— Разведи ножки шире, — скомандовал он.

Не получилось, мышцы словно сковало.

— Маленькая, помнишь я говорил, что хочу видеть? — Дождавшись ее кивка, продолжил: — Хочу смотреть на тебя, хочу видеть, как загорается моя маленькая стеснительная жена. Хочу распробовать тот момент, когда зажгу тебя. Поэтому, Морковка, раздвигай ножки.

И все-таки подтолкнул ее, потянувшись ко второй ступне, толкая ее вверх и упирая пяткой в столешницу.

Как стыдно! Вся напоказ, даром, что трусики все еще на своем месте.

— Морковка, посмотри на меня.

Она с трудом разлепила веки, опустила взгляд. Вот же он, ее Тимур: со слегка приоткрытыми губами, с напряженными плечами и пальцами, которые теперь блуждают у нее между ног, скользят по тонкой полоске шелка, который прикрывает самое сокровенное.

— Ты прекрасна, маленькая. И я так сильно хочу заняться с тобой любовью, что с трудом сдерживаюсь, чтобы не быть грубым. Думай только об этом. О том, что скоро я тебя трахну так сильно, что ты забудешь обо всем на свете.

— Да, да… — сорвалась с губ мольба.

Тимур триумфально улыбнулся.

— А теперь, Морковка, отодвинь в сторону трусики, или я их к черту порву.

Она опустила пальцы, чувствуя, как распаляется от его слов, от откровенного признания, оттого, что воздух вокруг сгустился и резонирует от их рваных вздохов.

Только притронулась к шелку, а его губы уже клеймят пальцы, успокаивая, растворяя дрожь жалящими ласками языка по чувствительной коже между пальцами.

— Маленькая, я хочу, чтобы ты смотрела.

Что? Смотреть? Как, если даже мысли о таких смелых ласках приводят в трепет, и голова кружится, и кажется, что завтра она точно не сможет смотреть на себя в зеркало.

— Чтобы ты видела, что то, что я делаю — для нашего удовольствия. Хватит меня стесняться, Морковка.

Горячо, как же горячо! Щеки пылают, кожа такая чувствительная, что даже простые поглаживания разрывают изнутри. Смотреть, смотреть… Вот он осторожно поглаживает ее пальцами, раскрывает, словно лепестки, раскрывает для самого развратного в ее жизни поцелуя, припадает губами. Жарко — словно на костре. И пламя течет по ногам, заставляя пальцы подгибаться.

— Тимур…

Словно поняв ее немой призыв, он рвется вперед: выставляет язык, перекатывает чувствительную плоть, щекочет, дразнит, и с каждой секундой словно впрыскивает между ног сотни крохотных иголочек, каждая из которых разрывается восхитительным удовольствием.

И когда ей начало казаться, что лучше уже быть не может — он лижет сильнее, жадно, словно собирается покорить ее своим языком. Шарик пирсинга задевает клитор — и горькая сладость вскипает внизу живота. Снова и снова, и смотреть на это просто невозможно, потому что — разрыв, потому что — чистый секс. Потому что этот мужчина одержим желанием заставить ее кончить.

Сладкая, горячая, влажная… Его.

Трахать ее языком — просто отрыв. Что-то за гранью понимания даже для него самого. Это же просто оральный секс, то, что он делал с другими женщинами. Но с Асей все иначе. Она — одурманивает, как отрава. Проникает в кровь, отравляет.

На миг Тимур поднял взгляд, продолжая поглаживать теплым металлом ее клитор. Ася смотрела прямо на него, и жажда в ее взгляде просто уничтожала попытки быть терпеливым.

— Нравится, маленькая? — спросил он, чтобы дать ей секунду передышки.

Она мотнула головой, застонала — и так горячо, как настоящая раскрепощенная женщина, толкнулась бедрами обратно к его рту. Вот так, то, что нужно. Отвал башки.

Ася кончила громко, напрочь забыв о том, что пообещала молчать. Запрокинула голову, и звуки удовольствия вырвались наружу тяжелыми вибрациями, которые отозвались у него в штанах. И остервенело вцепилась ему в волосы, когда он попытался продолжить.

— Нет, пожалуйста, я просто задохнусь… — взмолилась она, сглатывая стоны, хоть большая их часть все равно срывалась с губ.

Все-таки нет ничего красивее, чем своя женщина, которая плавится от оргазма и, покачиваясь в одной ей понятном ритме, спускается с небес на землю. К черту тесемки лифчика — он прекрасен, и в нем Морковка выглядит как настоящая порно-звезда, но под ним скрывается еще одно лакомство.

— Понравилось то, что ты видела, маленькая? — покусывая одну за другой вишенки сосков, спросил он, ухмыляясь.

— Это было… горячо, — произнесла она.

— Хочу, чтобы ты завтра весь день думала о моей голове у тебя между ног, о том, как кончила мне на язык. Сможешь?

Она только застонала, подалась навстречу, подставляя грудь под язык. Вот и все, черта пройдена, стеснение потерялось где-то далеко, и теперь нет ничего, кроме одного на двоих желания раствориться друг в друге.

— Маленькая, хочу тебя без резинки, — почти взмолился он. — Хочу почувствовать.

Это приемлемо?

И мысленно хохотнул от идиотской формулировки.

— Ты хочешь…

— … кончить тебе на животик, например?

Почему это так заводит?! Почему с ней заводит совершенно все, даже вещи, которые раньше были просто пустотой, даже не посещали голову.

Ее ответ был красноречивее слов: ноги обвились вокруг его талии, подтягивая для более тесного контакта. И на этот раз Морковке не пришлось говорить, чтобы она смотрела, потому что ее взгляд жадно ловил каждое движение.

— Сними их, — прошептала она, отчаянно цепляясь рукой ему в шею.

Вот она, его жена — к черту стыд, к черту все на свете, пока они наслаждаются друг другом.

Одежда полетела на пол, член дернулся от предвкушения.

Медленно внутрь нее, не спешить, хоть она такая горячая и мокрая, припухшая от его языка, что, кажется, можно взять это маленькое тело быстро, в отрыв — и она будет наслаждаться этим ничуть не меньше. Но смотреть на Морковку — одно удовольствие. То, как жадно она ловит движения его члена в ее теле, как запрокидывает голову, на миг теряя контроль, и снова опускает взгляд. Тянется к нему в бессознательном порыве принять всего, до последнего миллиметра.

Вскрикивает каждый раз, когда он заходит до самого конца.

И мир расплывается за пределами их тел, становится тусклым, опадает.

— Еще, еще, глубже… — просит — нет, требует! — Ася.

— Глубже? — Тимур жестко протаранил ее, двумя руками цепляясь за бедра, подтягивая к краю столешницы. — Еще глубже? Хочешь?

— Хочу, да, да… Да!

Ее трясет, аккуратная грудь скачет каждый раз, когда он ударяется о ее бедра.

Мысли плавятся, и единственное, что удерживает в этой реальности — необходимость контролировать себя. Но ощущение ее без презерватива того стоит. Оно стоит всего мира.

Она кончает новой порцией стонов: гортанных, раскаленных звуков чистого экстаза.

Ее тело дрожит, до краев накачанное его толчками. Глаза плавят последние крупицы терпения.

Выйти из нее сейчас — так адски трудно, потому что единственное, чего хочется — кончить, окончательно заклеймить, как свою.

Он вышел почти с рыком, уверенный, что пары движений рукой будет достаточно, чтобы выпустить удовольствие. Но Ася потянулась к нему, обхватила пальцами, сжала так сильно, словно собиралась причинить боль.

Их взгляды встретились. Миг, чтобы получить ее молчаливое «да!» — и Тимур толкнулся бедрами, двигая членом в узкой ладошке. Несколько поступательных движений — и яйца подпрыгивают, сжимаются, выпуская наружу оргазм.

И, словно из далека, он слышит свой громкий рык, стон, маты пополам с нежностями. Что-то бесконтрольное, лавину чувств, слов, звуков. Полный финиш.

Прошло несколько бесконечно длинных минут, прежде чем они, прижавшись лбами друг к другу, успокоили дыхание.

— Я и правда ору, когда кончаю, — усмехнулся Тимур, с каким-то диким кайфом разглядывая капельки влаги на ее подрагивающем животе. — Фиг бы поверил, что такое бывает.

— Я готова слушать эти звуки все время, — прошептала Ася.

— Чудо, что сын спит, — хрипло посмеиваясь, высказал свои самые страшные опасения Тимур. — Даже не представляю, как бы справился в одиночку с этим стояком. И думать не хочу, если честно.