Объятая страхом, она смотрела на приближающуюся к ней темную фигуру.

Она не хотела умирать. Какое-то время назад ей казалось, что она хочет умереть, но теперь она знала: нет! Это была ее единственная жизнь. Это была драгоценная жизнь, и больше она не хотела потерять ее.

Она пыталась плыть к поверхности, к свету, но все вокруг сделалось таким медленным, таким густым, таким тяжелым…

Дженнсен.

Голос звучал настойчиво.

Дженнсен.

Что-то натолкнулось на нее. Она увидела радужные переливы зеленого цвета.

Это была та змея.

Если бы Дженнсен могла, она бы закричала. Но сил больше не было, и оставалось только наблюдать, как длинное извивающееся тело твари начало заключать жертву в темную спираль.

Сил не было. Легкие уже просто горели. Дженнсен видела себя как бы со стороны — медленно опускающейся на дно, все дальше и дальше от поверхности, от жизни. Она вроде бы еще пыталась всплыть наверх, к свету и воздуху, но налитые свинцом руки просто покачивались, как водоросли в воде…

Дженнсен.

Сейчас она утонет…

Темные кольца обвили ее…

Было больно…

Ей представлялось раньше, что утонуть — это как упасть в сладкие объятия приятной воды…

Оказалось, совсем не так. Было больнее, чем когда-либо в жизни. Острая, невыносимая боль разрывала грудную клетку. Ужасно хотелось вздохнуть, но горло накрепко сдавило от мысли, что этот вздох будет последним.

Дженнсен почувствовала, как кольца змеи обвивают ее. Надо было убить эту тварь, когда была такая возможность. И сейчас еще можно достать нож, но нет сил…

Одна только боль в груди!..

Кольца змеи тянули ее, и она прекратила всякое сопротивление. Какой смысл?..

Дженнсен.

Она удивилась, почему голос не требует, чтобы она сдалась, как делал это всегда. Впрочем, к чему требовать? Она и так уже сдалась…

Что-то толкнуло ее в руку. Твердое… Потом — в голову. Потом — в бедро…

Она вдруг сообразила, что ее тащат вдоль берега, и корни задевают тело. Почти не сознавая себя, она схватилась за них и с внезапным отчаянием потянула. И поняла, что тварь осторожно подталкивает ее вверх.

Разметалась в стороны вода. На Дженнсен обрушился поток звуков. Она судорожно глотнула воздух. Раз, другой, третий, четвертый… Подтянулась выше, чтобы плечи оказались на узловатых корнях. Не было сил вытянуть из воды все тело, но по крайней мере голова теперь на воздухе, и можно дышать.

О Создатель, какое это счастье, когда воздух заполняет легкие, и нет больше той боли и того равнодушия!..

Тяжело дыша, с закрытыми глазами, Дженнсен дрожащими пальцами вцепилась в корни. Главное, не соскользнуть снова в воду!..

С каждым вздохом к ней возвращалась сила. Наконец, дюйм за дюймом, перехватывая руки, она смогла вытащить себя из воды на берег и замерла на боку, тяжело дыша, кашляя, дрожа и глядя, как всего в нескольких дюймах от нее колышется холодная тяжелая мокрая смерть.

Потом она разглядела голову змеи, разрезающую воду, легко, грациозно, беззвучно. Желтые глаза наблюдали за Дженнсен.

Некоторое время бывшие враги смотрели друг на друга. Потом Дженнсен прошептала:

— Спасибо тебе…

И змея, словно поняв, скользнула в глубину.

Дженнсен представления не имела, о чем думала эта тварь и почему она не попыталась снова убить беспомощного, тонущего человека. Может быть, после первого нападения она решила, что Дженнсен слишком велика, чтобы ее съесть? Может быть…

Но почему она помогла? Может быть, это — знак уважения? Может быть, она просто рассматривала Дженнсен как конкурента в поисках пищи и решила убрать ее со своей территории? Может быть…

Как бы то ни было, змея спасла ей жизнь. Дженнсен не любила змей, но эта спасла ее…

Все еще стараясь выровнять дыхание, она начала двигаться, на коленях и локтях, ползком. Вода сбегала с одежды и волос. Дженнсен не могла встать на ноги — она еще просто не доверяла своим ногам. Было хорошо уже то, что она может двигаться.

Вскоре она пришла в себя настолько, что, шатаясь, встала на ноги. Ей надо идти. Время на исходе…

Она всегда любила ходить. И очень скоро почти восстановила силы. В душе родилось пьянящее чувство от того, что она снова жива и стала такой же, как прежде. Теперь ей жутко хотелось жить. И жутко хотелось, чтобы жил Себастьян.

Еще большую радость она испытала, когда наконец выбралась к месту, где из болота лез вверх знакомый скальный гребень. Она нашла нужное ей место, она не заблудилась среди бездорожья трясины, и скоро эта жуткая топь останется лишь в воспоминаниях. Становилось все темнее, и Дженнсен вспомнила, что путь наверх далек и нелегок. Дженнсен отчаянно не хотелось проводить ночь рядом с болотом, но не менее страшно было взбираться в темноте по хребту.

Эти страхи погнали ее вперед. Пока еще светло, она должна двигаться. Споткнувшись, она вспомнила, что в некоторых местах по сторонам зияют пропасти, и приказала себе быть более осторожной. Никакие змеи не помогут ей, если она в темноте кувырнется со скалы.

Продолжая подниматься, она не переставала обдумывать то, что ей сказала Алтея. Дженнсен представления не имела, как освободить Себастьяна, но знала, что должна сделать это — ведь она была его единственной надеждой. Он спас ей жизнь, теперь она должна спасти его.

Ей жутко хотелось увидеть его улыбку, голубые глаза, ежик седых волос. Ей была невыносима сама мысль о том, что его могут пытать. Она обязана спасти его из лап врагов.

Но как ей выполнить эту невозможную задачу? Ну, для начала надо хотя бы вернуться туда, решила она. Может, к тому времени она и придумает какой-нибудь способ…

Во дворец ее отвезет Том. Том будет ждать, беспокоиться. Том… А почему, кстати, Том помогает ей?

Этот вопрос возник в ее голове, как неожиданно найденный самородок, и застрял в сознании, будто веха. Вот только куда ее приведет эта веха?

Том помогает ей. Почему?..

Она сосредоточилась на этом вопросе, продолжая подниматься по крутому гребню. Том сказал, что у него не будет мира в душе, если она одна да еще без припасов отправится на запад. Он заявил, что она умрет, а он не может позволить, чтобы такое случилось. Вроде бы достаточно здравые чувства…

Однако она понимала, что за этим что-то кроется. Он был так решительно настроен на помощь ей, словно это была его обязанность. Он ни разу не задал вопроса, что она намерена сделать, лишь спросил, как она собирается идти, и сделал все, чтобы помочь. А потом заявил, что ей следует рассказать лорду Ралу о его помощи, объяснить, что он, Том, хороший человек. Хотя брошено это было мимоходом, он был вполне серьезен. Вот только что он имел в виду?

Дженнсен рассматривала вопрос со всех сторон, продолжая подъем на гребень. Во влажном воздухе раздавались крики зверей. Им отвечали издалека гулкими посвистами и воплями. Теплые воздушные волны несли с собой болотные ароматы.

Дженнсен вспомнила, что Том видел ее нож. Она откинула полы плаща и обнаружила обрезанные ремешки кошелька. Тогда он и увидел нож.

Дженнсен остановилась и выпрямилась.

Может, Том решил, что она — какой-то… какой-то представитель или агент лорда Рала? Может, Том подумал, что она выполняет важную миссию, порученную ей лордом Ралом? Может, Том решил, что она лично знает лорда Рала?

А может, все проще? Она была полна настойчивой решимости отправиться в, казалось бы, неосуществимый поход. И он попросту понял, насколько это важно для нее…

Дженнсен двинулась дальше, ныряя под тяжелые ветви. Тьма продолжала сгущаться, и Дженнсен с новым пылом принялась карабкаться вверх по крутому склону.

Она вспомнила, как Том смотрел на ее рыжие волосы. Люди часто испытывали беспокойство, видя ее волосы. Многие думали, что у нее есть дар. Она часто сталкивалась с людьми, которые боялись ее из-за волос. Она намеренно использовала этот страх в целях собственной безопасности. В первую ночь с Себастьяном она постаралась внушить ему мысль, что у нее есть способ защититься с помощью магии, если он проявит враждебные намерения. Этим же способом она отпугнула людей в таверне…