– Да, конечно.

– Потом все мужчины выйдут на стены, на рассвете мы откроем ворота и будем сражаться до полудня, а те, что останутся в живых, вернутся обратно и устроят пожар в этой части замка. Если я останусь в живых, сочту за честь принять ваши услуги помощника при совершении сеппуку.

– Можете на меня рассчитывать.

Самиери ухмыльнулся:

– Это всхолыхнет всю страну… Все это сражение, сеппуку… Распространится как пожар, захватит всю империю… Вы думаете, это отложит приезд Возвышенного? У нашего господина именно такой план?

– Не знаю… Самиери-сан, я на несколько минут пойду к себе. Если госпожа вернется, сразу же пошлите за мной.

Ябу направился к Блэксорну, который, задумавшись, сидел на ступеньках главной лестницы.

– Анджин-сан, – многозначительно зашептал он, – у меня, кажется, появился план… Тайный… Понимаете?

Колокола отбили очередной час. Все в крепости внимательно прислушивались к бою часов: начинался час обезьяны – шесть ударов после полудня, три часа. Многие поворачивались к солнцу и, не отдавая себе в том отчета, проверяли по нему время.

– Да, я понял ваши слова. А какой план?

– Поговорим позднее… Будьте где-нибудь поблизости… Ни с кем не разговаривайте… Понятно?

– Да-да.

Ябу с десятью коричневыми направился к воротам. К ним тут же подошли двенадцать серых, и все зашагали вниз по переулку. Серые остановились, не заходя в ворота. Ябу сделал коричневым знак ждать его в саду и один вошел в здание.

– Это невозможно, господин генерал, – убеждала Ошиба. – Вы не можете допустить, чтобы дама с таким положением совершила сеппуку. Простите, но вы попали в западню.

– И я так считаю, – заявил Кийяма.

– Прошу прощения, госпожа, но что бы я ни сказал и ни сделал, – это для нее значит не более, чем отбросы последнего эта, – отпарировал Ишидо. – По крайней мере Торанага так решил.

– Конечно, его воля стоит за поведением Марико. – Пока Кийяма говорил, Ошиба пыталась прийти в себя от грубости Ишидо. – Извините, но он снова вас переиграл! И все-таки вы не можете позволить ей совершить сеппуку!

– Почему?

– Простите, пожалуйста, господин генерал, но мы должны говорить потише, – напомнила Ошиба: они ждали в просторной комнате на втором этаже главной башни замка. Тяжко болела госпожа Ёдоко, они пришли сюда ради нее. – Я уверена, что это не ваша вина и есть какой-то выход.

Кийяма спокойно произнес:

– Нельзя дать ей выполнить свою угрозу, генерал, это всколыхнет всех женщин в замке.

Ишидо сердито посмотрел на него:

– Вы, видимо, забыли о тех двух, что были случайно застрелены… И никаких волнений, зато и никаких попыток убежать.

– Это жестокая случайность, господин генерал, – заметила Ошиба.

– Согласен, но мы на войне. Торанага все еще не в наших руках, а пока он жив, вы и наследник постоянно в опасности.

– Извините, я беспокоюсь не о себе – только о сыне. Через восемнадцать дней все они сюда вернутся. Советую дать им возможность уехать.

– Это ненужный риск, простите. Мы не уверены, что она поступит именно так.

– Она это сделает, – презрительно бросил Кийяма, – он ненавидел Ишидо за его неуместное присутствие в роскошных, богато обставленных апартаментах замка, которые так напоминали ему Тайко, его друга и уважаемого им военачальника. – Она – самурай.

– Простите, но я согласна с господином Кийяма, – не сдавалась Ошиба. – Марико-сан осуществит свое намерение. Там еще эта ведьма Эцу! Маэда слишком горды…

Ишидо подошел к окну и посмотрел вниз.

– Насколько я себе представляю, они попытаются устроить пожар. Эта Тода… она же христианка? Разве самоубийство не противоречит ее религии? Ведь это самый страшный грех?

– У нее будет помощник – это уже не самоубийство.

– А если у нее не получится?

– Как же это?

– Ну, она будет обезоружена и не окажется помощника?

– Как вы это сделаете?

– Захватим ее в плен, окружим специально подобранными служанками и будем следить за ней, пока Торанага не пересечет наших границ… – Ишидо зловеще улыбался. – А уж потом – пусть делает что хочет – буду рад ей помочь!

– Как вы возьмете ее в плен? – усомнился Кийяма. – У нее всегда будет время совершить сеппуку или воспользоваться ножом.

– Ну… предположим, она будет схвачена, разоружена и ее продержат так несколько дней. Разве эти несколько дней не жизненно важны? Разве не поэтому она настаивает на выезде именно сегодня, прежде чем Торанага пересечет наши границы и сдастся нам?

– А это разве возможно? – удивилась Ошиба.

– Не исключено, – ответил Ишидо. Кийяма немного подумал.

– Через восемнадцать дней Торанага – здесь. Он может задержаться на границе еще на четыре дня. Ее придется задержать максимум на неделю.

– Или навсегда, – уточнила Ошиба. – Торанага настолько уже опоздал, что, думаю, никогда не появится.

– Он должен быть здесь на двадцать второй день, – возразил Ишидо. – Ах, госпожа, это была замечательная идея!

– Конечно, ваша идея, господин генерал? – Голос Ошибы звучал успокоительно, хотя она страшно устала после бессонной ночи, – А что с господином Судару и моей сестрой? Они приедут вместе с Торанагой?

– Нет, госпожа, еще нет. Они прибудут морем.

– Ее нельзя трогать! – заявила Ошиба. – Ни ее, ни ребенка!

– Ее ребенок – прямой наследник Торанаги, из рода Миновары. Мой долг перед наследником, госпожа, заставляет меня еще раз напомнить вам это.

– Мою сестру трогать нельзя! И ее ребенка – тоже!

– Как пожелаете.

Она обратилась к Кийяме:

– Господин, и все же Марико-сан – хорошая христианка?

– Это, конечно, так, – согласился Кийяма. – Она знает, что пострадает ее бессмертная душа. Но не думаю…

– Тогда можно сделать проще, – Ишидо, казалось, больше не раздумывал. – Попросите главу христиан, чтобы он на нее повлиял – пусть не мешает законным правителям империи!

– У него нет такой власти, – съязвил Кийяма. И добавил еще более ехидно: – Это вмешательство в политические дела, а ведь вы всегда были против этого, и совершенно справедливо!

– По-моему, христиане вмешиваются только в тех случаях, когда это им выгодно, – отразил нападение Ишидо. – Я только предложил эту идею на обсуждение.

Открылась внутренняя дверь, вошел пожилой врач, мрачный, от усталости казавшийся старше своих лет.

– Простите, госпожа. Едока-сан просит вас…

– Она умирает? – спросил Ишидо.

– Она близка к смерти, господин генерал, но когда это произойдет, не знаю.

Ошиба заторопилась… Она грациозно пересекла всю комнату и скрылась за внутренней дверью. Но казалось, ее темно-голубое кимоно, плотно облегавшее прекрасное, стройное тело, все еще изящно колышется при ходьбе… Мужчины, провожавшие ее взглядами, старались не смотреть друг на друга… Когда дверь бесшумно закрылась, Кийяма задал последний вопрос:

– Вы действительно считаете, что госпожу Тода можно арестовать?

– Конечно! – Ишидо все еще не отрывал глаз от двери…

Ошиба пересекла роскошно обставленную комнату и стала на колени перед футонами. Их окружали служанки и доктора. Солнечный свет проникал сквозь бамбуковые жалюзи и отражался от золотых и красных гравированных украшений на балках, столбах и дверях. Ёдоко, в своей удобной постели за инкрустированными ширмами, казалось, спит – и не спит… Бледное, бескровное лицо окружено капюшоном буддийской накидки, тонкие руки – в узловатых венах… «Как печально, что приходится стареть, – думала Ошиба. – Возраст беспощаден и несправедлив к женщинам! Не к мужчинам – только к женщинам… Боги, защитите меня от старости! – молилась она, – Будда, защити моего сына и помоги ему получить власть! Помоги мне, чтобы я могла защитить его и помогать ему!» Она взяла Ёдоко за руку, приветствуя ее.

– Госпожа?

– О-чан? – прошептала Ёдоко, называя ее по-домашнему.

– Да, госпожа.

– Ах, какая ты хорошенькая… Ты всегда такая хорошенькая… – Ёдоко подняла руку и погладила блестящие волосы Ошибы. Молодой женщине было это приятно – она очень любила Ёдоко. – Такая молодая и красивая… так сладко пахнешь. – Повезло тогда Тайко…