За дверью послышались шаги, Алька вздрогнула и выпрямилась на стуле.
— Привет, невеста!
Валерка подождал, пока конвойный выйдет, и сел напротив Альки.
— Здравствуй.
Он нисколько не изменился с того момента, как она видела его в последний раз — в администраторском кабинете владимирской гостиницы. Такое же непроницаемое, холодное лицо, на котором никак не проявлялись беспокойство или паника, слегка прищуренные глаза. Разве что немного осунулся, но это если очень приглядеться.
— Ты не удивляйся, что я так им сказала. — Алька поглядела вслед удалившемуся стражу и на всякий случай понизила голос: — Иначе нам было не увидеться. Свидания дают только близким родственникам.
— Это я знаю. А что, очень нужно было увидеться?
Альку больно резанул сухой и отстраненный Валеркин тон. А, собственно, на что другое она надеялась, когда шла сюда? Он здесь, в следственном изоляторе, по ее милости, и не стоит забывать об этом.
— Я хотела тебе сказать — я знаю, что ты не делал этого… ну я имею в виду Кретова. Его убил не ты.
Она совсем растерялась под его пристальным взглядом и замолчала.
— Не я, — спокойно согласился Валерка. — Ты это им скажи. — Он мотнул головой в сторону двери.
— Я пробовала, — жалобно проговорила Алька. — Они меня не слушают.
— Вот и меня тоже не слушают.
В его голосе Алька уловила усталость и безнадежность и тут же почувствовала комок в горле.
— Послушай, — как можно бодрее и увереннее начала она, — мне удалось кое-что разузнать про Кретова. Похоже, что его убили не случайно — кто-то давно за ним охотился, вернее, за тем, над чем он работал.
— Откуда ты это взяла?
— Я встречалась с его бывшей женой и сестрой, говорила с ними. Недавно квартиру жены ограбили, вывезли только кретовский архив, а остальное не тронули. И сам Кретов все время чего-то боялся, прятался на даче и…
— Не понял, — резко перебил Валерка. — Я тебя об этом просил? Встречаться, предположения какие-то строить? Просил?
Алька струсила, но как ни в чем не бывало невинно захлопала глазами:
— Я думала, тебе это нужно. Ты же ведь не мог попросить, даже если б захотел.
Валерка мрачно усмехнулся, покачал головой.
— Что еще ты там напридумывала? Давай уж выкладывай начистоту!
— Ничего. На дачу к Крету съездила… позавчера. А дальше… что-нибудь… — Алька говорила все тише и тише и закончила совсем шепотом. Она никогда не видела на лице у Валерки такой злости, даже ярости. Обычно когда он сердился, то бывал убийственно холоден и язвителен. Но не сейчас.
— Так. Теперь послушай меня. — Он с трудом сдерживался, глаза его смотрели в стену мимо Альки. — Ты сейчас же уберешься отсюда, к чертовой бабушке. И никакого больше вранья насчет свадьбы, слышишь? Теперь второе, и главное, — все свои поиски и встречи прекратить! Идиотка, ты даже не соображаешь, во что лезешь!
— Но ведь тебя осудят, — умоляюще пролепетала Алька.
— Ты совсем чумовая, Бажнина? — заорал Валерка. — Думаешь, если ты там трепыхаться будешь, тогда, что ль, меня не осудят?
Дверь приоткрылась, в комнату просунулся конвойный, удивленно поглядел на Альку и Рыбакова, уставившихся в пол, и скрылся.
Повисла тягостная тишина. Алька осторожно подняла глаза. Валерка так и сидел — опустив голову, сжав руки в кулаки.
Внезапно Алька поняла: то, что она принимает в нем за злость, на самом деле не злость, а последняя степень отчаяния. Он просто не верит, что можно что-то изменить, и… боится. За нее боится, за Альку. Чтобы те, кто убил Кретова, не расправились с ней, если она приблизится к разгадке преступления. Оттого и этот холодный, резкий тон. Хорошо еще, что он ничего не знает о записке с угрозой! У Альки защипало глаза.
Этого еще не хватало! Что может быть глупее — устроить весь этот цирк с регистрацией, прорваться-таки сюда и беспомощно хлюпать носом. Алька сердито отвернулась к стенке.
— Перестань, не позорься. — Валерка смягчился, но голос его все равно был суровый. — Сейчас сюда снова мент заглянет, так что кончай.
— Черт меня дернул притащиться тогда, — прошептала Алька, вытирая глаза. — Не пришла бы, и ничего бы не случилось.
— А, ты об этом? — Он уже совсем успокоился. — Да брось, не бери в голову. Я же не из-за тебя к Крету пошел, я бы и сам…
Они молча сидели друг против друга, не зная, что сказать.
— Я сына твоего видела, — наконец произнесла Алька. — Он у тебя классный!
— Ты, я вижу, много чего за это время успела, — улыбнулся Валерка. — Спасибо.
Алька почти физически чувствовала, как пролетают минута за минутой отведенного им времени. Как хорошо они могли бы сейчас разговаривать. Сейчас, когда они впервые смотрят друг другу в глаза, без страха, без насмешки, с доверием и дружелюбно. Как здорово, когда ты так смотришь и когда на тебя так смотрят.
— Как там… в оркестре? — нерешительно спросил Валерка. — Приехал Горгадзе?
— Приехал. Замучил нас струнными групповыми. А духовики гуляют.
— При Кретове все наоборот было.
— Да…
— Не отменили гастроли в Испанию?
— Нет. Поедем в июне.
— В июне там жара будь здоров.
— Ты был там?
— Был. Года два назад… Послушай… — Валерка отвел взгляд. — А все… так и думают… ну про меня и Кретова?
— Нет! — поспешно соврала Алька, так поспешно, что Валерка все понял.
— Ясно, — совсем тихо сказал он. — Что еще нового?
— Да ничего…
Снова наступило неловкое молчание. Алька лихорадочно думала, о чем бы еще поговорить, чтобы хоть немного ободрить Валерку. До конца свидания оставалось еще десять минут.
— Ладно, Аля. — Валерка встал. — Всё. Иди. Винить себя не надо, а следствие свое прекращай. Иначе это плохо для тебя кончится.
— А для тебя? — прошептала Алька. — Для тебя-то как все кончится?
— Проехали. — Лицо Рыбакова снова стало отчужденным и насмешливым. Он двинулся к двери, не дожидаясь, пока войдет конвойный, на пороге обернулся к Альке: — Прощай, невеста.
Дверь захлопнулась.
Алька вышла на улицу и медленно побрела куда-то наугад, в сторону, совершенно противоположную дому. В голове было пусто, все эмоции будто исчезли. Наступило странное равнодушие. Словно каким-то образом ей передалось Валеркино холодное безразличие ко всему. Безнадежность. Еще два часа назад ей казалось, что она обязательно что-нибудь придумает, что решение свалится ей на голову само собой. А сейчас Аля с неумолимой ясностью понимала, что надеяться не на что. Она ничего не сможет. Нет ни улик, ни следов, ни доказательств. Это все равно что гоняться за тенью. Несомненно, что хотели сымитировать самоубийство — все было сделано виртуозно, с блеском, комар носа не подточит. А Валерка… он просто случайно встрял в мастерски проигранную кем-то ситуацию и идеально туда вписался. Идеально для тех, кто устроил гибель дирижера. И трагически для себя.
Были бы деньги, много денег, можно было бы нанять частного сыщика с целым арсеналом подручных средств, с агентами и скрытыми камерами. Но у Альки нет таких денег. И вообще никаких денег нет, а есть только долги за комнату. А у Рыбаковых того, что есть, хватило лишь на хорошего адвоката. Адвокат может смягчить наказание, но он не станет доказывать невиновность человека, чья вина налицо. Стало быть, придется смириться. Перетерпеть. Мало ли неприятных моментов в жизни она пережила? За те годы, что она стала взрослой, уехала из дома, у Альки выработалось твердое правило: не терзаться из-за невозможного, принимать любые неудачи и поражения спокойно, что бы ни случилось, оставаться веселой, а отношения с мужчинами не принимать близко к сердцу. Так она всегда и поступала и была собой очень довольна. Но сейчас все получалось иначе. День казался черным, как ночь, совершенно беспросветным, и не было никаких сил бороться с этой навалившейся темнотой. Что такое с ней? Она сама не могла понять, почему все последнее время мысли ее упорно возвращаются к одному и тому же — к Валерке, к его матери, к Денису. Кто они ей, черт возьми, что из-за них она разучилась спокойно жить, получать удовольствие от любимой работы, от романов, от веселых гулянок?!