– Наверное, сказала бы, что ей некогда, и прогнала прочь! – засмеялся он, но смех вышел ненатуральным от прикосновения к еще не зажившей ране.

Поглядев на него, Эми встретила угрюмый взгляд, полный сожаления, разочарования, боли. Но она не успела ничего разглядеть, все тут же исчезло, уступив место вялому безразличию. Потом он как будто бы забыл о ней и погрузился в свои мечты, а Эми продолжала изучать его глазами художницы. Да, он в самом деле был похож на итальянца, особенно теперь, когда с задумчивым видом лениво растянулся на солнце.

– Ты похож на изваяние на могиле молодого рыцаря, – сказала она, старательно прорисовывая профиль, рельефно очерченный на фоне камня.

– Хотел бы я им быть!

– Глупое желание, только портишь себе жизнь. Ты страшно изменился, и я иногда начинаю думать… – Эми не договорила, но взгляд ее выразил больше, чем несказанные слова.

Лори заметил выражение взрослой заботы и тревоги на ее лице и, глядя ей прямо в глаза, ответил, как обычно отвечал ее матери:

– Все в порядке, мэм.

Это немного развеяло ее сомнения, и, кроме того, она была тронута сердечностью его тона.

– Слава Богу! Я, разумеется, не думала, что ты стал скверным, дурным человеком, но порой мелькала мысль: а вдруг он проиграл деньги в этом мерзком Баден-Бадене или полюбил какую-нибудь прелестную француженку, а потом узнал, что она замужем… Словом, чего не случается за границей? Не лежи так долго на солнце, давай устроимся в тени и поболтаем, как мы когда-то с Джо на нашем диване.

– Что ж, я готов! – в глазах Лори мелькнуло любопытство.

Он перебрался на траву и стал украшать венком из маргариток ее шляпку.

– Мне, собственно, рассказывать нечего, я тебе уже все рассказала, так что начинай ты.

– Я думал, у тебя есть новости из дома.

– Ты же видел последние письма. А разве Джо не ведет с тобой переписку? Наверное, присылает тебе целые тома.

– Она, похоже, очень занята, да и мне тоже некогда. Скачешь с места на место – какие уж тут письма? Ну а ты уже сотворила тут шедевры, Рафаэлла? – сменил он тему разговора, гадая, знает ли Эми его секрет. Что если она намеренно так часто заговаривает с ним о Джо?

– Мне не создать шедевров, – печально, но решительно ответила Эми. – Рим развеял все мои тщеславные мечты. Увидев там чудеса, я осознала, насколько я мала.

– Как же так? С твоей энергией и способностями…

– В том-то и дело. Способности – еще не талант, и никакой энергией не превратишь одно в другое. Я хочу быть всем или никем. Заурядных художников и без меня хватает.

– И что же ты собираешься делать?

– Совершенствовать другие мои таланты и быть украшением общества.

Это прозвучало дерзко, но Лори подумал, что у нее есть основания для таких заявлений. Еще ему понравилось, что она не собирается впадать в уныние от поражения, а наоборот, не мешкая, ставит перед собой новую цель.

– Браво! Кажется, в это общество тебя успешно вводит Фред Вон.

Он сразу же заметил ее смущение и продолжил:

– Теперь я беру на себя роль старшего брата. Прошу отвечать на мои вопросы!

– Я тебе этого не обещаю.

– Что ж, если хочешь, молчи, а я попытаюсь прочесть ответы на твоем лице. Ты еще не такая светская львица, чтобы полностью скрывать свои истинные чувства. Мне кое-что рассказали о Фреде, и этот… рассказчик считает, что если бы Фреда не вызвали домой, у вас что-нибудь могло бы уже выйти.

– Не мне об этом судить, – холодно произнесла Эми, но предательский блеск в глазах говорил о том, что она знает силу своих чар и торжествует победу.

– Но ты, надеюсь, не помолвлена? – Лори посмотрел на нее печально и немного сурово.

– Нет.

– А если он вернется, встанет перед тобой на колени, будет умолять, – что тогда?

– Как знать? Все может быть.

– Ага! Ты любишь его.

– Если бы я постаралась, то могла бы полюбить.

– Почему же одно сослагательное наклонение? А знаешь что… Он хороший парень, но он не в твоем вкусе.

– Отчего же? Он богат, он джентльмен, у него прекрасные манеры, – Эми старалась говорить спокойно, но по голосу чувствовалось, что ей стыдно за саму себя.

– Да, конечно. Как же быть украшением света, оставаясь бедной? И ты решила найти выгодную партию? Все правильно, так поступает весь мир… Но Эми, ты ведь дочь своей матери!

– Да! И тем не менее! – холодная решимость, прозвучавшая в ее голосе, не вязалась с обликом Эми. И вдруг она обратилась к нему совсем иным тоном:

– Послушай, сделай ради меня одну вещь. Стряхни с себя свою лень.

– Только с твоей помощью.

– Я бы с радостью помогла, но как? – в ее голосе вдруг проявилась такая решительность, словно она сию же минуту была готова начать войну за обновление Лори.

– Ты, главное, начни! – Лори обрадовался возможности поозорничать и подразнить Эми – слишком долго она заставляла его ходить по струнке.

– Ты через пять минут разозлишься.

– Я никогда на тебя не разозлюсь. Чтобы высечь огонь, нужны два кремня, а мы… Я превратился в жуткого лентяя, как ты правильно заметила. А… ты сейчас больше похожа на альпийский снег – такая же мягкая и холодная.

– Ну, если тебя растереть снежком, ты сразу оживешь. И станет ясно, что ты только притворяешься равнодушным.

– И впрямь, мне это не повредит, а тебя позабавит, – как сказал один здоровяк своей хрупкой жене, когда она набросилась на него с кулачками. Ты тоже вообрази себе, что я твой муж… Или что я большой пыльный ковер, который надо выколотить.

Его слова больно задели Эми, и, затачивая карандаш, она решила «заточить» и свой язычок.

– Знаешь, как мы с Фло тебя прозвали? Лежебока Лоренс. Нравится?

Он как будто бы совсем не рассердился – только улегся поудобнее и заложил руки за голову.

– Спасибо вам обеим за новое имя.

– А ты хочешь знать, как я на самом деле к тебе отношусь?

– Говори.

– Так вот – я тебя презираю.

Скажи она «ненавижу», он, пожалуй, только посмеялся бы, сочтя это за кокетство. Но «презираю»… И причем так серьезно, с такой грустью в глазах.

– Почему же?

– Потому что у тебя есть все, чтобы быть чутким, трудолюбивым и счастливым. А ты замкнутый, ленивый, порочный и несчастный!

– Надо же, какие сильные определения!

– Я могу продолжить.

– Сделай милость. Мне интересно послушать, что ты еще скажешь.

– Ну да, эгоистичные люди всегда готовы с жадностью слушать, что о них говорят, им даже безразлично, хорошее говорят или плохое.

– Так я еще и эгоист? – с искренним удивлением переспросил Лори (готовый признать за собой любые прегрешения, он с гордостью считал великодушие своей неоспоримой добродетелью).

– Еще какой! – Эми говорила очень спокойно, но и самый лютый гнев не подействовал бы на Лори так, как ее сдержанность. – Я успела тебя изучить за эти дни. Ты уже полгода торчишь за границей, а что ты сделал? Только зря тратил время и деньги. И доставлял разочарование своим близким.

– Ну знаешь, после четырех лет в университете человек имеет право немного развлечься и получить удовольствие.

– Я не заметила, чтобы тебе хоть что-то доставляло удовольствие! Я напрасно тебе сказала, что ты переменился к лучшему. Нет, в Америке ты был куда лучше. И что у тебя тут за общество! Дураков, которые тебя нахваливают, ты предпочитаешь честным, умным людям, чье доверие надо еще заслужить. И это при твоем богатстве, способностях, красоте, ловкости! Ты мог бы быть совершенством, а ты…

– А я лежебока и принц на горошине.

Однако выговор начинал приносить ощутимую пользу. Во взгляде Лори уже поблескивали обида и тревога.

– Вас устраивает, чтобы мы были куколками и ангелочками. А если девушка о чем-то задумывается и умеет высказать правду в глаза, то на нее надо махнуть рукой и высмеять.

Эми с горечью отвернулась от юного страдальца, распростертого у ее ног. Она хотела было продолжить рисовать, но от волнения рука дрожала. И тут Лори произнес детским голоском: