Алька глазами проводила дирижера и включилась в продолжавшуюся за столиком беседу. Алик, Славка и Ленка обсуждали стычку между Рыбаковым и Кретовым.

— …Павлуха наш действительно погорячился, — проговорил Копчевский. — Не нужно было на личности переходить, хошь о деле — давай о деле. Валерик бы и смолчал, может. А Крет его, вишь, семейными обстоятельствами покрыл.

— Вот именно, — тут же согласилась с ним Алька. — Какое он имел право?

О «семейных обстоятельствах» Рыбакова, про которые упомянул Кретов, знал весь оркестр. Полгода назад от Валерки ушла жена Вера, оставив ему и его матери на попечение четырехлетнего сына. Раньше она работала в оркестре вместе с Валерой, слыла первой красавицей и первой же гуленой. Осчастливив всех желающих, Верка оркестр покинула, завязала со своим музыкальным прошлым, занялась каким-то сомнительным бизнесом и вскоре нашла себе немца, став фрау Гнайзек. С тех самых пор с Валеркой творилось неладное: он почернел, помрачнел, стал малоразговорчивым и невероятно грубым, а главное — постепенно утрачивал славу классного флейтиста, киксуя то там, то здесь и частенько заявляясь на репетиции под градусом. В общем, Кретов не так уж был и не прав, ополчившись сегодня на Рыбакова, но… Алька не желала этого признавать.

Вот уже год, как она играет в кретовском оркестре, и все это время ее взгляд почему-то настойчиво натыкается на Валерку. Напрасно она много раз давала себе слово, что перестанет о нем думать и печалиться. Да и что печалиться? Пока в оркестре работала Верка, Рыбаков разводиться не собирался, стало быть, мечтать Альке было не о чем. Теперь, когда Валеркина жена ушла и он свободен, все могло бы измениться, но… Ничего не меняется. Ей, Альке, Рыбаков не грубит, как остальным, даже улыбается иногда, правда редко. Но, к сожалению, это все. Если зайдет у них разговор, то лишь о работе, да и тот Рыбаков всегда старается вежливо свернуть. А глаза поспешно отводит в сторону…

Алька встряхнулась. Ладно, черт с ним, с этим неприступным Валеркой, лучше она действительно пойдет на дискотеку с Аликом и Славкой, — в конце концов, от жизни нужно брать все лучшее.

В шесть часов девушки наконец дотащились до номера. Обе были как выжатые лимоны. Аля стянула через голову джемпер и, на ходу расстегивая джинсы, отправилась в душ. Включенный на полную мощность, кран сначала зашипел, как змея, затем оглушительно чихнул, и из него полилась тоненькая струйка. Алька сунула под струйку руку, и ее передернуло — вода была ледяная.

— Ты чего ворчишь? — Ленка просунулась в ванную и с улыбкой смотрела на раздетую сердитую Альку.

— И как я этой водой голову вымою? — поинтересовалась та. — После сегодняшней фуги у меня волосы все слиплись.

— Так это тебе Владимир, а не Париж. — Ленка постучала по хрипящему крану, повертела блестящие вентили вправо-влево и развела руками: — Что делать, подруга, придется тебе закаляться. Бери пример с меня.

Ленка каждое утро и вечер обливалась холодной водой, чем приводила Альку в трепет — та с детства была мерзлячкой и, наоборот, больше всего любила парную баню.

Аля вздохнула и полезла в ванну.

— Быстрее давай, — напутствовала ее Ленка, прикрывая дверь. — А то мне не успеть.

Ежась и чертыхаясь, Алька встала под обжигающе холодную, тощую струйку и намылила голову шампунем. Постепенно кожа привыкала, и стало даже приятно. Аля вздохнула полной грудью, предвкушая приятный вечер и отдых. Возможно, после бара она даже зайдет к Алику Копчевскому. Скорее всего, зайдет. За дверью послышался неясный шум, приглушенные голоса, потом Ленкин бархатистый смех.

«Кого там принесло?» — удивилась Аля и тут же различила веселое Славкино ржание. Она поспешно выкарабкалась из ванны, закуталась в махровый халат и, встряхивая мокрыми волосами, распахнула дверь.

— Дискотеку отменили, — сообщил Зубец, стоящий в коридорчике между ванной и комнатой. На нем были майка и синие спортивные штаны, мокрые волосы стояли смешным ежиком, — очевидно, он тоже только что принял ледяной душ.

— Жаль, — огорчилась Аля. Она уже настроилась на танцульки, громкую музыку, веселье. — Может, здесь есть еще куда сходить?

— Сходим ко мне, — подмигнул Славка. — Я вспомнил, у меня сегодня день рождения.

— Пошел в баню! — Алька шлепнула парня полотенцем. — Мы твой день рождения в Минске справляли, еще в январе. У тебя он что, каждые два месяца?

— Ну ладно, не у меня, — покладисто согласился Славка. — Тогда, может, у Алика?

— Да придем мы, придем, — успокоила его Ленка. — Топай давай. Здесь внизу буфет хороший, сгоняйте, купите чего-нибудь, а у меня есть киндзмараули.

— Идет! — Зубец в момент испарился.

Ленка щелкнула заколкой, освободив длинные, светлые волосы, тут же рассыпавшиеся по спине, и отправилась мыться.

Алька свирепо растерла голову полотенцем. Какая, собственно, разница, куда идти, главное — не остаться один на один с собой, с собственными мыслями. Она скинула халат, подумав, натянула короткую кожаную юбку и красный тонкий джемпер, окинула себя цепким взглядом в кривовато висевшем на стене зеркале. Сойдет, очень даже сойдет. Волосы подсыхали, сворачиваясь в тугие трубочки. Аля забросила их назад, сунула ноги в тапочки и выглянула из номера. Коридор был пуст. Оркестранты занимали два этажа целиком и сейчас, измученные тяжелой репетицией, восстанавливали силы, сидя по комнатам. Все оживет позже, к самому вечеру, когда народ, жаждущий расслабиться, заснует по коридору из номера в номер. Аля неторопливо прошлась по мягкой ковровой дорожке, в которой приятно утопали тапки. Из-за двери Алика и Славки слышалась музыка и взрывы хохота. Алька уже взялась за ручку, но вдруг отпустила ее, двинулась дальше, до самого конца коридора, и остановилась перед Валеркиным номером. Она постояла минуты три, потом решительно постучала.

— Входите, — раздался из-за двери голос Сережи Гурко, делившего комнату с Рыбаковым.

Внутри царил полумрак, светило лишь одно прикроватное бра. Валера и Сергей сидели на кроватях, между ними на столике стояла бутылка «Столичной», два стакана и лежала крупно и криво нарезанная сырокопченая колбаса на салфетке.

— О! — обрадовался Але Гурко. — Садись, будешь третьей.

Рыбаков покосился на гостью и ничего не сказал. Она пододвинула стул, села, закинув ногу на ногу. Короткая юбка задралась, обнажив стройные Алькины ляжки. Гурко достал из тумбочки стакан, плеснул в него и протянул девушке:

— Пей.

Алька залпом выпила водку. В голове слегка зашумело, но мысли остались четкими и ясными. Убрать бы отсюда этого Гурко, так он сейчас здесь некстати!

— Классно пьешь! — восхитился Сергей и легонько потянул Альку к себе на кровать. — Молодец, что пришла.

— Пусти! — рассердилась Алька. — Не суй свои лапы, куда не просят. И вообще, вышел бы ты, нам поговорить нужно.

Гурко в изумлении отвалил челюсть:

— Ты меня че, из собственного номера гонишь?

— Да, — нахально подтвердила Алька.

— Слышь, Рыбак! Мне че, правда, уйти?

— Катись, — кивнул Валера.

— Ой, е-мое. — Сергей поднялся, запихнул в рот кусок колбасы и хлопнул дверью.

— Отдохнула немного? Сережка сказал, Крет вас еще полтора часа после перерыва мурыжил, — произнес Валерка.

— Да. Тебе, можно сказать, повезло.

— Здорово повезло, — насмешливо согласился Рыбаков. — Лучше не бывает.

— И что теперь? — Алька взглянула на Валерку в упор, чуть прищурившись. — Уйдешь?

— Уйду, конечно, куда ж я денусь?

— Ясно. — Алька задумчиво качнула головой, немного помолчала, потом резко поднялась со стула и язвительно проговорила: — Ну что ж. Молодец! Все делаешь правильно!

Валерка, не ожидавший такого тона, удивленно уставился на Альку.

— Ты чего? — пробормотал он. — Можно подумать, у меня есть выбор.

— А что, нет? — Алька щелкнула выключателем. Вспыхнула люстра, осветив бледное и угрюмое Валеркино лицо. — Или у тебя мозги ни на что больше не работают, как сидеть в этой темноте и водку глушить?