Зубец разлил по рюмкам коричневую жидкость, плюхнулся на диван, притянул к себе Ленку. Она послушно уселась рядом, опустила голову ему на плечо. Они выпили по рюмке и долго сидели молча. Славка тихонько гладил Ленкины длинные, мягкие волосы.

— А хочешь, на Майские рванем в Крым? Отпросимся у Горгадзе и слетаем. Дней на пять. — Самому Славке идея показалась интересной и вполне выполнимой. — Давай? Наверняка к праздникам выходные приплюсуются. Если мама будет хорошо себя чувствовать. А?

— Какой Крым? — вяло возразила Ленка. — Кто тебя отпустит?

— Но если отпустят, поедем?

— Ты серьезно? — Она приподняла голову и глядела на Славку слегка прищурившись.

И снова, как и всякий раз, когда она вот так смотрела, Зубцу показалось, что Ленка старше его на добрый десяток лет, хотя на самом деле она была на три года моложе.

Сестра все уши ему прожужжала: женись да женись. Может, и верно стоило жениться? Да только всякий раз, когда Славка думал об этом, представлял себе этот Ленкин взгляд. Кто ее знает, что у нее на душе в самом деле? Расспрашивать он не мастак, а Ленка не из разговорчивых. Улыбается, шутит, а сама, видно, где-то далеко, там, где нет никакого Славки и в помине. Иногда, редко правда, находит на нее: так поцелует, прижмется — у него аж дух захватит. Хочется сказать что-то, а слов нет. Что поделать, такой уж он с детства косноязычный.

— Не хочешь в Крым, не надо, — проворчал обиженный Славка. — Скажи тогда сама, чего тебе хочется.

— Выпить еще. — Ленка потянулась к бутылке. — Знаешь, я иногда думаю, — она помолчала, устремив глаза в потолок, и совсем тихо продолжила, — о нас двоих.

— Я тоже думаю.

Он словно по случайности нажал какую-то ненужную кнопку. Ленка вдруг резко, коротко рассмеялась, налила себе и выпила залпом.

— То, что ты думаешь, меня не интересует.

Вот опять. Играет с ним как кошка с мышью, дразнит. А зачем дразнит, для чего?

— Прости, не сердись. — Ленка снова положила голову на Славкино плечо. — Если бы не ты, с кем бы я сейчас здесь сидела?

Сначала поманит, потом оттолкнет, а после извиняется. Надоело. Взять хотя бы ту же Альку — с ней все просто и ясно. На язык только больно бойкая, но зато изъясняется всегда с предельной четкостью: да, нет, пошел к черту. А с Ленкой одни проблемы, никогда не знаешь, что от нее ждать в следующий момент.

— Сидела бы со своей Бажниной, — огрызнулся Славка.

— С Бажниной я еще успею посидеть, — усмехнулась Ленка. — Хватит дуться. Давай я лучше тебя накормлю, ты ж голодный ходишь с репетиции.

— Да перестань, — удержал ее за руку Славка. — Будешь еще хлопотать тут со своей ногой. Дома поем.

— Еду, друг мой, руками разогревают, — неожиданно ехидно возразила Ленка, — не ногой. Кончай ломаться, я люблю тебя кормить, мне это доставляет удовольствие.

Зубец нехотя разжал руку, и Ленка, ощутимо прихрамывая, заковыляла на кухню. Вскоре оттуда послышался приглушенный звон посуды. От двух полных рюмок коньяка Славку слегка разморило. Он сидел на диване, вольготно откинувшись на спинку, слушал уютные, домашние звуки, доносившиеся с кухни, и гадал, стоит ли ему сегодня остаться у Ленки или, пообедав, пойти домой. Пожалуй, лучше удалиться — у нее сегодня не самый лучший день, она подавлена, потрясена свалившимся на нее известием. Наверное, ей нужно побыть одной. Или остаться? Попытаться помочь, разделить ее беду?

Пока он, по своему обыкновению, сомневался и раздумывал, послышался Ленкин голос:

— Иди, готово.

Так и не решив ничего окончательно, Славка покинул насиженный диван и приплелся в кухоньку. На плите кипел суп в небольшой блестящей кастрюльке. Ленка сидела рядом на табуретке, выставив чуть вперед больную ногу, и задумчиво помешивала в сковородке гуляш с макаронами.

— Тарелку доставай, — распорядилась она.

Он вынул из навесной полочки две глубокие тарелки, выставил их на стол, но Ленка замахала руками:

— Нет, я не буду.

— Тогда и я не буду, — запротестовал Славка. — Мне одному скучно.

— Ты ж с работы, — обезоруживающе улыбнулась Ленка, — а я целый день дома просидела, нахваталась всякой всячины. Да и вообще, мне сейчас кусок в горло не полезет. А ты давай, не стесняйся. — Она зачерпнула полный половник ароматной, дымящейся жидкости и налила в Славкину тарелку. Потом села за стол напротив него, подперев ладонью щеку.

«А ведь я люблю ее, — подумал Славка, рассеянно орудуя ложкой. — И она меня любит. Наверное, любит, раз держит возле себя, кормит, смотрит вот так, как сейчас». Идиллия, одно слово. Сколько людей именно так и живут и считают, что жизнь удалась — вместе спят, вместе едят, растят детей. Почему они с Ленкой не могут так? Что им мешает?

Он незаметно бросил на нее взгляд. В какой-то момент ему показалось — нет, он был просто уверен в том, что она чего-то ждет от него. Зеленовато-серые, чуть прищуренные глаза смотрели на Славку без обычной добродушной насмешки, серьезно и даже напряженно. Он уже открыл было рот, чтобы произнести наконец вечно ускользающие от него, но такие нужные слова, но в это время звякнул дверной звонок.

— Это, наверное, мама. Отпустили до вечернего обхода. — Ленка встрепенулась, сморгнула и, поднявшись, тяжело двинулась в прихожую.

Зубец почувствовал, что подходящий момент потерян. В следующее мгновение он уже не был уверен в необходимости что-либо говорить или предпринимать. Из коридора до него доносились тихие, едва различимые голоса. Он невольно попытался вслушаться в разговор, но вдруг понял, что вслушиваться ему не надо, раз говорят так тихо. Славка с досадой воткнул вилку в мягкое, нарезанное тонкими кусочками мясо. Тихо скрипнула дверь комнаты, послышались медленные, неровные шаги, и Ленка вновь заглянула в кухню.

— Компоту налить? Вишневого? — Выражение ее лица стало вновь привычным, в уголках рта пряталась легкая усмешка. Славка окончательно успокоился: незачем лезть в чужую душу и выяснять отношения. Пусть все остается как есть — и так им неплохо, от добра добра не ищут.

Он согласно кивнул, выпил холодного кисловатого компота и встал из-за стола.

— Наелся? Иди тогда. — Ленка собрала тарелки, составила их в мойку. — Иди. Мне нужно с мамой поговорить. Я завтра позвоню.

Уже в коридоре, натягивая куртку, он внезапно подумал: «А жаль, что она не хочет в Крым. Увезти бы ее на недельку отсюда, оторвать от повседневного быта, оркестра, их общей компании, мамы — может быть, удалось бы стряхнуть с нее это насмешливое равнодушие, докопаться до сути, выяснить, чего она хочет от него, откуда этот недавний напряженный, встревоженный взгляд».

— Пока, — сказал он и поцеловал ее в щеку. — Не раскисай. Все образуется.

— Пока. — Ленка помахала кончиками пальцев и прикрыла дверь.

Алька зря распаляла себя по отношению к Сухаревской. Едва она заикнулась с просьбой отпустить ее пораньше, как Ирка, весело улыбаясь, откликнулась:

— Да о чем речь? Иди, конечно. Ты вообще могла бы сегодня не приходить, в счет концертов.

«Что ж ты мне это вчера не сказала?» — зло подумала Алька, окидывая Сухаревскую пристальным взглядом. Что-то в ней изменилось, это факт. Прическу, что ли, новую сделала? И смотрит по-другому, не исподлобья, а прямо, доброжелательно. Алька вспомнила вдруг, что после субботнего концерта Ирка уехала в машине Глотова. Тогда она решила, что он просто подвозит концертмейстера. Но, похоже все гораздо интереснее.

На подходе к Матросской Тишине к Альке привязалась какая-то тетка, шедшая в находящуюся по соседству Русаковскую больницу, где у нее лежал ребенок. В обеих руках у тетки было по огромному пакету, лицо от ходьбы побагровело, и всю дорогу она не закрывала рта, сетуя на больничные порядки. Альке с трудом удалось от нее избавиться. Из-за тетки она не успела сосредоточиться и сидела теперь в комнате для свиданий, ожидая, когда приведут Рыбакова, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. Главное — встретиться, как-то начать, а там — Бог поможет.