Она часто заморгала, но носовой платок оставался лежать в кармане; Джо скорее умерла бы, чем воспользовалась им сейчас.

Но мистер Баэр все уже заметил и, наклонившись к ней, спросил очень многозначительно:

– Моя девочка, почему фы плачете?

Будь это не Джо, а кто-то другой, ответ прозвучал бы как-нибудь хитро, – скажем, придуман был бы насморк или что-то еще. Но, совершенно забыв о достоинстве и продолжая всхлипывать, она выпалила:

– Потому что вы уезжаете.

– Ну, так фсе замечательно! – воскликнул Баэр, и не будь у него зонта в руках, захлопал бы в ладоши. – Джо, я ничего не могу предложить фам, кроме моей большой любви. И фот я приехал, чтобы узнать, нужна ли фам моя любовь – или я для фас фсего лишь добрый друг. Так скажите мне, найдется ли в фашем сердце место для старого Фрица?

– О да!

Она обхватила обеими руками его руку, как будто говоря, что рада будет идти с ним рядом, даже если у них не будет иного укрытия, кроме его старого зонта, – лишь бы только он всегда держал его над нею.

Надо сказать, что редкое объяснение происходит в столь невероятно трудных условиях. Из-за грязи мистер Баэр не мог встать на колени и не мог предложить руку иначе как на словах, потому что обе его руки были заняты. К тому же на глазах у прохожих он не смел изливать свои чувства. Зато лицо его сияло так, что Джо показалось, будто в капельках дождя на его бороде играют маленькие радуги. Не люби он Джо уже давно, едва ли он мог бы влюбиться в нее теперь, когда все на ней было в плачевном состоянии, а шляпка – та и вовсе безнадежно испорчена. Но, к счастью для обоих, он продолжал считать ее лучшей женщиной на свете, а сам он на фоне хмурого неба еще больше напоминал ей громовержца Юпитера.

Редкие прохожие наверняка сочли их парой безобидных сумасшедших – так беззаботно прогуливались они под дождем, не замечая грозно сгустившихся сумерек и тумана. А их мало заботило, что о них могут подумать. Ведь они переживали тот единственный в жизни час, когда старость чувствует себя молодостью, невзрачность – красотой, бедность – сказочным богатством и когда каждому человеку чудится, что он в раю.

Вид у профессора был такой, словно он завоевал королевство, и весь мир уже не может предложить ему большего блаженства. Джо шагала рядом с ним, и ей казалось, что ее место только возле него и нигде более; было даже странно, что когда-то она могла примерять к себе иную будущность.

Она первая решилась возобновить разговор. Не будем здесь приводить невнятных восклицаний, последовавших за «О да!», обратимся лишь к сказанному ими обдуманно и осмысленно.

– Фридрих, отчего бы…

– Боже! Она назыфает меня по имени. С тех пор, как не стало Минны, ни одна жифая душа не обращалась ко мне так, – профессор остановился посреди лужи, не сводя с нее благодарного и восторженного взгляда.

– Мысленно я давно зову вас по имени, но если вам не нравится…

– Мне не нрафится? Да что может быть для меня слаще? Разве только если мы станем говорить друг другу «ты»…

– Так сразу? Пожалуй, это немного сентиментально.

– Так федь это прекрасно! Сентиментальность! На этом стоит немецкий дух. Благодаря ей мы сохраняем нашу молодость. Я так устал от ледяного английского «фы»! – у Баэра был вид скорее романтического студента, чем солидного профессора.

– Так почему ты не предложил мне этого раньше? – смущаясь, спросила Джо.

– Послушай, я теперь хочу открыть тебе свое сердце. Ты федь отныне принимаешь на себя заботу о нем. Послушай, моя Джо – ах, какое это феселое, забавное имя! Я хотел много сказать тебе уже в Нью-Йорке, но мне показалось, что твой красивый друг… что он помолвлен с тобой. А если я сделал бы тебе предложение еще тогда, ты согласилась бы?

– Не знаю. Вряд ли. Дело в том, что тогда у меня вообще не было сердца.

– Что за чепуха! Я не могу в это поферить. Просто тфой сердце дремал, пока не пришел прекрасный принц и не разбудил его. Да, конечно, «Die erste Liebe ist die beste»[27], но уж на это чудо мне не следовало рассчитывать.

– Согласна, первая любовь – лучшая. Но прежде я еще никогда не любила. Тедди был тогда просто мальчишкой. А теперь он нашел то, что ему нужно, – ответила Джо, желая поскорее вывести его из заблуждения.

– Теперь я совсем спокоен. Я знаю, что ты отдала мне фсе. Просто когда мужчина долго ждет, он становится себялюбифым. Уфы, ты скоро это заметишь, госпожа профессорша.

– Мне нравится такое обращение! Но скажи, что привело тебя сюда именно в тот момент, когда я больше всего хотела тебя видеть?

– Фот это, – мистер Баэр вытащил из кармана жилета потрепанный газетный листок.

Джо развернула его и увидела… свои собственные стихи. Она отправляла их в газету, платившую за стихи.

– Но как?..

– Это попало ко мне случайно, а по именам и инициалам подписи я догадался, кто афтор. Эти стихи звали меня, понимаешь? Прочти их мне фслух! А я послежу, чтобы ты не попала в лужу!

И Джо послушно стала читать: