Он надел доспехи, крепко затянув ремни на спине. Препоясался мечом, застегнул шлем и пошел к толпе.

— Я отправлю войско домой! Близится осень. За зиму славины из Византии научат воинов владеть оружием, а я поищу Ирину. А когда вернусь, ударим на Гем!

Подойдя ближе к лагерю славинского войска, Исток услышал радостный шум. Люди с восторженным ревом следовали за всадником, который ехал туда, где стояли отряды Радо.

Кто бы это мог быть?

Опершись на тяжелый меч, Исток наблюдал за всадником. Похож на гунна. Нет, не может быть. Гунна толпа встретила бы иначе.

Вдруг до Истока донеслись звуки лютни. Старый, но звучный голос затянул боевую песнь, воины подхватили ее.

«Радован! — обрадовался Исток. — Откуда он здесь? Но с пустыми руками? А как же все его обеты и клятвы?»

Он вспомнил о Любинице, и печаль залила его душу. Сколько гонцов разослал он по стране, и все вернулись ни с чем. Вот и Радован пришел один.

«Нет, не только Управда, Тунюш тоже навеки запомнит племя Сваруна! Не уйти ему от страшной мести за сестру!»

Он быстро спустился с холма. Когда Радован увидел его, смолкли струны, утихла недопетая песня. Подняв высоко над головой лютню, старик закричал:

— Исток, Исток! Я нашел ее! Клянусь богами, поклонись мне, как самому Управде!

Он погнал коня к Сваруничу. Исток ждал его. Кровь закипела в его жилах.

— Слезай, старик, и рассказывай! Где она? Почему ты не привел ее?

— Почему я не привел ее? Ты думаешь, девушка — собачка, которая побежит за конем? А ведь даже собачка высунула бы язык и свалилась в траву, так мы мчались. Клянусь Мораной!

Он повернулся к воинам и сердито крикнул:

— Помогите мне слезть! Разинули пасти! Пьяницы! Легко вам ржать, когда вас откармливают, как молочных поросят. А люди за вас умирают от жажды и голода!

Несколько человек со смехом подскочили к нему и сняли его с коня.

— Осторожней! — командовал он. — От скачки у меня ноги, словно деревянные, не сгибаются!

Исток велел немедленно приготовить для Радована еды и медовину.

— А вина нет? — спросил певец, искоса взглянув на Истока.

— Нет!

— Тогда пусть будет медовина! Много раз по ней душа тосковала. Нет так нет!

Пошатываясь от усталости, Радован вместе с Истоком пошел к лагерю, где стояли главные отряды славинов. Громогласный вопль приветствовал гостя. Но, увидев Радо, старик испугался. Исток крикнул Радо:

— Он нашел ее!

Радо обнял старца с такой силой, словно Любиница была у него в руках, и он мог тут же прижать ее к своей груди.

— Отец, где она? Говори, рассказывай! Мы отправимся за ней немедля хоть в Константинополь.

— Да ты огонь! Дай сначала дух перевести. Потерпи малость. Сначала я поговорю с тобой, Исток! Клянусь богами, ты заплачешь от радости и запрыгаешь, как козел, узнав, что я ношу на сердце.

И он многозначительно прижал руку к груди, где лежало письмо Эпафродита.

Радован, не торопясь, подкрепился мясом и медовиной, вызнал все новости: как славины напали на гуннов, как сражались и грабили, потом подмигнул Истоку, чтобы тот следовал за ним, и отошел в сторону.

— Готовься, — начал он, — чтоб от радости голова не закружилась. Сейчас ты узнаешь страшную тайну и сможешь прочесть о ней.

Он оглянулся и вытащил из-за пазухи письмо Эпафродита. Исток сразу узнал почерк. Лицо его озарила радость. Непрочитанные еще строки сулили ему столько надежд, что руки его дрожали, пока он распечатывал письмо. Радован, широко расставив ноги, стоял рядом, радуясь счастью Истока и гордясь плодами своих усилий.

Эпафродит писал о своем спасении, о том, как удалось отбить Ирину, которая теперь находится у него, в Фессалонике. В конце письма стояло следующее:

«Итак, приди, избранник судьбы, и мсти! Поднимай свой народ этой же осенью. Не бойся сопротивления! Солдат нет. Велисарий завяз в Италии. Ходят слухи, будто он писал Управде: „Если хочешь, чтоб я воевал, присылай солдат. Если хочешь, чтобы мы остались в живых, присылай продовольствие!“ Видишь, пробил час. Приди и сними урожай. Нива созрела. В твои лавры Эпафродит вплетет белый цветок, Ирину. Не мешкай! Силы мои слабеют. Харон призывает меня в свою ладью, чтоб отправиться в загробный мир. Когда я благословлю вас с Ириной, я смогу сказать, подобно апостолу Павлу: „Я кончил, приди, смерть!“»

Исток сжимал пергамен, не сводя с него глаз. Словно во сне мелькали перед ним знакомые тени. В волнении он принялся читать во второй раз, в третий, дышал все глубже и радостнее, пока счастье мощной волной не захлестнуло мужественное сердце. Раскрыв объятия, он прижал Радована к холодному доспеху на своей груди так, что старик застонал.

— Отец, ты творишь чудеса!

— Это хитроумие, сынок!

— Будь я самим императором, я не смог бы достойно вознаградить тебя за радость, которую ты мне доставил. Благороден и славен будешь ты в роде Сваруничей!

В бурной радости Исток позабыл о Любинице. Он засыпал старика вопросами. Как Радован получил письмо? Видел ли он Эпафродита? А может быть, и ее? Весела ли она? Здорова?

Однако о Любинице не забывал Радо. Он издали наблюдал за Истоком и Радованом. Тоска, страх и надежда переполняли его душу. Он ждал, смотрел, ноги его шли сами собой, он подходил ближе и ближе. Он видел, как читал Исток, как он обнял Радована, — словно луч солнца вспыхнул в груди юноши, озарил беспросветную тьму и разгорелся пламенем. Не выдержав, он поспешил к Радовану и Истоку.

— Не могу больше! Откройся и мне, отец! Где Любиница?

И тогда вздрогнул Исток, в сладкий напиток его счастья капнула большая капля горечи. Радован онемел, он не мог взглянуть Радо в глаза. Все примолкли. Черное предчувствие сжало горло Радо, сердце его заколотилось, лицо потемнело.

— Отец, ты молчишь! Она мертва?

— Боги хранят ее, — испуганно и смущенно ответил старик.

Глаза Радо сверкнули. Он топнул ногой, сжал кулаки и надвинулся на певца — Радован почувствовал на лице горячее дыхание юноши.

— Не таи! — с болью крикнул Радо. — Я убью тебя!

Исток встал между стариком и обезумевшим юношей.

Радован торопливо стал рассказывать о том, как он искал Любиницу, как он нашел ее след и даже обнаружил останки коня, но девушка словно сквозь землю провалилась. О волках он умолчал.

— Боги ее хранят! Нумида ее ищет! — врал он в испуге. — Он ищет ее и найдет, как нашел Ирину.

Бессильно опустились руки Радо, напряженные мышцы расслабли, лицо его исказило страдание. Он заскрипел зубами.

— Пропала! Я отомщу за тебя, Любиница, я разыщу Тунюша и тебя!

Он отвернулся, дрожа всем телом.

— Ты пойдешь не один, мы все пойдем с тобой! — взял его за руку Исток.

В тот же день Исток созвал старейшин. Дружно и радостно они приняли все его предложения. После побед, одержанных под его началом, народ верил в него и слепо последовал бы за ним даже в объятия Мораны.

На следующее утро войско выступило на север, к Дунаю. Впереди гнали скот, длинная вереница пленников несла награбленное славинами зерно, ткани, оружие и инструмент. Беззаботно, без страха и тревоги возвращались славины на родину, упоенные победой и довольные военной добычей.

Истока с ними не было. Отобрав пятьдесят лучших всадников, он отправился на восток в надежде разыскать Тунюша. Радован считал, что дней через десять тот должен возвратиться из Константинополя. Наверняка он будет спешить к Любинице.

— А куда ты, отец?

Радован не ответил, и когда все уже были на конях и орда уходивших воинов пропадала в дали, Исток снова спросил Радована:

— Ты в наш град? Или с нами? Ты был бы нам полезен!

Радован, в новой холщовой рубахе, с длинными неумащенными волосами и с седой щетиной, торчавшей как жнивье, с лютней на спине, восседал на коне, нагруженном обильными припасами. Он ответил быстро и решительно:

— Я не иду ни в град и ни с вами.

— Почему? Мы любим тебя, отец, и не стали бы тебя утруждать.

— В град я не иду потому, что с такими крикунами певцы не ходят. Оглохнуть можно от воплей. А с вами не хочу, потому что вы идете на Тунюша. Велик мой гнев на вонючего пса. Разве я смогу одолеть себя, увидев его? Я отнял бы радость мести у него, — он указал на Радо, — а он единственный имеет право заткнуть псу глотку. Перун с вами, и Морана пусть снимет свою жатву. Певец пойдет своей дорогой. Если вы двинетесь на юг, мы встретимся. Клянусь богами, велика тогда будет наша радость!