Устроить эту отсрочку оказалось очень легко. Огаки, принц седьмого ранга, девяносто пятый в династии, ведущий происхождение от императора Го-Секо, как и все члены императорского двора, был беден. Двор не имел собственных доходов – ими располагали только самураи – и в течении сотен лет существовал на весьма скудное содержание, выдаваемое сегуном, квампаку или правящей хунтой сегодняшнего дня. К тому же содержание это тщательно контролировалось. Торанага почтительно и осторожно, действуя через посредников, выделил для Огаки десять тысяч коку в год. Огаки пожелал передавать эти деньги нуждающимся родственникам. Торанага скромно откликнулся: будучи Миновара и, стало быть, тоже ведя свой род от Го-Секо, он рад, что может услужить. И доверительно сообщил: климат в Осаке, особенно вовремя двадцать второго дня, так ненадежен… Возвышенному позаботиться бы о своем драгоценном здоровье…

Конечно, гарантий не было – вдруг Огаки не убедит, не отговорит Возвышенного – но Торанага догадывался, что советников Сына Неба и самого Сына Неба задержка обрадует – даст надежду, что потом можно и вообще отменить поездку… Только раз за три столетия, правящий император оставлял свою резиденцию в Киото: четыре года назад он соблаговолил прибыть по приглашению Тайко – посмотреть, как цветут вишни у Осакского замка. Его визит совпал с передачей Яэмону титула квампаку, – таким образом, предполагалось, что новая династия сегунов будет подтверждена императорской печатью.

При обычных обстоятельствах ни один дайме, даже Торанага, не осмелился бы сделать такое предложение кому-нибудь из придворных – это оскорбляло вышестоящие власти, в данном случае Совет регентов, лишало их многих привилегий и немедленно расценивалось как измена, – да так и было на самом деле. Но Торанага знал, что он уже все равно обвинен в измене…

«Завтра Ишидо и его союзники выступят против меня. Сколько времени мне осталось? Где следует быть битве? В Одаваре? Победа зависит от времени и места, а не от числа воюющих. Соотношение сил у меня и у них – один к трем. Ничего… Ишидо выберется из Осакского замка! В шахматной борьбе за власть я пожертвовал своего ферзя, но Ишидо потерял две ладьи… Но в последней игре я утратил больше чем ферзя. Я лишился корабля. Ферзь может быть добычей, корабль – нет!»

Они спускались с холма быстрой, тряской рысью. Внизу рокотало море. После поворота тропинки появилась Иокогама, вдалеке в море, у берега, – останки корабля. Торанага видел: на плато в боевом порядке выстроился мушкетный полк с лошадьми и снаряжением – мушкеты убраны в чехлы, почетный караул – самураи, прекрасно вооруженные, выстроились в ряд по линии его следования. На окраине деревни жители аккуратными рядами стояли на коленях, приготовившись приветствовать его, Торанагу. На галере вместе с капитаном, дожидались моряки. С обеих сторон пристани в идеальном порядке тянулись вытащенные на берег рыбачьи лодки… Торанага решил сделать замечание Наге: он приказал полку приготовиться к немедленному выходу, но отрывать рыбаков и крестьян от рыбной ловли и работы на полях – зачем это?

Он повернулся в седле и подозвал самурая.

– Передайте Бунтаро: пусть выезжает вперед и проверит, все ли благополучно и готово к моему приезду. Потом отправляйтесь в деревню и пошлите жителей на работу, кроме старосты.

– Да, господин. – Самурай вонзил шпоры в бока лошади и ускакал.

К этому времени Торанага подъехал к плато так близко, что мог различить лица; Анджин-сан, Ябу… Кири и госпожа Сазуко… Возбуждение его росло, настроение было приподнятое…

Мрачный Бунтаро скакал вниз по дороге с луком и двумя колчанами стрел за спиной, шестерка самураев мчалась за ним по пятам. Свернув с дороги, их группа оказалась на плато. Он сразу же увидел Блэксорна и лицо его стало еще суровее; он натянул поводья и осмотрелся: лицом к полку была устроена крытая обзорная площадка с подушкой на помосте; еще одна подушка, поменьше, лежала ниже – там ждали Кири и госпожа Сазуко. Ябу, как старший офицер, стоял перед полком, Нага – справа от него, Анджин-сан – слева. Решив, что здесь все в порядке, Бунтаро сделал знак подъезжать основной партии. На рысях подъехали всадники авангарда, спешились и встали защитной цепью вокруг обзорной площадки. Вот в центр площадки выехал Торанага… Нага высоко поднял боевое знамя и четыре тысячи самураев грянули:

– Торана-а-а-га-а-а-а!.. – И все поклонились… Торанага не ответил на приветствие. В полной тишине он оперся на седло и озирал всех: Бунтаро украдкой следит за Анджин-саном; Ябу держит меч – его подарок и, видимо, очень нервничает; поклон Анджин-сана корректен, но невыразителен, рукоятка меча у него сломана; Кири и самая младшая его наложница стоят на коленях, положив руки ладонями на татами, лица скромно опущены… Глаза его моментально смягчились… Но вот полк… Все еще стоят согнувшись в поклоне… Он так и не ответил поклоном, только коротко кивнул и почувствовал, как по рядам прошел шорох – выпрямляются после поклона… Он ловко спрыгнул с лошади, радуясь, что они боятся его кары… Самурай взял поводья и увел лошадь, а он повернулся спиной к полку и, весь в пятнах пота, что обычно было в этом влажном климате, подошел к своим женщинам:

– Ну вот, Кири-сан, добро пожаловать домой!

Обрадованная Кири изящно поклонилась.

– Спасибо, господин. Я уж и не думала, что буду иметь удовольствие увидеть вас еще раз.

– Я тоже, госпожа, – Торанага позволил себе показать, как он счастлив, потом взглянул на молодую женщину: – Ну, Сазуко-сан? А где мой сын?

– С кормилицей, господин. – Она боялась дышать, счастливая его явным расположением.

– Пожалуйста, пошлите кого-нибудь принести сюда нашего ребенка.

– О, пожалуйста, господин. С вашего разрешения, можно мне принести его самой?

– Да, госпожа, если хотите. – Торанага улыбнулся и с любовью посмотрел на нее. Потом перевел взгляд на Кири. – «У вас все хорошо?» – тайком спросили его глаза.

Она поняла его.

– О да, господин, благодарю вас. Мне так отрадно видеть вас сильным и бодрым.

– Вы похудели, Кири-сан, и выглядите моложе чем когда-либо.

– Ах, простите, господин, это не так, но все равно – спасибо.

Он улыбнулся ей.

– Как бы потом ни пошли дела, вам это идет. Трагедия, уединенность, заброшенность… Я рад видеть вас, Кири-сан.

– Я так счастлива, господин, что повиновение вам госпожи Тода и такая ее жертва открыли Осаку. Ей было бы очень приятно, господин, знать, что все так удалось.

– Сначала я разберусь с этой толпой, потом мы поговорим. Нам надо поговорить.

– Да, о да! – Глаза Кири сверкнули. – Сын Неба откладывает свой визит?

– Это было бы благоразумно.

– У меня для вас личное письмо от госпожи Ошибы.

– Благодарю, это подождет. – Он помедлил. – Госпожа Марико погибла с честью? По своему выбору или несчастный случай, ошибка?

– Марико-сан выбрала смерть. Это было сеппуку. Если бы она не сделала то, что сделала, они бы захватили ее. О, господин, она держалась так безупречно в эти дьявольские дни, так мужественно. И Анджин-сан – тоже. Если бы не он, ее схватили бы и опозорили. Мы все были бы пойманы и обесчещены.

– Ах да, ниндзя! – вздохнул Торанага. Глаза его потемнели, и Кири вздрогнула. – Ишидо за многое придется ответить, Кири-сан. А теперь пожалуйста, извините меня. – Он подошел к обзорной площадке и сел, приняв суровый, грозный вид. Его плотно окружали телохранители.

– Оми-сан!

– Господин? – Оми вышел вперед и поклонился; он выглядел теперь старше и казался худощавее.

– Проводите госпожу Киритсубо в ее помещения и проследите за ними. Я останусь здесь ночевать.

Оми отсалютовал и ушел, а Торанага порадовался, что внезапное изменение планов не вызвало у Оми ни малейшего удивления. «Оми обучается, – подумал он, – или его шпионы сообщили ему, что я тайно приказал Судару и Хиро-Мацу прибыть сюда. Может быть, я и останусь здесь до завтра».

Теперь он все внимание обратил на полк. По его сигналу вперед вышел Ябу и отсалютовал. Торанага вежливо обратился к нему: