Сэм почувствовал, что это конец. Затаиваться дольше не имело смысла. Тупо негодуя на проклятие, которое преследовало его начиная с вечера, он стоял, ожидая неизбежного оклика снизу.

Но оклика не последовало. Вместо него раздался быстрый топот, а затем царапанье и шорох. Человек с фонариком быстро удалился через открытое окно.

Сэм в недоумении постоял еще немного. Затем ему в голову пришло логичное объяснение: там внизу светил не сторож, а такой же незаконный посетитель, как он сам. Придя к этому выводу, он не стал тратить времени на дальнейшие размышления. У него отчаянно слипались глаза, и строить предположения относительно личностей ночных взломщиков у него никакого желания не было. Его ум был занят исключительно вопросом, найдется ли в гостиной диван или не найдется.

Диван нашелся, и к тому же достаточно удобный. Сэм достиг той стадии, когда сладко уснул бы и на гвоздях, и этот диван показался ему не менее заманчивым, чем любая новейшая кровать с любыми новейшими пружинными и сеточными матрасами. Он лег, и сон накатился на него как целительная волна.

Когда он проснулся, утро было в разгаре. По полу разливались лужицы солнечного света, а снаружи доносилось бодрое погромыхивание тележки. С трудом поднявшись со своего ложа, он обнаружил, что у него сводит шею и чувствует он себя полузадушенным — вполне нормальное состояние человека, который провел ночь в заброшенном доме в комнате с закрытыми окнами. Даже больше, чем горячей ванны и бритья, он жаждал свежего воздуха. По коридору он прошел к окну, через которое проник сюда. За окном виднелся уголок сада, Сэм вылез наружу и вздохнул полной грудью.

Ночной дождь омыл и освежил мир. В солнечных лучах лохматая трава посверкивала алмазами, на деревьях пели птицы. Сэм стоял, впивая сладость всего этого и с каждой минутой чувствуя себя все лучше и лучше.

Затем, проделав гимнастические упражнения с наклонами и потягиванием, которые замечательно облегчают последствия тяжелой ночи, он неторопливо пошел по садовой дорожке, мечтая каким-то волшебным образом в самом недалеком будущем войти в соприкосновение со скромным завтраком.

— Господи Боже ты мой! — произнес голос.

Сэм поднял голову. Над изгородью, отделявшей сад от соседнего, нагибалось знакомое лицо. Его полуночная гостеприимная хозяйка. Но если тогда она щеголяла бигуди и халатом, то теперь ее аккуратно облегало ситцевое платье, а волосы покрывал симпатичный чепчик. Более того: ее лицо, тогда такое суровое и враждебное, теперь смягчала дружеская улыбка.

— Доброе утро, — сказал Сэм.

— Как вы туда забрались?

— Когда вчера вы выгнали меня в ночной мрак, — с упреком ответил Сэм, — я нашел приют в соседнем доме.

— Вы уж извините, — сказала девушка с раскаянием, — но откуда мне было знать, что вы говорили правду? — Она весело хихикнула. — Мистер Брэддок вернулся через полчаса после того, как вы ушли. Он поднял такой содом, что я опять сбежала вниз.

— И пристрелили его, надеюсь? Нет? По-моему, вы допустили ошибку.

— Ну, тут он спросил, где вы. Сказал, что ваша фамилия Ивенс.

— Он слегка путался. Моя фамилия Шоттер. Я же вас предостерегал, что он был немножко не в себе. И что с ним произошло дальше?

— Лег спать. Я только сейчас отнесла ему поднос с завтраком, но он только посмотрел, зажмурился и застонал. А вы завтракали?

— Не мучьте меня!

— Ну так прыгайте сюда. Я вам что-нибудь соберу в одну минуту.

Сэм прыгнул. Солнце засияло особенно ярко, а пенье птиц стало вдвое мелодичнее.

— А ванну и бритье сюда включить нельзя? — спросил он, когда они направились к дому.

— Бритвенный прибор мистера Ренна в ванной.

— Это что — рай? — осведомился Сэм. — А мистера Ренна я там случайно не найду?

— Да нет. Они с мисс Кей уже полчаса как ушли.

— Превосходно. А ванная где?

— Вверх по лестнице и первая дверь налево. А когда спуститесь, идите вон в ту комнату, и я принесу поднос туда. Это гостиная. Да только в столовой со стола еще не убрано.

— Я буду в восторге осмотреть вашу гостиную, о которой столько наслышан.

— Вы яичницу любите?

— Люблю. И побольше яиц, пожалуйста. А также грудинки — много-много грудинки. Да, и кстати… — сказал Сэм, перегибаясь через перила.

— А?

— …тосты, груды тостов.

— Получите столько, сколько сможете съесть.

— Правда? Объясните мне вот что, — сказал Сэм, — а то я никак не могу сообразить. Каким способом вы натягиваете платье поверх крыльев?

Сэм, когда он минут через двадцать спустился в гостиную, пребывал, бесспорно, в том, что мистер Фарш Тодхантер определил бы как полное благополучие. Ночь была на редкость скверной, но утро, несомненно, принесло с собой радость. Вид подноса с завтраком на столике у окна окончательно привел его в блаженное настроение, и в течение долгого упоительного времени он был не способен смотреть ни на что другое. И только когда он поглотил яичницу, грудинку, тосты, кофе и мармелад, в нем заговорил инстинкт, обычно сразу же пробуждающийся в человеке, едва он входит в незнакомую комнату, и он занялся осмотром гостиной.

Примерно через полминуты Клэр Липпет, убиравшая посуду со стола в столовой, выронила из рук масленку, вздрогнув от крика или вопля, который как будто раздался в комнате, где она оставила своего гостя.

Кинувшись туда, она обнаружила, что он вел себя очень странно: тыкал пальцем в фотографию на каминной полке и дико жестикулировал.

— Кто это? — вскричал он, едва она вошла. Казалось, у него возникли затруднения с голосовыми связками.

— А?

— Кто, черт побери, это?

— Не выражайтесь!

— Кто это? Ну, эта девушка — кто она? Как ее зовут?

— Чего вы кричите-то? — оскорбленно сказала Клэр. Взволновала молодого человека большая фотография в рамке, стоявшая в центре каминной полки. Она запечатлела девушку в охотничьем костюме, стоящую рядом с лошадью. Это была любимая фотография Клэр. Энергичная и лихая стиральщица пыли, обладающая внушительным рекордом кокнутого фарфора и разбитого стекла, это произведение искусства она всегда протирала бережно и осторожно.

— Она-то? — сказала Клэр. — Так мисс Кей, кто же еще? Шагнув вперед, она смахнула пылинку со стекла.

— Это она еще в Мидуэйзе снималась, два-три года назад, до того как полковник потерял все свои деньги. Я тогда была горничной мисс Кей — ее личной горничной, — добавила она с гордостью, но в ее устремленных на фотографию глазах появилась грусть: ведь для нее она воплощала всю славу и роскошь невозвратного вчерашнего дня, того чудесного былого, которое включало лошадей, и охотничьи костюмы, и старинные печные трубы из красного кирпича на фоне голубого неба, и кроликов в парке, и озеро, сверкающее в солнечных лучах, и все остальное, из чего слагались Мидуэйз и преуспеяние. — Я помню день, когда сделали эту фотографию. Ее в газете напечатали, фотографию то есть.

Но Сэма все еще била лихорадка.

— Мисс Кей? Какая мисс Кей?

— Мисс Кей Деррик, племянница мистера Ренна.

— Вы про человека, который живет тут?

— Ну да. Он предложил мисс Кей свой дом, когда все всмятку разбилось. Вот почему я тут. Я бы могла остаться в Мидуэйзе, если бы захотела, — объявила Клэр. — Новые хозяева меня бы оставили, захоти я. Но я сказала: «Нет, — сказала я. — Я поеду с мисс Кей, — сказала я. — Я ее не брошу в зло… злополучии», — сказала я.

Сэм дернулся, как от электрического шока.

— Не хотите же вы сказать… ну конечно, не хотите… не хотите же вы сказать, что она живет тут?

— Живет, а как же?

— Так не здесь же? Не в этом самом доме?

— А где ж еще?

— Ах, черт!

Сэм содрогнулся с головы до ног. Его осенила потрясающая мысль.

— Ах, черт! — вскричал он снова, и глаза у него выпучились. Затем, не тратя больше слов, ибо настало время не для слов, а для действий, он одним прыжком исчез за дверью.