Вчера вечером на закате мы всей компанией отправились осматривать старинный замок, а Фред обещал присоединиться к нам позже, так как ему надо было забрать письма на почте. Мы прогуливались в садах, которые насадил в давние времена курфюрст для жены-англичанки, а потом спустились в подвал и обнаружили там огромных размеров бочку. Потом все пошли осматривать внутренние покои, а я расположилась на большой террасе – мне захотелось зарисовать голову каменного льва, увитую плющом. Я ощущала себя героиней романа, когда сидела там, глядя на извивающийся в низине Неккар, слушала, как играет австрийский военный оркестр у подножья горы, и ожидала поклонника. Я чувствовала, что в этот вечер что-то решится. Я была совершенно спокойна, ну, может быть, только слегка волновалась.

Я видела, как Фред вбежал в большую арку. Он был чем-то сильно встревожен, и я понимала, что он разыскивает меня. Когда Фред подошел ближе, я сразу поняла, что произошли какие-то неприятности. Оказывается, тяжко заболел Фрэнк, и Фреду надо было уехать вечерним поездом. Прощаясь со мной, он спросил: "Эми, вы не забудете меня?" Этим многое было сказано. Я ничего не обещала, но была очень ласкова с ним и, кажется, он остался доволен.

Через час он уехал. Нам теперь очень его не хватает. Я сейчас понимаю, что ему давно хотелось поговорить со мной, но отец взял с него слово пока не делать этого: он боится невестки "с того полушария". Скоро нам предстоит встреча в Риме. И если до тех пор я не передумаю, то отвечу согласием на его предложение руки и сердца.

Вот и все. Это мое личное, но я не могла не поделиться. Мамочка, не беспокойся, я не совершу необдуманных поступков. Ты ведь сама говоришь, что из нас четырех я "самая осмотрительная". Но, если можешь, поддержи меня советом, я очень в этом нуждаюсь. Жаль, что нам нельзя увидеться и поговорить. Люби меня, доверяй мне.

Всегда твоя Эми».

– Джо, меня очень беспокоит Бет.

– Почему, мама? Она стала выглядеть гораздо лучше с тех пор, как появились малыши.

– Сейчас меня даже больше беспокоит не ее здоровье, а душевное состояние. Я же вижу, что-то у нее неспокойно на сердце, и хочу, чтобы ты разузнала, в чем дело.

– Но почему тебе это кажется?

– Она теперь подолгу сидит одна и даже с отцом избегает общаться, а уж с ним-то она всегда была откровенна. Тут как-то я привела к ней поиграть малышей, и вдруг вижу – она плачет над ними. Она даже песни поет им не детские, а какие-то печальные. Прежде она никогда таких не пела. И у нее какое-то новое выражение лица. Все это вместе меня очень беспокоит.

– А ты не пыталась с ней поговорить?

– Пробовала. Но она избегает расспросов или смотрит на меня с такой горечью, что я теряюсь и замолкаю. Раньше мне никогда не приходилось добиваться от моих дочурок откровенности, они сами мне все выкладывали.

Миссис Марч всмотрелась в лицо Джо и с облегчением вздохнула, поняв, что на душе удочери нет ничего такого, что ей хотелось бы скрыть. Продолжая заниматься своим рукоделием, Джо сказала спустя какое-то время:

– Просто она повзрослела. Откуда-то взялись надежды, тревоги, опасения. И она не может объяснить откуда. Ведь Бет восемнадцать лет, а мы по привычке обращаемся с ней, как с ребенком. Нет, она уже взрослая.

– Ты права. Быстро вы у меня выросли, – Марми опять вздохнула, но на этот раз с улыбкой.

– Ничего не поделаешь, мама. Скоро твои птенцы все улетят из гнезда – один за другим. Но я обещаю не улетать подольше, если тебя это утешит.

– Да, девочка, это большое утешение. С тех пор, как Мег замужем, ты одна – опора мне. Бет слишком слаба, а Эми слишком молода. В трудную минуту вся надежда на тебя.

– В семье всегда должен быть кто-то один, кто отвечает за всю неблагодарную работу. Да и я совсем не против. Эми любит тонкую работу, я же для нее мало предназначена. А вот выколачивать половики или ухаживать за больными – это у меня получается. Эми сейчас блистает в Париже, а я всегда при тебе.

– Знаешь что? Я оставлю Бет на твое попечение, а сама как бы отстранюсь. Она тебя любит и скорее доверится тебе, чем кому бы то ни было еще. Но будь осторожна, чтобы она не догадалась, что ее опекают. Только бы она была здоровой и веселой – других желаний у меня сейчас, собственно, и нет.

– Тогда ты счастливая. А у меня их столько…

– Какие же это желания?

– Давай сначала разберемся с Бет, а потом я как-нибудь расскажу тебе о своих тревогах. Все не так уж страшно, поэтому повременим с этим.

И Джо опять погрузилась в работу, всем своим видом показывая, что за нее-то можно не опасаться, по крайней мере, пока. Ну а в будущем – что можно знать о будущем?

Казалось, Джо всецело поглощена собственными делами, но между тем она пристально наблюдала за сестрой. У нее возникали разные догадки относительно Бет, но одна представлялась ей наиболее верной. Ключ к кажущейся разгадке подсказал ей один случай, ну а любящее сердце и живая фантазия дорисовали все остальное.

Однажды в субботу после обеда они с Бет остались вдвоем в комнате. Джо делала вид, что усердно пишет рассказ, однако сама время от времени поглядывала на сестру, которая была какой-то странно притихшей. Бет сидела у окна, положив на колени рукоделие и рассматривая ноябрьский пейзаж за окном. Вдруг внизу послышались шаги, потом задорный свист, похожий на трель заводной птички, затем послышался голос Лори:

– Все хорошо! Вечером я загляну.

Бет рассеянно улыбнулась при этих словах, а когда звук шагов замер, сказала в раздумье, как бы про себя:

– Он такой крепкий, сильный и, наверно, счастливый.

– Гм! – произнесла Джо, внимательно наблюдая за сестрой.

Румянец исчез с лица Бет так же внезапно, как и появился, улыбка погасла, и на подоконник упала блестящая слеза.

Бет сразу же стерла ее и с опаской покосилась на Джо, но та быстро строчила на больших листах очередную повесть с интригующим названием «Клятва Олимпии». Как только Бет отвернулась, Джо продолжила наблюдение и увидела, что сестра опять поднесла руку к глазам и на лице ее обозначилась такая грусть, что Джо самой захотелось плакать. Чтобы не выдать себя, она ушла из комнаты под предлогом, что у нее кончилась бумага.

«Господи, помилуй! Ведь она же любит Лори! – Джо страшно побледнела от поразившего ее открытия. – Я никогда этого не могла предположить. Что скажет мама? Ну а он? Он!»

Тут ее осенила неожиданная мысль: «Если он не полюбит ее, может случиться беда. Он должен, я его заставлю!» – и Джо погрозила красивому юноше, улыбавшемуся с висевшего на стене портрета. «Да, мы растем, растем. Мег уже нянчит детей, Эми покоряет Европу, Бет влюблена. Пока я одна удерживаю себя в узде».

С минуту Джо напряженно размышляла, а потом решительным шагом подошла к портрету на стене:

– Послушайте, сэр. В вас много обаяния, но постоянства не больше, чем у флюгера на крыше. Можете больше не писать мне записок и не одаривать улыбками. Не выйдет. Я просто этого не потерплю.

Она долго не выходила из своей комнаты, пребывая в раздумьях, но начало темнеть, и она спустилась в гостиную за новыми подтверждениями своей догадки.

Лори обычно весело флиртовал с Эми, серьезно беседовал с Джо, но к Бет он всегда относился с особенным вниманием и нежностью. Однако точно так же относились к ней и другие, поэтому никому не приходило в голову, что Лори отдает ей какое-то предпочтение. Пожалуй, в последнее время казалось даже, что он больше тянется к Джо, хотя она и слышать об этом не хотела и гневно отчитывала всех, кто пытался намекнуть на это хоть словом. Знай домашние хоть часть того, какие признания пытался делать или уже делал Лори, они непременно сказали бы: «Ну вот, мы же говорили!» Однако Джо терпеть не могла всякие «заигрывания» и всегда держала наготове острое словцо.

За годы учения в университете Лори пережил много увлечений, страстных и непродолжительных. Джо каждый раз оказывалась доверенным лицом, и ей интересно было наблюдать его переходы от надежды к отчаянию, а от отчаяния – к смирению. Но вдруг он сделался угрюм, стал принимать байронические позы, хотя в то же время начал учиться весьма прилежно, питая, по его словам, надежду обрести славу, а уже ее ценою – любовь.