«Знает она, что это я подбила ее сына идти к уже мертвому Кретову или нет? — лихорадочно размышляла Алька. — Сказал он ей?»

Женщина продолжала молча и непонимающе смотреть на девушку, на лице ее не отразилось ни гнева, ни возмущения, и Алька поняла, что мать Рыбакова слышит про нее в первый раз.

— Я хотела навестить… — неловко улыбнулась Алька. — Но меня не пустили. А это… Валерин сын? — Она кивнула на мальчика.

— Денис, — коротко, почти не разжимая губ, произнесла женщина. — Туда никого не пускают, и нас тоже. Говорят, не раньше чем через месяц. Передачи вот берут, и то спасибо.

— Не надо стоять здесь, Денис, — серьезно и твердо сказала Алька. — Пойдем домой, я вас провожу. Тебя можно проводить?

— Можно.

У обоих, бабушки и внука — были точь-в-точь Валеркины глаза — темно-синие, в густой щеточке коротких ресниц, только у Рыбаковой взгляд был устало-безнадежный, а у Дениса — удивленный и обиженный.

— Давай руку, — предложила Алька. Пацан охотно протянул ей свободную ладонь.

Мать Рыбакова молча двинулась вперед. Казалось, что она с трудом переставляет ноги, и Алька испугалась, вдруг та упадет. Но женщина падать не собиралась и вообще выглядела спокойной и сдержанной. Глядя на нее, Алька тоже потихоньку овладела собой. Денис что-то лопотал, она машинально отвечала ему, искоса поглядывая на Валерину мать, но та за всю дорогу не проронила ни слова. Так же она не пыталась остановить Альку, и та доехала с ними до самого дома, на Красногвардейской. Перед входом в подъезд женщина приостановилась, чуть опустив голову, и Алька поняла, что звать в дом ее не хотят.

— Давай прощаться. — Она присела перед Денисом на корточки. — И вот что, ты бабушке не груби, понял?

— А то что? — насупился тот.

— Да ничего, — удивилась такой постановке вопроса Алька. — Просто не груби, и все. — Она кинула взгляд на Рыбакову, та едва заметно кивнула.

— Ладно, — солидно согласился Денис.

— Вот и прекрасно. — Алька слегка подтолкнула его к двери: — Иди давай. А бабушка тебя сейчас догонит.

Денис хотел было возразить, но передумал и поковылял в подъезд. Рыбакова, поняв, что Алька хочет что-то сказать, вопросительно подняла на нее глаза.

— Я знаю, это сделал не Валера. Его освободят, вот увидите. Я не верю, и вы не верьте. — Алька напрягалась изо всех сил, стараясь вложить большой и важный смысл в несколько коротких фраз, потому что понимала: долго говорить она не имеет права. — Я не могу вам сейчас всего рассказать, но вы только не верьте…

— Я не верю, — тихо ответила женщина и с горечью прибавила: — Да разве во мне дело? — Она помолчала, пристально разглядывая Альку, потом, будто что-то уяснив для себя, добавила: — Ты… заходи. Запомнила где?

Алька быстро кивнула.

— Ну вот. Давай, когда сможешь. Мы почти всегда дома.

Домой Алька пришла раньше обычного — еще пяти не было. Сегодня, чтобы пойти добиваться свидания, она вынуждена была отпроситься с групповой у Сухаревской. Алька была уверена, что та ее не отпустит, и уже приготовилась отправиться в самоволку, но Ирка не стала протестовать.

— Иди, ладно, — согласилась она. — Только партию дома подзубри. Чтоб без сучка без задоринки.

После встречи с Рыбаковой у Альки слегка подрагивали руки, но она покладисто расчехлила скрипку и стала тщательно проучивать аварийные места в партитуре. Медленно, чуть быстрее, еще быстрее. В коридоре хлопнула дверь, послышались шаги, неясное возмущенное бормотание соседки, не терпевшей, когда в квартире занимались на инструменте. Алька и ухом не повела, продолжала пилить — уж в чем, в чем, а в хреновой игре Ирка ее уличить не должна. Пусть утрется!

Алька выучила два пассажа, и ей оставалось еще два, когда тоненько затренькал телефон.

— Межгород! — тявкнула под дверью Элеонора Ивановна.

— Слышу! — Алька отложила скрипку и схватила трубку.

— Доченька! — Голос матери ударил в самое ухо, будто она была в соседней комнате. — Как ты?

— Нормально. — Алька прокашлялась, стараясь придать голосу бодрость. — Работаю. А вы как?

— И мы хорошо. Папа летом собирается в Москву в командировку. Я в порядке, скучаю только по тебе. Да, Аля, у нас новость — Ангелина собирается замуж.

— Замуж? Это за того конопатого, с шеей в три обхвата?

Она сказала так машинально, не желая ничего дурного, просто вырвалось, может из-за напряженных за последнее время нервов. И тут же услышала, как на другом конце провода мать захлебнулась негодованием.

— Какая ты стала, Аля! — обиженно укорила мать. — Злоязычная! Митя — хороший парень, разве плохо, что он занимается культуризмом? Они чудная пара, все говорят. А ты иронизируешь.

Значит, сестренка прощается с холостяцкой жизнью. Что ж, молодец. Наверное, так и надо.

В детские и школьные годы их никто не мог различить, так они были похожи, сестры-близняшки Алина и Ангелина. Девчонки могли смотреть друг на друга, как в зеркало. Однако этим, чисто внешним, аспектом их сходство и ограничивалось, ибо не было на свете более разных по характеру людей. Алька день-деньской носилась по городу, дерзила соседям и учителям, приходила домой с синяками и шишками. Засадить ее за дело можно было лишь одним способом.

— Не будешь заниматься, — угрожала мать, — продам скрипку!

Этого только и боялась нахальная и беспечная Алька. После предупреждения она запиралась в своей комнатенке и пиликала по три-четыре часа без перерыва. Учительница музыкалки закатывала глаза: «Ах, какие данные, какой природный инструментализм!» Мама лишь посмеивалась, но скрипку все-таки не продавала.

Ангелина училась на отлично, состояла в редколлегии школьной газеты и всевозможных кружках, прекрасно шила, вязала крючком и на спицах, любила печь пирожки, с компанией таких же правильных девочек и мальчиков гуляла под окнами дома или в школьном дворе.

Когда Алька собралась в Москву, Ангелина плакала:

— Куда ты, сестренка, не уезжай!

Ей казалось, что столица проглотит Альку, перемелет и выплюнет, как во множестве виденных фильмов. Сама Ангелина, окончив институт в Воронеже, уже два года работала в школе…

— …Мало того, что сама не приезжаешь, да еще и радоваться за родных разучилась! — Алька вздрогнула и включилась в конец маминого монолога. Ей стало стыдно: действительно, она не была дома ровно год, звонит редко, писем не пишет, а сейчас еще брякнула про шею в три обхвата. Верно, что это с ней?

— Прости, мам, — мягко сказала она в трубку. — Я очень рада за Ангела. Правда! Когда свадьба? Может, мне удастся выбраться.

— Как это — может удастся? — возмутилась мать. — На свадьбу родной сестры явка строго обязательна! В начале июня. Возьми неделю за свой счет.

— В начале июня у нас Испания, — обреченно проговорила Алька.

Мама как-то скисла, помолчала, потом произнесла неуверенно:

— Я все время волнуюсь за тебя.

— Вот это напрасно. Пора бы привыкнуть, не первый год.

— Пора, — вздохнула мать. — Но я все равно не могу. Скажи честно, тебя там никто не обижает? Мне почему-то все кажется…

— Брось, — засмеялась Алька. — Кто меня может обидеть? Я сама обижу любого. И давай прощаться, вон денег небось сколько наговорила.

— Погоди. — Мать понизила голос. — Черт с ними, с деньгами. Ты лучше скажи, здорова? Ничего не беспокоит?

— Даже насморка и того полгода не было. Что мне сделается?

— Да я не про то, — досадливо проговорила мать. — Ты… не беременна?

— Я?! — Алька устало плюхнулась на кровать с трубкой в руке. — Мам, ну за кого ты меня принимаешь? Какой сейчас год на улице? Нет проблем.

— Ну прости. — Голос матери дрогнул. — Береги себя.

— Обязательно. Ангелу и папе привет. Чао!

— Аля!

— Что?

— Я, помнишь, говорила тебе про близнецов? Что у них жизнь складывается одинаково?

— Ну помню.

— Просто я подумала, если Лина выходит замуж, то, может, и ты в скором времени…