Хуже всего было то, что Дженнсен лицом к лицу столкнулась с несчастьями, которые ее существование несло людям, пытавшимся ей помочь.

Сквозь слезы она едва различала дорогу. Она шла через болото почти вслепую.

Временами она спотыкалась и, упав, ползла, рыдая, иногда останавливалась, опираясь на крючковатые ветви деревьев. Как будто день, когда была убита мать, повторялся снова — та же мука, горькое отчаяние, замешательство, чувство нереальности происходящего…

После смерти матери целью жизни Дженнсен стали поиски колдуньи. Теперь она чувствовала себя потерянной, не знающей, как дальше жить.

Дженнсен шла, петляя среди трещин, из которых поднимался пар. Повсюду раздавалось злобное шипение, словно пар спустили с подземной привязи. Девушка брела то мимо зловонных отверстий, то среди густой растительности. Кустарники с колючками протягивали к ней свои лапы, широкие листья хлестали ее по лицу. Достигнув озера, которое она помнила смутно, Дженнсен пошла по берегу вдоль скалы, хватаясь за камень и плача навзрыд. Камень крошился. Она изо всех сил старалась не потерять равновесие.

Она глянула через плечо и увидела сквозь слезы уходящее вдаль водное пространство. Ей подумалось, что упасть в воду будет лучшим исходом. Пусть ее поглотит эта бездна, и со всем сразу будет покончено. И она наконец обретет покой. И завершится эта бесконечная, невыносимая борьба. И прекратится эта боль в сердце и эта печаль. И она встретится с матерью и добрыми духами…

Она, однако, сомневалась, что добрые духи примут убившего себя. И вообще это — неправильно. Если бы Дженнсен сдалась, все жертвы матери были бы напрасны. И мать не сможет простить Дженнсен за то, что та сама покончит со своей жизнью…

Алтея тоже потеряла в своей жизни почти все — ради нее, Дженнсен. Разве можно пренебречь такой отвагой — и не только Алтеи, но и Фридриха? Нет, хоть Дженнсен и бесконечно виновата перед ними, она не станет топиться.

Она и так словно отняла у Алтеи возможность жить. Алтея всегда будет находиться в этой тюрьме, в этом ужасном болоте, каждый день расплачиваясь за то, что попыталась спрятать ребенка от Даркена Рала. Разумом Дженнсен понимала, что в бедах Алтеи виновен Даркен Рал, но сердце ее не соглашалось с этим. И ее, Дженнсен, есть вина в том, что Алтея уже никогда не сможет ходить, никогда не сможет радоваться своему дару.

И вообще какое право имеет она, Дженнсен, ждать помощи от других? Почему другие должны ради нее рисковать своей жизнью и свободой? Из-за нее пострадала не только мать. Из-за нее Алтея и Фридрих прикованы к болоту, Латея убита, а Себастьян находится в плену. Даже Том, ожидающий ее на лугу, бросил все свои дела, чтобы придти к ней на помощь.

Так много людей пытались ей помочь и заплатили за попытку ужасной ценой! Какое она имеет право приковывать людей к своим желаниям? Почему они должны отдавать свои жизни ради нее?

Но как она сможет жить дальше без их помощи?..

Покинув узкий проход между горным уступом и озером, Дженнсен снова перебиралась по переплетенным корням. Корни как будто специально хватали ее за ноги. Дважды она падала, неуклюже раскинув руки и ноги. И оба раза, поднявшись, продолжала путь.

Упав в третий раз, она так сильно ударилась лицом, что оцепенела от боли. Провела пальцами по скуле, по лбу, почти уверенная в том, что получила перелом. Но не обнаружила ни крови, ни сломанных костей. Лежа среди корней, так похожих на змей, она почувствовала стыд за все те беды, которые навлекала на людей.

А затем испытала гнев.

Дженнсен.

Ей вспомнились слова матери. «Ты не должна чувствовать себя виноватой из-за того, что люди — воплощение зла…»

Дженнсен приподнялась на руках. Сколько людей пытались помочь отпрыскам лорда Рала и поплатились своей жизнью? Сколько еще погибнет? Почему у них, как и у Дженнсен, не должно быть своей жизни?

Вся вина за разрушенные судьбы лежала на лорде Рале.

Дженнсен. Сдавайся.

Неужели это никогда не кончится?

Grushdeva du kalt misht.

Себастьян стал просто самым последним. Пытают ли его сейчас? Может быть, он тоже расплачивается своей жизнью за помощь ей?

Сдавайся.

Бедный Себастьян!.. Она почувствовала, как сильно ей хочется, чтобы он оказался рядом. Он такой смелый, такой сильный…

Tu vash misht. Tu vask misht. Grushdeva du kalt misht.

Голос, настойчивый, требовательный, раздавался эхом вокруг, шепча слова, которые не имели для нее никакого смысла.

Шатаясь, она встала. Неужели ей никогда не доведется жить своей жизнью? И даже иметь свое собственное сознание? Должна ли она вечно слушать эти команды, произносимые лордом Ралом, его голосом?

Дженн…

— Оставь меня в покое!

Нет, она должна помочь Себастьяну!..

Она снова двигалась вперед, ставя одну ступню вслед за другой, отбрасывая в стороны плети винограда, прорываясь сквозь низкий кустарник. Нависающая над ней густая листва делала все вокруг темным. Дженнсен не имела представления, какое сейчас время суток. Она целую вечность добиралась до Алтеи. И там провела целую вечность. Наверное, время уже приближается к ночи. В лучшем случае — ранний вечер. И целая вечность минула с тех пор, как она оставила на лугу Тома.

Дженнсен. Сдавайся.

— Нет! Оставь меня!

Она шла за помощью, но помощь оказалась иллюзией. Она всю свою жизнь полагалась на мать, а потом стала ждать, что ей поможет Алтея. Пора бы признать, что все отныне зависит от нее самой…

О Создатель, как она устала от всего этого! А теперь еще была и зла. Но надо идти!..

Дженнсен резко шагнула вперед, в болото, и пошла, разбрызгивая из-под ног воду, ступая на корни и камни.

Она обязана помочь Себастьяну… Она должна вернуться за ним… Том ждет… Том отвезет ее назад…

А что потом? Как она собирается освободить Себастьяна?

Запыхавшись, она остановилась и обнаружила, что подошла к тому месту, где воевала со змеей. Сейчас вода была тихой и неподвижной, и не было никаких корней, которые на самом деле оказались ползучей тварью…

Стало гораздо темнее. И нельзя было понять, есть ли что-нибудь в темных тенях под склонившимися с берега ветвями.

Чего она ждет? Жизнь Себастьяна висит на волоске!..

Дженнсен приподняла юбки и шагнула в воду.

Пройдя с полпути, она вспомнила, что собиралась подобрать какую-нибудь палку, чтобы проверять дно. Она приостановилась, размышляя, стоит вернуться или нет. Сзади теперь было столько же воды, сколько и впереди, поэтому она продолжила путь. Она нащупывала ногой твердые корни (настоящие!) и осторожно ступала по ним. Удивительно, но пока она даже не замочила юбок!..

Что-то шлепнуло ее по ноге. Дженнсен вздрогнула и поскользнулась. Она успела увидела блеснувшую чешую и с огромным облегчением понять, что это всего-навсего рыба. Но равновесия было уже не удержать, и Дженнсен, слетев с корня, ухнула в черную бездонную глубину. У нее еще хватило времени на короткий вдох, а потом над головой сомкнулась вода.

Ее окружил сумрак, однако, опускаясь, она увидела взметнувшиеся вверх пузыри. Удивленная и перепуганная, она бешено заколотила ногами, пытаясь коснуться хоть чего-нибудь, чтобы оттолкнуться и подняться к поверхности. Ничего под ногами не было, только тяжелые башмаки, которые, вместо того чтобы служить опорой, тянули ее сейчас на дно.

Дженнсен замолотила руками, пытаясь выплыть на поверхность, но одежда ее стала ловчей сетью, не позволяющей сделать ни одного энергичного движения. Дженнсен охватил шок. Глаза ее расширились, она увидела полосы света, тусклого, переливающегося, сверкающего, пронизывающего мрак вокруг нее.

Как быстро все произошло!.. Как нереально все теперь было!.. Она изо всех сил пыталась удержать свою жизнь, а та ускользала сквозь пальцы…

Дженнсен.

К ней приближалось нечто темное и неясное. Легкие уже болели от нехватки воздуха.

Алтея сказала, что никто не может пройти через болото. Здесь живут какие-то твари, разрывающие людей на части. Один раз Дженнсен повезло. Второй раз может и не повезти…