Рустик направился прямо во дворец. В караульном помещении у офицера он умылся и умастил волосы. Рабы почистили ему одежду. Узнав, что парусник не возвращался, он повеселел и поспешил доложить о своем прибытии императорскому силенциарию, прося, чтобы его допустили к Управде.
Тут же вышел к нему магистр эквитум Асбад. И хотя оба они служили в коннице и носили высокие звания, Асбад недвусмысленно дал понять, что он — всемогущий и влиятельный командир палатинцев, в то время как префект, по существу, повелевает варварами, мужиками. С безмерным высокомерием и надменностью он приветствовал Рустика и сообщил, что в течение ближайших нескольких дней видеть императора невозможно. Днем и ночью его одолевают заботы в связи с войной в Италии, и, кроме Велисария и Мунда, никто не имеет к нему доступа. Но префект может рассказать о своем деле ему, Асбаду. Если оно не терпит отлагательств, силенциарий письменно известит об этом Управду.
— До земли склоняется недостойный раб перед мудростью святого, великого деспота и не дерзает даже на мгновение помешать тому, кому повинуются земля и море. Я хотел бы сообщить о беглеце Эпафродите.
Услыхав это имя, Асбад позабыл о своем высокомерии. Он взял префекта под руку, лицо его вспыхнуло, губы задрожали. Рустик изумился столь резкой перемене в обращении.
— Небо послало мне тебя, мой старый друг! Идем! Дело бунтаря и обманщика Эпафродита доверено мне!
Асбад тут же велел принести двухместные носилки. Рабы доставили вельмож через форум в чудесный таблиний[119] Асбада.
— Изволь, sublimus magnificentia.
Префект опустился в низкое кресло с бархатной подушкой.
Две прекрасные гречанки подали фрукты и сосуд с вином.
Рустик онемел, не сводя взгляда с девушек. Поцеловав руку Асбада, они исчезли, ступая по мозаике, словно окутанные вуалью богини, избегающие человеческого взора.
— Excellens eminentia tua использует богинь вместо служанок!
— Не удивляйся! Тебе это в диковинку. Ты приехал из Топера. А для нас это будни. Многая лета, славных побед тебе, префект и начальник фракийского легиона!
Асбад выпил лесбосского вина за здоровье Рустика.
— Ну, а теперь рассказывай об Эпафродите! Да будет милостив к нему сатана!
— Милостив он к нему или нет, не знаю! Но они уже встретились в Аиде.
— Эпафродит мертв?! Говори! Аду не выдумать таких мучений, какие мы избрали бы для него, попадись он нам в руки!
— Напрасны ваши усилия! Эпафродит разгуливает с дельфинами в топерской пристани. Я сам видел, как он погружался в море вместе со своим прекрасным кораблем.
— Значит, это правда! Он писал о своем намерении, да мы не поверили. Проклятая лиса! Пронюхал, что его ждет, и предпочел сам отправиться к Люциферу. А где парусник, который за ним погнался? Флавий не имеет себе равных в глазах придворных дам. А каков он на море, я не знаю. Вероятно, способен погубить корабль.
— Центурион Флавий уже побывал в Топере!
— Побывал? Значит, он обо всем уже знает. Клянусь Венерой, августа наградит центуриона, а дамы наперебой примутся целовать его. Везет же дураку!
— Скажи, а могу я сообщить обо всем императору, прежде чем вернется Флавий? Ты не представляешь, как я мчался, чтоб обогнать его посуху!
— Это не причина, чтобы попасть к деспоту. Он слишком погружен сейчас в воинские заботы. Поэтому все дело он передал святой императрице.
— Святой императрице? — удивился префект.
Асбад встал, опустил занавес у входа в таблиний и внимательно осмотрел все углы. Потом придвинулся вплотную к Рустику.
— Рустик, — начал он шепотом, — ты командир и префект, следовательно, мужчина! Сейчас мы с тобой sub rosa…[120]
Он поднял указательный палец, на котором сверкал большой перстень, к потолку, откуда свисал светильник в виде розы.
Префект также поднял палец к потолку, потом прижал его к губам и повторил:
— Sub rosa!
— Тебе, верно, неведома история Эпафродита. Слушай! Благодаря игре случая среди палатинцев оказался один варвар, славин Исток. Он поселился не в казарме, а у этого грека, который полюбил парня, как сына. Почему, об этом Константинополь умалчивает. Но говорю тебе, это был такой солдат, какого не видать ни Мунду, ни Велисарию. Красив — сразу очаровал всех дам, лучник — которому нет равного, наездник — что твой кентавр, умен — как философ эллинской школы. И Феодора полюбила его со всей страстью, на какую способна. Но варвар оттолкнул императрицу, влюбившись в ее придворную даму. Теперь ты все знаешь. Исток попал в каземат, Эпафродит его вызволил. Славин ушел за Дунай и, самое главное, увез с собой свою даму, которую я сам страстно люблю. Ах, если б ты видел Ирину!
Асбад прижал руку к сердцу, забившемуся при одном звуке этого имени.
— Ирину? — переспросил Рустик, не сводя глаз с Асбада, нервно кусавшего губы. — Так не моя ли это племянница?
— Ирина — твоя племянница? Рустик, возьми меня за руку и ущипни. Как мне это не пришло в голову! Ведь я же знал об этом. Прости, что я рассказал тебе о позоре твоей племянницы. Поверь, я прошел через подлинный ад, пока в сердце моем боролись ненависть и любовь.
— А может быть, это другая дама?
— Здесь нет таких имен. Она одна-единственная.
— Но тогда она не скрылась с варваром!
Глаза Асбада сверкнули. Он положил обе руки на плечи Рустика и с судорожным усилием произнес:
— Не скрылась? И ты знаешь, где она! Скажи, префект, отдай мне ее, возврати ее моей душе; я выполню любое твое желание, скажи только, где Ирина?
Префект не мог произнести ни слова. Немало лет прожил он в Константинополе, служа офицером, и знал его до тонкостей. И теперь, глядя Асбаду в глаза, он пытался понять, говорит ли тот правду или рассчитывает поймать его в ловушку. Чтобы магистр эквитум женился на Ирине? Нет, это невероятно. Для такого брака девушке нужны миллионы. А их нет ни у него, ни у Ирины. Так, значит, она станет игрушкой в руках Асбада? Нет, этому противилась его кровь, и, вопреки византийской испорченности, не обошедшей и его, в душе Рустика заговорил голос совести: «Выдать? Нет!» Но тут он вспомнил Феодору.
— Плохо придется Ирине, если императрица любит варвара!
— Она больше не любит его. И стремится сейчас только к мести. Скажи, что ты знаешь об Ирине?
— Но если Эпафродита нет, а варвар убежал, весь гнев августы обрушится на голову Ирины!
— О нет! Феодора обрадуется, узнав, что Ирина не убежала с язычником. Она тоже хочет, чтоб Ирина стала моей.
— Чтоб она стала твоей? — переспросил ошарашенный Рустик.
— Да, моей законной женой! Префект, фортуна милостива к тебе, рука императрицы откроет перед тобой дверь к завидной должности в Константинополе. Говори же, отдай мне Ирину!
Лукавый Асбад задел самую чувствительную струну.
Однако префект молчал. Асбад отпустил плечо Рустика, руки его ослабли, он упал лицом в мягкую подушку.
— О Эрот, — бормотал он, вздыхая, — зачем ты мучаешь меня? Уходи прочь! Ты заставляешь начальника палатинцев унижаться, в пыли склоняться перед женщиной, которая заслуживает темницы, ибо она, придворная дама, христианка, связалась с варваром, с язычником! И я знал об этом! И молчал из любви к ней, и нарушил свой священный долг. О наказание божье!
При этих словах Рустик испугался. Если он не отдаст девушку Асбаду, тот отомстит ему. Сколько голодных офицеров жаждет префектуры, чтоб разбогатеть на людской крови! Что стоит Асбаду, любимцу императора, лишить его должности? И тогда он получит приказ отправиться в качестве комитса, придворного советника с ничего не значащим титулом, на войну в Италию.
— Не печалься, светлейший! Говорю тебе, что Ирина у меня и что она твоя.
Асбад проворно вернулся к столу, наполнил доверху бокалы так, что огненное вино темными пятнами разлилось по мозаике, и сказал:
— Если ты исполнишь свое обещание, исполню свое и я. И пусть меня постигнет судьба Искариота и мой конец будет концом Авессалома[121], если я солгал.
