— Дернуло же этого дурака прийти сюда именно в это время! — сказал Сэм, все еще не оправившийся от нежданного удара судьбы. — Но что, собственно, произошло?
— Ну, от него трудно добиться ясности, но, насколько я понял, этот твой повар, тот, который обозвал меня братом, видимо, совсем свихнулся. Старик Тилбери позвонил в дверь, подождал, а тут этот тип открыл ее, и старик Тилбери вошел. Глядит и видит, что на нем абсолютно нет брюк.
— И конечно, это показалось ему странным?
— Вроде бы у него не было времени думать над этим, потому что тот сразу навел на него пистолет.
— У него не было пистолета.
— Ну, старик Тилбери утверждает, что он целился в него чем-то из кармана.
— Пальцем или трубкой.
— Да не может быть! Правда? — Голос мистера Брэддока преисполнился изумления и восторга. — Значит, так? Ловкая штука!
— Когда я его изловил, пистолета у него не было, не то он бы взял на прицел меня. А дальше что было?
— То есть как — изловил его?
— Я застукал его на ограблении моего дома.
— Так тип, который обозвал меня братом, взломщик?! -вскричал пораженный удивлением мистер Брэддок. — А я думал, он работает у тебя.
— Нет, не работает. А дальше что?
— Ну, он обезбрючил старика Тилбери. Потом надел его брюки и бежать. Старик Тилбери в этот момент вроде бы сказал: «Эй! А как же я?» Или что-то в этом роде. А тип ответил: «Это уж на ваше усмотрение» — и исчез в ночи. Когда я вошел, старик Тилбери был в гостиной в юбочке шотландского горца, только из газеты, и словно бы не очень радовался жизни.
— Ну, пошли к нему.
— Только не я, — отрекся мистер Брэддок. — Десяти минут с ним мне достаточно. И мне пора мчаться в город. Я же обедаю в гостях. И к тому же он хочет видеть тебя, а не меня.
— Интересно, зачем я ему понадобился?
— Наверное, дело важное. Не то бы он сюда не кинулся. Ну, мне пора, старина. Не буду отнимать у тебя времени. Спасибо за очень приятный день.
Уиллоуби Брэддок откланялся, а Сэм поднялся в спальню, взял серые брюки спортивного покроя, спустился вниз и вошел в гостиную.
Он не думал, что найдет своего гостя в настроении, близком к солнечному, но не был готов к взгляду, пылающему ненавистью и враждой, который прожег его насквозь, едва он вошел. Казалось даже, будто лорд Тилбери считает, что в тягостных происшествиях последней четверти часа повинен Сэм.
— Явились! — объявил лорд Тилбери.
Он застенчиво укрывался за кушеткой, но теперь, заметив брюки, перекинутые через руку Сэма, лихорадочно рванулся вперед, сдернул их, надел, что-то хрипло бормоча себе под нос, а затем выпрямился во весь рост и снова посмотрел на своего гостеприимного хозяина с тем же воинствующим омерзением.
Казалось, он остро ощущал, что выглядит не слишком авантажно. Сэм был длинноног, но Природа, снабдив лорда Тилбери внушительным мозгом, о его нижних конечностях не позаботилась. Одолженные брюки мели пол, складываясь гармошкой на лодыжках. Глядя на него, Сэм не удержался от одобрительной, хотя и слабой улыбки.
Но лорд Тилбери ее заметил, и его ярость достигла той степени, когда кипящий гнев превращается в подобие ледяного спокойствия.
— Вам смешно, — сказал он сквозь зубы.
— Нет-нет! Просто вспомнил кое-что.
— Хр-р! — сказал лорд Тилбери.
Сэм понял, что ему следует начать с откровенного умиротворяющего объяснения. После этого — и только после этого — он сможет начать расследование причины, почему его милость оказал ему честь своим визитом.
— Субъект, который украл ваши брюки…
— У меня нет желания обсуждать его, — надменно перебил лорд Тилбери. — Тот факт, что вы выбрали в слуги сумасшедшего, меня нисколько не удивляет.
— Он не мой слуга, а грабитель.
— Грабитель? Бродящий по дому, где ему вздумается? Вы
знали, что он тут?
— Ну да. Я его застукал, заставил его снять брюки и пошел в соседний дом выпить чаю.
Лорд Тилбери медленно выпустил из легких накопившийся там воздух.
— Вот как? Вы пошли в соседний дом выпить чаю?
— Да.
— Оставив этого… этого преступника…
— Я же знал, что он не удерет. Я все рассчитал. То, что вы заглянете ко мне, было непредвиденной роковой случайностью. Вы хотели о чем-то со мной поговорить? — осведомился Сэм, чувствуя, что чем скорее завершится их беседа, тем она окажется приятнее.
Лорд Тилбери надул щеки и несколько секунд стоял так, словно готовящийся к извержению вулкан. В недавних треволнениях он совсем забыл о трагедии, заставившей его поспешить в «Мон-Репо».
— Да, хотел, — сказал он и еще секунду подымился. — Начну с того, — начал он, — что ваш дядя мистер Пинсент, когда отправил вас сюда вступить в число моих сотрудников, практически поместил меня in loco parentis [20] по отношению к вам.
— Превосходная мысль, — сказал Сэм учтиво.
— Отвратительнейшая мысль! По меньшей мере чудовищно требовать от занятого человека, чтобы он взял на себя заботы об индивиде с характером настолько причудливым, настолько недисциплинированным, настолько… хм… эксцентричным, что для него трудно найти другое слово, кроме как сумасшедший.
— Сумасшедший? — переспросил Сэм, глубоко раненный несправедливостью этих жестоких слов. От начала и до конца он не мог припомнить ни единого своего поступка, который не вдохновлялся бы и не диктовался бы требованиями чистого разума. — Кто? Я?
— Да, вы! Возлагать подобную ужаснейшую ответственность на кого-либо недопустимо, и я согласился только из-за… э…
— Я знаю. Дядя мне объяснил, — сказал Сэм, стараясь помочь ему докончить фразу. — Вы сделали ему деловое предложение, ну и хотели подлизаться.
Лорд Тилбери не изъявил ни малейшей благодарности за эту любезную подсказку.
— Ну так, — объявил он с горечью, — возможно, вам будет небезынтересно узнать, что сделка, на которую вы сослались, сорвалась.
— Мне очень жаль, — сочувственно сказал Сэм. — Не повезло! Боюсь, мой дядя не из тех, с кем легко вести дела.
— Сегодня утром я получил от него каблограмму с сообщением, что он передумал и не сможет пойти мне навстречу в этом деле.
— Жаль, жаль, — сказал Сэм. — Нет, я правда искренне сожалею.
— И исключительно по вашей вине, как, возможно, вам будет приятно узнать.
— По моей? Но что я такого сделал?
— Я скажу вам, что вы такого сделали. Мистер Пинсент ответил на мою каблограмму, в которой я поставил его в известность, что вы находитесь в процессе завязывания интрижки с девушкой…
—Что?!
— Не трудитесь отрицать. Я собственными глазами видел, как вы завтракали с ней в «Савое», и мне известно, что нынче днем вы водили ее в театр.
— Вы же не… вы же не можете подразумевать мисс Деррик?
— Разумеется, я подразумеваю мисс Деррик.
Сэма настолько ошарашило, что отыскался некто, способный назвать, возможно, самую великую, самую прекрасную любовь за всю историю мира «завязыванием интрижки», что он онемел и вытаращил глаза.
— Я телеграфно оповестил об этом мистера Пинсента и запросил инструкции.
— Вы… вы… что? — Паралич, временно сковавший Сэма, исчез, сметенный в небытие волной человекоубийственной ярости. — Вы хотите сказать, что у вас хватило… хватило духа… наглости… — Он захлебнулся. Свои редкие приступы гнева он обычно разряжал, тотчас переходя от слов к поступкам, и теперь разочарованно оглядел лорда Тилбери, скорбя, что телосложение и возраст автоматически исключают владельца издательства «Мамонт» из числа кандидатов на оскорбление действием, сопряженным с членовредительством. — Вы хотите сказать мне… — Он несколько раз судорожно сглотнул. При мысли, что этот гнусный коротышка шпионил за Кей, а теперь пачкает ее омерзительными намеками, он почувствовал, что общепринятые слова тут бессильны.
— Я сообщил мистеру Пинсенту, что вы вступили в тайную любовную связь, и осведомился, как мне поступить.
На Сэма снизошло озарение, и он как бы вновь пережил сцену, разыгравшуюся в его присутствии за люком машинного отделения грузового судна «Араминта» на третьи сутки после отплытия из Нью-Йорка. Мечтательный матрос первого класса, грезя не то о родном доме, не то о кружке пива, в рассеянии попятился и отдавил ногу боцмана, который пересекал палубу с полным ведром краски в руке. И боцман, переводя дух, сконденсировал свои чувства в два эпитета — до того эластичные и всеобъемлющие, что они, будучи точнейшим описанием матроса первого класса, оказались равно применимыми к лорду Тилбери. Сэму даже почудилось, что их изобрели именно для блага лорда Тилбери.
[20]
На место родителей (лат.).