворные короля Людовика XVI, поэты, литераторы, ученые, священники, даже члены Французской академии. Среди других был и известный писатель, теоретик классицизма Жан Франсуа Лагарп. Он-то и описал этот поразительный вечер в своих мемуарах.

Обед удался. Все присутствующие были в отличном расположении духа. После чревоугодных удовольствий последовали духовные — литераторы начали читать свои произведения. Потом последовала бурная беседа в рамках модного атеизма. Целый поток острот низвергся на религию, несмотря на присутствие священнослужителей, которые тоже охотно ругали церковное начальство. Потом восхвалили Вольтера, который произвел революцию в умах. Наконец посетовали, что даже самые молодые не доживут до столь счастливых событий — прихода Царства Разума и триумфа революции.

И тут встал некто сидевший в уголке. По залу прошел шепот:

— Кто это?

— Жак Казот, — отвечали сведущие. — Понемногу занимается поэзией, баснями и статейками. Но ничего особенного не создал. На собрания его охотно приглашают потому, что он — отличный рассказчик. Правда, выдумывает много.

Казот поднял руку, и веселье, разливавшееся по залу, вдруг стихло.

— Господа, будьте довольны — ваше желание исполнится! — проговорил он с тоской в голосе. — Все вы очень скоро увидите эту великую потрясающую революцию. Но знаете ли вы, что воспоследует за тем временем, что вы столь страстно ожидаете?

— И что же? — воскликнул мсье Кондорсе, как всегда недоверчиво-грубым тоном.

— Вы, господин Кондорсе, умрете на соломе в темнице. «Счастливые события», о которых вы жадно мечтаете, заставят вас принять яд, чтобы избежать секиры палача.

— Что за глупости! — закричали гости. — Вы не понимаете, мсье Казот, мы жаждем увидеть Царство Разума!

Казот прикрыл глаза, глухо вздохнул, как от боли, и снова вытянул руку:

— В этом царстве разума вы, господин Шамфор, вскроете себе вены. Вы, господин де Николаи, умрете на эшафоте. Вы, господин Байи, там же.

— Какие ужасы вы говорите! — взвизгнула герцогиня де Граммон. — Слава Богу, хоть нас, бедных женщин, никакие революции не касаются!

— Ошибаетесь! — проговорил Казот. — Женщин станут карать, как и мужчин. Вас, герцогиня, привезут на эшафот в тележке палача со связанными за спиной руками, как преступницу. У вас даже не будет исповедника! — Лицо пророчествующего побелело как мел. — Впрочем, его не будет почти у всех вас. Последний казнимый, кому выпадет такая милость, будет… — Казот запнулся.

— Какому же счастливцу выпадет такая удача? — грубо процедил мсье Кондорсе.

— Королю Франции, — проговорил Казот. — Но это будет его единственная удача…

Хозяин дома резко встал и подошел к Казоту.

— Все говорят, что вы — отличный рассказчик, мсье. Но ваш розыгрыш сильно затянулся. Извольте покинуть мой дом!

Казот вздрогнул, как от удара:

— Розыгрыши судьбы не затягиваются. Не пройдет и шести лет, как все мною предсказанное, к ужасу моему, случится.

— Тогда скажите нам, что станется с вами? — зло поинтересовалась герцогиня де Граммон.

— Помните ли вы историю об осаде Иерусалима, мадам? — Казот взглянул в глаза герцогини. — Один человек в течение семи дней кряду обходил крепостные стены на виду у всех осаждавших и осаждаемых и кричал: «Горе Иерусалиму! Горе мне самому!» На седьмой день, камень, пущенный из метательной машины, попал в него и раздавил насмерть. Это участь всех предсказателей.

И Казот, не кланяясь, пошел из гостиной. На пороге остановился и повернулся к застывшим в ужасе людям:

— Всех вас уже нет, господа…

Всю жизнь он рассказывал истории. Пытался пробиться в литературе. Писал стихи и сказки в духе «Тысячи и одной ночи», создал авантюрный роман «Влюбленный дьявол». Но ни один его рассказ не имел такого успеха, как реплики за тем странным обедом.

Все сбылось! Не слишком-то удачливый литератор в одночасье оказался пророком. Революция началась через год. Жизнь присутствующих закончилась так, как и было предсказано. Самого Казота казнили на парижской площади Карусель в семь часов вечера 25 сентября 1794 года. Поднявшись на эшафот, он громко вскричал:

— Я умираю, как и жил, верным Господу и моему Королю!

С того памятного обеда прошло как раз 6 лет, как Казот когда-то и предсказал. Он умер последним — остальные присутствовавшие на том обеде уже были на Небесах.

Но не только современники революции поражали своими пророчествами. Вспоминались и катрены Нострадамуса, величайшего пророка первого тысячелетия.

Мишель Нострадамус жил в XVI веке — родился в 1503 и умер в 1566 году. Он был известнейшим и искуснейшим врачом, который успешно боролся даже с чумой — бичом своего времени. По его собственному признанию, он не предсказывал будущее — он ВИДЕЛ некие образы и картинки, которые проносились перед его внутренним взором.

И о временах Французской революции Нострадамус тоже увидел картины, выхваченные из потока будущего.

Как известно, революция началась в 1789 году. Но первое упоминание о ней появилось в письме Нострадамуса французскому королю Генриху II, ибо Мишель являлся личным врачом, прорицателем и астрологом его супруги — королевы Екатерины Медичи. Точной даты письма нет — но понятно, что Нострадамус отослал его еще до смерти Генриха, которую он, кстати, тоже предсказал. Бедняга Генрих погиб на турнире в 1559 году. Выходит, не менее чем за 230 лет. Нострадамус УВИДЕЛ судьбоносные события. Он написал Генриху, что «после сильного гонения на Христианскую церковь в 1792 году… будет принято обновление времени».

Поразительно! Если только вспомнить, что именно в 1792 году во Франции будет принят новый революционный календарь, по которому время станет отсчитываться не от рождения Христова, а от первого года Французской революции и каждый месяц теперь будет именоваться по-революционному.

Теперь о гонениях на Христианскую церковь — проще говоря, о преследовании священнослужителей, поскольку революция отменила царство религии, а ввело царство Разума. В том же письме Нострадамус пишет, что гонения продлятся «чуть менее 11 лет». Историки могут подсказать, что преследования начались с 12 июля 1790 года — со дня принятия Гражданской конституции. Закончились 15 июля 1801 года, когда был объявлен Конкордат. Это составляет 11 лет и 3 дня. Выходит, предсказатель ошибся, говоря «менее 11 лет»? Но — нет!

Именно принятие революционного календаря в 1792 году привело к потере 9 дней. Нострадамус оказался прав! Более того — получается, что он видел свои «картинки будущего» уже в точке отсчета реального «революционного» времени.

А вот еще более реальная «фантастика» — центурия 9, катрен 20 из его знаменитого труда. Между прочим, один из наиболее внятных катренов, который практически не нуждается в расшифровке.

Нострадамус совершенно точно сумел описать попытку бегства из революционной Франции, которую предприняла королевская чета летом 1791 года. Все было правильно: королева Мария-Антуанетта — в белом платье, Людовик XVI — в сером. Приехали беглецы тайно — кружным путем. И путь их действительно пролегал через городок Варенну. Беглецы приехали под вечер. Но оказалось, что смены лошадей, которая должна была поджидать их, на месте не оказалось. Пришлось ехать за лошадьми на другой конец города. Тут-то королевскую чету и опознал революционно настроенный гражданин Друэ. Он заблокировал выездную дорогу из городка, перевернув на ней телегу с мебелью. Сам же послал за прокурором коммуны — мсье Сольсе. Вот вам и появление выборного правителя. Словом, сбежавших короля и королеву арестовали и вернули в Париж. Ну а «бунт, огонь и кровавая резня», предсказанные Нострадамусом, снова начали набирать свои обороты.