Когда приспособление для снятия сапог благополучно отыскалось и Эми занялась развешиванием своих рисунков, Лори подозвал ее к себе:

– Я кое-что хочу вам сказать, миссис Лоренс.

– Милорд?

– А ведь этот приезжий намерен жениться на нашей Джо.

– А вы что-то имеете против?

– Вообще-то он славный малый в прямом и переносном смысле слова, вот только хотелось бы, чтобы он был помоложе и побогаче.

– Ну, Лори, не привередничай! Женщины не считаются с возрастом, когда любят. И никогда не выходят замуж из-за денег, даже если поначалу намереваются это сделать.

– Да, мне как-то приходилось слышать от одной девицы, что она собирается поступить именно так. Ты, кажется, раньше почитала своим долгом сделать выгодную партию, но почему-то остановила свой выбор на таком никчемном человеке, как я.

– Фу! Не говори так. Я и не думала о твоем богатстве, когда говорила «да». Мне иногда хочется, чтобы ты был беден, – тогда я показала бы всем, как сильно я тебя люблю. – Эми, умевшая быть очень величественной в свете, но очень ласковая дома, стала всячески заверять его в своей искренней любви. – Скажи честно, тебе никогда не приходит в голову, что я осталась такой же корыстной? Если ты в это продолжаешь верить, то разобьешь мне сердце. Знаешь, если бы ты был просто перевозчиком на Женевском озере, я с радостью согласилась бы всю жизнь грести с тобой в одной лодке.

– Да неужели я такой дурак или мерзавец? Ты отказала человеку вдвое богаче меня. И не позволяешь мне тратить на тебя столько, сколько я хочу. Всякая девушка из небогатой семьи мечтает поправить свой достаток – в этом нет никакого греха. Но ты – дочь своей матери. Когда я вчера сказал об этом Марми, она просияла, словно я подписал ей благотворительный чек на миллион. Да, я вижу, что вам разговоры на эту тему прискучили, миссис Лоренс!

Лори умолк, потому что у Эми в самом деле был отсутствующий взгляд, хотя ее глаза и были устремлены на него.

– Да, я любуюсь ямочкой на твоем подбородке. Признаться, я горжусь своим замужеством больше потому, что мой избранник хорош собой, а не потому, что он богат. Где еще можно найти мужчину с таким носом? – прикоснулась она к его классической формы носу с восторгом художницы.

Лори готов был посмеяться над странными признаниями жены, однако от удовольствия у него приятно вскружилась голова. Дальнейший разговор позабавил его не меньше.

– Можно задать тебе вопрос?

– Да.

– Тебе приятно будет, если Джо выйдет замуж?

– Ах, вот что тебя беспокоит. А я думал, что-то не так с моей ямочкой. Да что же я – собака на сене? Ты сомневаешься, что я буду танцевать на свадьбе у Джо с легким сердцем?

Эми была довольна; остатки ревности прошли, и она поблагодарила его с выражением любви и доверия на лице.

– Давай подумаем, что бы такое сделать нам для этого профессора. Представь: некий его богатый родственник очень вовремя умирает в Германии и оставляет ему в наследство имение! – рассуждал Лори, прогуливаясь с женой по просторной студии, как некогда они прогуливались с женой в саду швейцарского замка.

– Джо это не понравится. Она очень гордится им и находит, что бедность – это прекрасно.

– Ну, когда у нее будет муж-литератор и дюжина профессорят, она станет думать иначе. Нет, я что-то должен для нее сделать. Я отчасти обязан ей своим образованием и намерен честно оплатить долги.

– Как это хорошо, когда имеешь возможность помогать другим! Это всегда было моей мечтой, и вот благодаря тебе мечта сбывается.

– Мы с тобой сделаем много добрых дел, не сомневайся. Есть такая бедность, которой особенно хочется помочь. Нищим всегда кто-нибудь подаст на пропитание, а вот бедные благородные люди сами ни у кого не попросят, а богатые не смеют унизить их, предлагая помощь. Но ведь существует множество окольных, деликатных путей. И я всегда охотнее помогу бедному гордому джентльмену, нежели попрошайке с вкрадчивым голосом. Возможно, я не совсем прав, но я выбираю более сложный путь.

– Да, чтобы поступать так, надо самому быть джентльменом, – согласилась Эми, которая подумала, что муж ее заслуживает восхищения сверх всякой меры.

– Спасибо, но я не сто?ю такого комплимента. Просто за границей я видел, что в то время, пока я бездельничаю, множество талантливых молодых людей перебиваются с хлеба на воду ради осуществления своей мечты. Таким людям, без друзей, без денег, но даровитым и целеустремленным, поверь, хочется хоть немного посодействовать. Оказать им помощь – очень благородное дело. Потому что если при этом удастся сберечь и поддержать талант, то это будет дар обществу, а если окажется, что большого таланта все же нет, – что ж, это будет помощь молодой чистой душе.

– Да, я сама была среди таких бедняков, пока ты меня, золушку, не сделал сказочной принцессой. И мне тоже, когда вижу девушек, которые сами пробивают себе дорогу, всегда хочется им чем-то помочь.

– Конечно, ты им поможешь, мой ангел! – Лори стал говорить о возможности стипендий для бедных женщин с художественными талантами. – А еще я думаю, что лучше тратить свои доходы при жизни и видеть, какие они приносят плоды, чем копить деньги и оставлять кому-то в наследство. Будем жить хорошо и делиться с другими. Согласна ли ты взять корзину и пойти по свету, моя маленькая Тавифа?

– Согласна, если ты станешь Святым Мартином, готовым отдать бедняку свой плащ!

– Так по рукам – и к победе!

Они пожали друг другу руки и довольные собой продолжили обсуждать прекрасные планы, твердо веря, что в их доме станет еще уютнее, когда они благоустроят другие дома; и что они увереннее пойдут по своему усыпанному розами пути, если помогут сгладить ухабы на чужих дорогах. Им было радостно оттого, что их любовь не забывает об участи тех, кто обделен счастьем.

Я не исполню до конца своих обязанностей скромного историографа семьи Марч, если не посвящу хотя бы одну главу самым дорогим и самым важным ее членам. Мы подошли к тому времени, когда Дейзи и Деми стали уже способны отвечать за свои поступки, ибо в наш стремительный век трех– или четырехлетние дети уже умеют предъявлять миру взрослых свои права и при этом способны многого добиться, что, надо признать, далеко не всегда получается у самих взрослых. Дейзи и Деми Брук были, наверно, самыми избалованными на свете близнецами. Хотя, надо сказать, они были детьми во многом просто удивительными.

В восемь месяцев они уверенно ходили, в год бойко болтали, а в два держались за столом до того самостоятельно, что это очаровывало всех и каждого. В три года Дейзи попросила, чтобы мама дала ей «иголотьку», и, положив вкривь и вкось четыре стежка, объявила, что у нее вышел мешочек. В четыре – она запросто являлась хозяйничать на кухню и настолько умело зажигала маленькую плитку, что вызывало необыкновенное умиление Ханны.

Ее брат тем временем под руководством дедушки изучал алфавит. Буквы изображались при помощи рук и ног, и такой способ обучения обеспечивал одновременно тренировку ума и тела. К восторгу папы и огорчению мамы Деми рано заинтересовался техникой, и действие любого механизма, попавшего ему на глаза, он тоже пытался объяснить не словами, а руками. В детской постоянно царил ужасающий беспорядок. Веревки и табуретки изображали «свейную масинку», колеса всевозможных агрегатов, увиденных где-то или рожденных воображением, должны были вращаться беспрерывно, а однажды, соорудив подобие кронштейна, Деми попытался в корзине поднять с полу на кровать свою сестренку. Слава богу, что все закончилось лишь синяками и ссадинами, девочку долго успокаивали, а Деми не менее долго слезно умолял не разрушать его «леливатор».

Характеры у близнецов были совсем разные, но это не мешало им хорошо ладить друг с другом – во всяком случае ссорились они не чаще трех раз на дню. Конечно, Деми порой нещадно тиранил сестру, но зато защищал ее от других тиранов, так что Дейзи добровольно отдалась ему в рабство и видела в нем лучшего мальчика на всем белом свете.