— Я слышал из собственных уст этого Шоттера, что он холост.

— Правильно.

— И все же лишь несколько минут тому назад я вошел в его дом и обнаружил, что там обитает женщина.

— Женщина?

— Женщина.

— Но этого не может быть. Сэм не такой. Вы ее видели?

— Ждать, чтобы ее увидеть, я не стал. Я слышал ее голос.

— Все понятно, — проницательно заметил мистер Брэддок. — Какая-нибудь гостья. Заглянула на минутку, знаете ли.

— В таком случае, что она делала у него в спальне?

— У него в спальне?

— У. Него. В. Спальне. Я зашел сюда предупредить мистера Ренна, у которого, как я понял из слов мистера Корнелиуса, живет молодая племянница. Предупредить, чтобы он тщательно избегал даже подобия добрососедских отношений между двумя домами. Вы полагаете, мистер Ренн скоро вернется?

— Не могу сказать. Но послушайте, — взволнованно продолжал мистер Брэддок, — произошла какая-то ошибка.

— Вы случайно не знаете, где он может быть?

— Нет… а впрочем, да. Он сказал что-то про Корнелиуса. Они вроде бы играют в шахматы или вообще во что-то. В игру, — добавил мистер Брэддок, — в которой я так и не понял, что к чему. Ну да в заумных играх я не силен.

— Я направлюсь в дом мистера Корнелиуса, — сказал преподобный Обри, вставая.

— А в маджонг вы не играете, а? — спросил мистер Брэддок. — Вот игра, которую я…

— Если он не там, я вернусь.

Оставшись один, Уиллоуби Брэддок обнаружил, что утратил желание выпить чаю. Клэр, горячо благодарная ему за оказанную услугу, поджарила хлеб с особой старательностью, но и поджаренные ломтики его не прельстили. Он закурил сигарету и направился повозиться в моторе, что всегда помогает мышлению.

Но даже карбюратор, страдавший одним из тех увлекательных недугов, которым подвержены карбюраторы, не пролил бальзама на его смятенную душу. Он был очень расстроен и встревожен.

Он забрался на одно из двух мест своего автомобиля и предался мрачным размышлениям, а затем донесшиеся с улицы голоса возвестили о возвращении Кей и Сэма.

Они болтали самым наидружеским образом — со своего места Уиллоуби Брэддок отлично расслышал звонкий счастливый смех Кей, — и мистеру Брэддоку, хотя он был не более суровым моралистом, чем все его поколение, показалось, что положение сложилось ядовитое. Он выбрался на тротуар.

— О, привет, Уиллоуби! — сказала Кей. — Замечательно. Ты только что подъехал? Заходи, выпей чаю.

— Я выпил чаю, спасибо. Эта Клара меня напоила, спасибо… Послушай, Сэм, можно тебя на пару слов?

— Выкладывай, — сказал Сэм.

— С глазу на глаз, ты не против, Кей?

— Пожалуйста! А я пойду распоряжусь насчет чая.

Кей исчезла в доме, а Сэм, глядя на мистера Брэддока, с изумлением заметил, что лицо его друга заалело, а глаза глядят на него с невыразительным упреком.

— Что случилось? — спросил он. Уиллоуби Брэддок откашлялся:

— Ты знаешь, Сэм…

— Не знаю, — сказал Сэм, так как мистер Брэддок умолк.

— …ты знаешь, Сэм, я не… никто не назовет меня… черт побери, из головы вылетело…

— Красавцем? — подсказал Сэм.

— На языке вертится… Пуританин! Вот это слово. Я не пуританин. Не ханжа, знаешь ли. Но, право же… но, честное слово, Сэм, старина… Я хочу сказать… а, черт!

Сэм задумчиво погладил подбородок.

— Я все-таки чего-то не понимаю, Брэддер, — сказал он. — Что приключилось?

— Ну, я хочу сказать, в доме, старина, прямо в доме — разве можно? Я хочу сказать: стена в стену с людьми, которые мои друзья, и Кей водишь в театр, и вообще ведешь себя, будто так и надо.

— Но что не надо? — терпеливо спросил Сэм.

— Ну, когда доходит до того, что врываются приходские священники и жалуются на женщин у тебя в спальне…

— Что?!

— Он сказал, что слышал ее.

— Слышал женщину у меня в спальне?

— Ага.

— Он спятил. И когда?

— Только что.

— Хоть убей, ничего не понимаю.

— Ну, во всяком случае, он так сказал. И чертовски злобствовал. А, и еще одно, Сэм. Попросил бы ты этого своего повара не называть меня братом. Он…

— Великий Боже! — сказал Сэм.

Он ухватил Уиллоуби Брэддока за локоть и повлек к крыльцу. Лицо его приняло целеустремленное выражение.

— Пойди туда, будь другом, и поболтай с Кей, — распорядился он. — Скажи ей, что я приду через минуту. Мне надо кое-чем заняться.

— Да, но послушай…

— Иди-иди!

— Но я не понимаю…

Подчинившись превосходству в силе, Уиллоуби Брэддок вступил в «Сан-Рафаэль» задумчивой походкой. А Сэм шагнул с песка на траву и, крадучись, направился к собственному жилищу, весь во власти смутных, но настойчивых подозрений.

Он добрался до крыльца и остановился прислушаться, и тут в вечерний воздух ввинтился пронзительный женский визг. За ним последовал восторженный лай. А за лаем последовало внезапное появление стремительной фигуры, помчавшейся к калитке. Двигалась фигура быстро, сгущались сумерки, но Сэм без труда узнал свою старую знакомую мисс Ганн из Питтсбурга. Она молниеносно миновала калитку и устремилась по Берберри-роуд, а Эми, смахивавшая в полусвете на небольшого слона, прыгала вокруг нее и испускала всякие собачьи звуки.

Долли захлопнула за собой калитку, но разве какая-то калитка могла задержать Эми? Она перелилась через нее, и обе они исчезли в сумраке.

Челюсти Сэма зловеще сомкнулись. Он бесшумно поднялся по ступеням к двери «Мон-Репо» и достал свой ключ.

Встреча между Эми и миссис Моллой произошла из-за настойчивого желания этой последней обыскать маленькую оранжерею, примыкавшую к черному ходу. Она сказала Елею, что, по ее мнению, боны могут быть спрятаны там. Вместо них там оказалась Эми. Оранжерейка была любимой опочивальней Эми, и туда она удалилась, когда ее игривость не вызвала желанного отклика в Фарше.

О том, что почувствовала миссис Моллой, когда, шаря в темноте, она сунула руку в пасть самой большой собаки, какую ей только доводилось видеть, наилучшее представление, пожалуй, дает описание того, как она повела себя затем. Даже ее стальные нервы не выдержали.

Единственный визг, который она испустила, прежде чем приберечь дыхание для последующего бега наперегонки со смертью, лишь слабым эхом проник в гостиную, где мистер Моллой отдыхал, сидя на диване. Он услышал, но никак не истолковал. Ему стало получше, и его нервные узлы хотя еще вибрировали с неприятной быстротой, но быстрота эта шла на убыль. И он решил дать себе еще две минуты покоя.

Примерно на тридцатой секунде второй минуты дверь бесшумно отворилась, и в гостиную вошел Сэм. Он посмотрел на мистера Моллоя, вольготно раскинувшегося на диване.

— Вам удобно? — осведомился он.

Елей взметнулся с дивана, издав что-то вроде булькающего боевого клича. Из всех волнующих событий прошедшего дня это поразило его нервные центры сильнее всех остальных. Он не слышал, как открылась дверь, и только голос Сэма дал ему понять, что его одиночество нарушено.

— Боюсь, я напугал вас, — сказал Сэм.

Требования трудной профессии научили Елея Моллоя мыслить быстро. На протяжении деятельной жизни он не раз оказывался в положении, когда ему оставалась секунда для разработки плана действий. Его натренированный ум сработал в щекотливой ситуации, как хорошо налаженный автомат.

— Да уж, напугали! — ответил он добродушно, тотчас войдя в роль Томаса Г. Ганна. — Я не знал, на каком я свете! Наконец-то вы вернулись, мистер Шоттер.

— Да, я вернулся.

— Я совсем заждался. Боюсь, вы застукали меня в момент, когда я уж совсем собрался всхрапнуть.

Он испустил смущенный смешок человека, попавшего в глупое положение.

— Мне кажется, — сказал Сэм, — что надо быть большим ловкачом, чтобы вас застукать.

Мистер Моллой испустил новый смущенный смешок.