— Я тебя убить готова! Стала бы я ездить на эту дачу! Вруша несчастная!
— Погоди. — Ленка попыталась поймать Альку за руку, но та яростно вырвалась и отскочила. Глаза ее совсем почернели и метали молнии.
— Знаешь, что со мной могло из-за тебя быть? Я и так еле ноги унесла, а если бы меня в ментовку сдали? Тогда что?
— Но, Аль, я ж не думала, что ты полезешь на запертый участок, — робко вставила Лена.
— Не думала! А что я должна была делать, если вокруг ни души, кроме этих придурков строителей? Потратить столько времени — и обратно ехать ни с чем?
Алька наконец выпустила пар и села. Ее начал разбирать нервный смех. Нечего сказать, сыщица — искала, искала и нашла. Правда, не совсем то, что ожидала.
— И давно возобновились ваши отношения? — спросила она.
— Давно. — Ленка тяжело вздохнула. — Когда Кретов ушел от нас с мамой, мы ничего о нем не знали. Долго, много лет. Он ведь прожил с нами год всего. Ни общих знакомых, никого, кто бы связывал нас с ним. Я училась — сначала в училище, потом в Гнесинской академии. На последнем курсе пришла играть конкурс в Московский муниципальный, даже не зная фамилии дирижера. Зашла в зал и увидела его.
— Он тебя узнал? — поинтересовалась Алька.
— Сначала не узнал. Или сделал вид, что не узнал. Потом… Как-то после репетиции он попросил меня остаться. Сказал, что хочет попробовать дать мне сольную партию в одном из концертов Вивальди. Все ушли. Мы были с ним вдвоем в пустом зале. Он действительно поставил передо мной ноты. Партия была несложная, я сыграла ее без труда. Он пришел в восторг, не скупился на комплименты и говорил, что гордится мною. Что было дальше, ты, наверное, понимаешь… — Ленка усмехнулась, быстрым движением поправила волосы. — Мы поехали прямо к нему домой. Я была на седьмом небе от счастья. Мне казалось, что, с тех пор как он ушел, я только и ждала этого момента. Даже не знаю, как прожила без него все эти годы…
Ленка поглядела на Альку подозрительно блестящими глазами. Всегда бледное лицо ее порозовело.
— Все стало так же, как и в юности. Я ничего не могла против него, понимаешь, ничего! Да где тебе! — Ленка поспешно смахнула с глаз слезы. — Ты привыкла напирать, как бык, послушание не твоя стихия. А я не могла! Он врал мне, обещал, что женится, что мы уедем вдвоем, клял себя за то, что исковеркал мою юность. Я верила, как полная дура. Мне ничего не нужно было, ни его извинений, ни женитьбы, ни поездок в райские страны. Только быть рядом с ним. Что-то такое в нем чувствовалось, не могу тебе объяснить. Что-то необыкновенно властное, заставляющее полностью подчиниться. И делающее счастливой.
Ленка опустила руки, выпрямилась на диване и вся вытянулась в струнку, будто готовясь улететь вверх.
— Он не относился ко мне серьезно. Я, как и мать в свое время, была для него лишь забавной игрушкой, в которую иногда можно поиграть. Думаешь, я весь этот маскарад затеяла — с париками, очками, одеждой? Ничуть. Все он. Упаси бог, кто-нибудь в оркестре узнает, что я с ним. Шмотки, правда, покупал и деньги давал, денег у него куры не клевали.
— Это я уже поняла, — задумчиво кивнула Алька.
— Я и про переложения его первый раз от Вертуховой услышала, честное слово. Так что ты ничего не потеряла, свидетель из меня никакой.
— Могла хоть сказать, чтоб я не искала эту бабу! — Несмотря на жалость к подруге, Алька почувствовала, как в ней снова закипает гнев.
— Это я-то не говорила? Ты что-нибудь вообще слышишь? Я и сейчас тебя прошу: оставь это дело. Я правда боюсь. Они ведь не станут разбираться, знала я о Пашином архиве или нет. Когда выяснят, будет уже поздно. Слава богу, что никто про меня не знает, пусть себе ищут Ингу, только меня не трогают. Если честно, мы все под топором ходим: и я, и Вертухова, и блаженная Софья Тимофеевна. Все.
Ленка говорила негромко, серьезно, и Алька ощутила, как по спине ползет холодок.
— Никто не знает, — постаралась успокоить она Ленку. — Тебя не станут искать. Может быть, они вообще уже нашли то, что им было нужно, и больше ничего не будет.
— Может быть, — согласилась Ленка. — Но лучше не суетиться, не злить.
— Тебе больше записок не присылали?
— Нет. Но мы же ничего и не делали. До сегодняшнего дня.
— Верно.
Алька замолчала, погрузившись в свои думы. Единственная ниточка, за которую можно было бы уцепиться, оборвана. Она сама виновата. Почему она решила, что смерть Кретова обязательно связана с его молодой любовницей? Потому что больше никаких версий не было. И что теперь? Теперь по крайней мере она знает, из-за чего убили Кретова — из-за его работ. Ленке, как предполагаемой свидетельнице, действительно грозит опасность. Валерка так и будет сидеть в тюрьме, а сама Алька уже сегодня вечером или завтра может получить очередную записку с угрозой. Очень милая картинка.
— Может, он гений был, твой Кретов? — угрюмо проговорила она. — Создал нечто, а мы просто не в силах это оценить? А кто-то умный это просек, убрал Крета и теперь воспользуется его творчеством?
— Может, все и так, — устало сказала Ленка, пошевелила ногой и поморщилась. — Да только следов наемного убийцы нам никогда не найти, понимаешь?
— Понимаю, — упавшим голосом произнесла Алька. — Что с ногой-то оказалось?
— Растяжение. В травмопункте больничный дали. Завтра одна будешь отдуваться и послезавтра.
— Ничего себе!
У самой Альки после железной хватки «дяди Коли» ныли плечи и руки. Она вспомнила Тараса с ястребиным носом и невольно усмехнулась — как еще повезло, что вернулся владелец соседней дачи.
— Оставайся у меня, — предложила Ленка. — Уже двенадцать. И скрипка у тебя с собой. А юбку я тебе другую дам, она тебе будет как раз.
Алька почувствовала, как от Ленкиных слов ее сразу потянуло в сон. В самом деле, пусть завершится этот нескончаемый, ужасный день, за который с ней столько всего приключилось.
— О’кей. — Она согласно кивнула и побрела в маленькую Ленкину ванную. Закрылась на задвижку, включила кран, села на край ванны, все еще не в состоянии уложить в голове сегодняшние события. Она была потрясена Ленкиным враньем и не менее потрясена Ленкиным рассказом о ее любви к Кретову. В душе у Альки нарастало отвращение к дирижеру. Старый хрыч! Хоть о покойниках плохо не говорят, но ведь совесть надо иметь! Совратить подростка, почти ребенка! Мало того, и спустя годы не оставить ее в покое, терзать человеку душу, быть к нему равнодушным и пользоваться как дешевой, легкодоступной вещью! Бедная Ленка! Вот откуда эта ее всегдашняя грусть в глазах, из-за которой даже самая теплая Ленкина улыбка кажется немного печальной! Удивительно, сколько женщин сохло по этому мерзавцу! Что они в нем нашли — Вертухова, Ленка, тетя Шура? Ведь Ленка говорила, что ее мать тоже была влюблена в Кретова. Нет, ей, Альке, этого не понять. Она бы на Ленкином месте, наверное, ненавидела Кретова, всей душой ненавидела.
Алька внезапно ощутила холодок под ложечкой. Вода из крана все текла, с шумом ударяясь о потрескавшееся дно ванны. В висках тоже противно зашумело, руки стали мокрыми. Может ли так быть, что Ленка и теперь, во второй раз, рассказала ей не все? Утаила какую-то малую, но очень значительную часть? Вдруг настоящая причина того, что она все время обманывала Альку, вовсе не в том, что ей тяжело обсуждать с кем бы то ни было свою несчастную любовь? Вдруг она, эта причина, в другом? Может ли Ленка ненавидеть Кретова? А если да, то… Господи, что она несет?! Как ей в голову такое могло прийти?! Но… если это все-таки Ленка, то… значит, это ее бесшумные шаги слышала Алька у кретовского номера?
Алька сердито мотнула головой и выключила воду. Этак можно до чего угодно досочиняться! С чего Ленке опять говорить неправду? Может, она действительно так сильно любила Кретова и все ему простила?
Хватит об этом! Алька начала стягивать с себя одежду и вдруг почувствовала, как к горлу подступают слезы. Она сделала глубокий вдох, пробуя сдержать их, но уже защипало в глазах, противно захлюпало в носу.