Хорошо отлаженный механизм для создания и распространения модных забав сегодня представляет собой часть современной экономики. Его методы все больше перенимают другие производители, поскольку они признают неизбежность укорачивания срока существования изделия. Граница между «модной причудой» и обычным изделием постепенно стирается. Мы быстро вступаем в эру временной продукции, изготовляемой временными методами и призванной удовлетворять временные потребности.

Текучесть вещей в нашей жизни безудержно возрастает. Мы сталкиваемся со все увеличивающимся потоком предметов одноразового использования, неустойчивой архитектурой, мобильными и модульными изделиями, предоставляемыми внаем товарами и предметами потребления, изготовленными на короткий срок. Все эти факторы оказывают одинаковое воздействие, утверждая неотвратимую эфемерность взаимоотношений человека и вещи.

Определение наших связей с материальной средой, убыстряющаяся текучесть вещей представляют собой только малую часть всей совокупности обстоятельств. А потому позвольте нам далее продолжить наше исследование жизни в быстро меняющихся обществах.

Каждую пятницу в половине пятого вечера высокий и седой администратор с Уолл — стрит по имени Брюс Роб засовывает груду бумаг в свой черный кожаный портфель, снимает с вешалки пальто и выходит из офиса. Все эти действия он регулярно проделывает вот уже три года. Сначала он спускается на лифте вниз с 29–го этажа и выходит на улицу. Затем он десять минут идет по заполненной людьми улице к вертолетной станции. Здесь он садится на вертолет, который через восемь минут доставляет его в аэропорт Джона Ф. Кеннеди. Пересев на самолет «Транс — Уолд Эрлайнс», он приступает к ужину, в то время как огромный воздушный лайнер покачивается над Атлантикой, затем делает вираж и берет курс на запад. Через час десять минут, если нет задержек, он торопливо выходит из здания аэропорта в Колумбусе, штат Огайо, и садится в поджидающий его автомобиль. Еще через 30 минут он прибывает на место, он дома.

Четыре ночи в неделю Роб проводит в одном из отелей в Манхэттене. Три другие — с женой и детьми в Колумбусе, за 500 миль от Нью — Йорка. Прекрасно устроившись в этом мире, имея работу в крупнейшем финансовом центре Америки и проживая с семьей в довольно спокойном местечке Среднего Запада, он ежегодно преодолевает 50 000 миль, ездя туда и обратно.

Случай Роба довольно редкий, но не столь необычный. В Калифорнии владельцы ранчо каждое утро отправляются самолетом в свои хозяйства из жилищ, расположенных на Тихоокеанском побережье или в Сан — Бернардино, а вечером так же самолетом возвращаются домой. Один подросток из Пенсильвании, сын разъезжающего инженера, регулярно летает к ортодонту во Франкфурт, в Германию. Философ Ричард Мак — Кен, профессор Чикагского университета, раз в неделю на протяжении семестра проделывает путь в 1000 миль, чтобы провести занятия в Новой школе социальных исследований в Нью — Йорке. Молодой житель Сан — Франциско каждый уик — энд видится со своей любимой девушкой, проживающей в Гонолулу, поочередно они летают друг к другу, пересекая 2000 миль через Тихий океан. А одна почтенная мать семейства из Новой Англии регулярно совершает поездки в Нью — Йорк, чтобы посетить своего парикмахера.

Никогда еще в истории расстояние не значило так мало. Никогда еще отношения человека с местом проживания не были столь хрупкими и недолговечными. Во всех технически развитых обществах, а особенно среди тех, кого я назвал «людьми будущего», совершать регулярные поездки на работу в город из пригорода, путешествовать и регулярно менять местожительство семьи стало второй натурой. Выражаясь фигурально, мы «используем» жилище и избавляемся от него во многом так же, как избавляемся от бумажного носового платка или банки из — под пива. Мы являемся свидетелями того, как утрачивается для человека значение места проживания. Мы воспитали новую расу кочевников, и лишь немногие отдают себе отчет, сколь многочисленна, повсеместно распространена и существенна такая миграция.

В 1914 г., по утверждению Бакминстера Фуллера, типичный американец в среднем преодолевал в совокупности 1640 миль в год, из которых около 1300 миль занимали пешие переходы туда и обратно. Это означает, что только около 340 миль в год он преодолевал на лошади или механическом транспортном средстве[48]. Взяв эти 1640 миль за основу, можно прикинуть, что средний американец того времени проделывал в целом за свою жизнь путь в 560 миль[49]. В наше время средний американец преодолевает на автомобиле ежегодно 10 000 миль, а живет он дольше, чем его отец или дед. «В свои шестьдесят девять лет, — писал Фуллер несколько лет назад, — я являюсь одним из группы в несколько миллионов человек, каждый из которых на протяжении своей жизни преодолел 3 000 000 миль или больше» — расстояние в 30 раз большее, чем преодолевал американец 1914 г.

Общие цифры поражают. Например, в 1967 г. 108 000 000 американцев совершили 360 000 000 экскурсий с ночевками более чем за 100 миль от дома. Все эти поездки составили 312 000 000 000 пассажиро — миль.

Даже без учета парка больших реактивных самолетов, грузовиков, автомобилей, поездов, метро и т. п. наш социальный вклад в мобильность поистине удивителен. Общая протяженность дорог и улиц с покрытием, дополняющих американский пейзаж, возрастает невероятными темпами — более 200 миль в день, так по крайней мере происходит ежедневно на протяжении последних 20 лет. Это составляет 75 000 миль новых дорог и улиц в год, т. е. достаточно, чтобы трижды опоясать земной шар. В то время как население Соединенных Штатов увеличилось за этот период на 38,5 %, протяженность дорог и улиц возросла на 100 %.

Если взять другой пример, то цифры еще более впечатляющие: пассажироперевозки в пределах Соединенных Штатов возросли по объему в шесть раз больше, чем население в последние 25 лет.

Это потрясающее увеличение движения через пространство происходило более или менее одновременно во всех технически развитых странах. Всякий, кто видел напряженное движение в час пик по некогда спокойной Страндвег в Стокгольме, остался под большим впечатлением. В Роттердаме и Амстердаме улицы, проложенные всего лишь пять лет назад, уже не справляются с транспортными потоками: число автомобилей увеличилось быстрее, чем предполагалось.

Помимо возросшего передвижения человека между домом и разными другими ближними местами, чрезвычайно увеличилось количество деловых поездок и путешествий во время отпуска с ночевками вдали от дома. Почти 1 500 000 немцев этим летом проведут свой отпуск в Испании, а еще сотни тысяч заполнят пляжи Голландии и Италии. Шведы ежегодно принимают более 1 200 000 туристов из нескандинавских стран. Более миллиона иностранцев посещают Соединенные Штаты, тогда как 4 000 000 американцев каждый год отправляются за границу. Автор одной из статей в «Фигаро» справедливо говорил о «гигантском человеческом обмене».

Такое оживленное перемещение людей — одна из характерных черт супериндустриального общества. Если сравнивать, то доиндустриальные страны кажутся застывшими, замороженными, их население прочно привязано к одному месту. Специалист по перевозкам Уилфрид Оуэн рассуждал о «расхождении между неподвижными и мобильными нациями».

Он указывал, что для достижения той же пропорции соотношения протяженности дорог к общей площади, которая существует сегодня в Европейском Экономическом Сообществе, Латинская Америка, Африка и Азия должны наложить покрытие на 40 000 000 миль дорог[50].

Такой контраст дает глубокие экономические последствия, но существуют также еле уловимые, оставляемые без внимания культурные и психологические последствия.