Если у меня и оставались какие-то сомнения в правильности понимания ситуации, то Алан Титчмарш[125], который объявлял победителя в следующей категории, полностью их развеял. Первое, что он сказал (причем абсолютно серьезно), взяв микрофон, было: «Прежде всего я хотел бы заверить Джона Ланчестера, что в моей книге все до последнего слова написано моей собственной рукой».
Я повернулся к сидевшему слева от меня Уиллу Аткинсону из «Фабера»:
— Мне показалось или Титчмарш только что назвал меня кретином?
— Не показалось.
Это произошло год назад. Я перестал думать о своем позоре каждые десять минут и теперь вспоминаю о нем примерно раз в неделю, но по-прежнему стискиваю зубы, скрючиваюсь в три погибели и шепчу: «Никогда в жизни».
Наверное, в море случаются и худшие неприятности. Но я же не моряк.
Анна Энрайт
Чувство вечного стыда
И только жгучее чувство вечного стыда.
Как-то раз меня включили в список номинантов на премию, учрежденную компанией «Керри ингредиенте» за лучшее художественное произведение на ирландском языке в рамках Листоуэлской литературной недели. Длинновато для короткой биографии, но все равно я сочла это очень милым; я и сама могла похвастаться кое-какими «ингредиентами» Керри[126]: до середины двадцатых годов мой дед жил в Бэллилонгфорде, а это совсем недалеко от Листоуэла.
В пригласительном письме говорилось, что победитель будет объявлен на закрытии литературной недели. Организаторы очень надеялись, что я смогу приехать, но меня поджимали сроки работы, а на руках был маленький ребенок, поэтому я оставила письмо без ответа. Потом позвонила женщина из оргкомитета. Она говорила крайне убедительно. Конечно, она не может, не имеет права сказать мне, кто стал лауреатом премии «Керри ингредиенте» за лучшее художественное произведение на ирландском языке в рамках Листоуэлской литературной недели, но они очень, очень хотят меня видеть. Отказываться было бы невежливо. Какого черта. Даже если я не победила, то хотя бы неплохо проведу время. Кроме того… в ее тоне сквозила многозначительность.
До Керри всего шесть часов езды, но мне сначала пришлось собрать в дорогу маленькую дочку и отвезти ее на другой конец города к моей матери, так что шесть часов обернулись всеми восемью-девятью, и я уже на два часа опаздывала. Я даже не останавливалась, чтобы перекусить. В Лимерике я мчалась по такой сложной траектории, что забыла, где находится Керри и как туда ехать, и впопыхах даже не удосужилась свериться с картой. В конце концов я вывернула на обочину где-то в Адаре рядом с небольшим магазинчиком, купила там шесть хлопчатобумажных наволочек, пару таких сеточек с бусинками, которыми накрывают молочник, чтобы в него не попадали мухи, и спросила у продавца, как добраться до Листоуэла. Мне велели ехать прямо.
На самом деле у меня нет молочника. Я все мечтаю избавиться от литровой банки на кухонном столе, но однажды увидела в магазине чудесный молочник и не купила его, поэтому теперь жду, когда он попадется мне снова. Сеточки с бусинками и висюльками вообще-то тоже не в моем стиле — думаю, к тому времени у меня уже слегка помутился рассудок. Я опаздывала. Я умирала с голоду. Я скучала по моей малышке. Я опустила стекла в машине и на всю громкость врубила музыку.
Северная часть Керри очень красива, и по мере того, как дороги становились все уже, я размышляла, почему дед покинул эти места и что за человек он был. Он женился на учительской дочке из графства Клэр, в приданое за которой давали ферму. Как жилось моей бабушке? Я думала о пианино, окончившем свои дни в курятнике, о том, как она называла отца «папа́» — все, что осталось от уроков французского, — о гостиной, обставленной с претензией на аристократизм… и об этом человеке из Керри, который стал хозяином фермы. Сомневаюсь, что они ладили между собой. Проезжая через поселок, над входом в паб я увидела вывеску «У Энрайта». Наверняка в местной газете напечатают фоторепортаж с Листоуэлской литературной недели, а жители деревни, заглядывая в паб, будут интересоваться у хозяина: «Она из наших?»
Выглаженное платье, висевшее на плечиках за моей спиной, развевалось на ветру. Когда все издательства в Лондоне отказались печатать «Третьего полицейского», Флэнн О’Брайен сказал завсегдатаям бара «Пэлас», что оставил рукопись на заднем сиденье машины и по дороге из Донегала страницы одну за другой сдуло ветром.
Как все переменилось. Я нервничала все сильнее и занимала себя сумбурными мыслями — об успехе и неудачах, о деньгах и желании все бросить и вернуться — только чтобы не сочинять благодарственную речь. Я же не знала, стану ли обладательницей премии «Керри ингредиенте» за лучшее художественное произведение на ирландском языке в рамках Листоуэлской литературной недели. В любом случае здесь присутствовала интрига. Явных фаворитов среди претендентов не было. Кроме того, я уже получила несколько премий за эту книгу, а неожиданностей в списке не предвиделось. «Уитбрэд», как правило, называет несколько имен потенциальных лауреатов, а потом приглашает победителя (но не меня). Из оргкомитета премии «Анкор» вам просто звонят и сообщают: «Вы победили!» — фантастика. Тогда как учредители премии «Керри ингредиенте» за лучшее художественное произведение на ирландском языке в рамках Листоуэлской литературной недели настаивают: «Пожалуйста, приезжайте. Очень просим, приезжайте».
Я быстро ехала по ровной дороге и пыталась отвлечься от сочинения скромной речи, в которой фигурировал очень кстати подвернувшийся дедушка из Керри, однако ни слова не говорилось о выброшенном пианино и полученном в приданое земельном участке. Я тщательно избегала словосочетания «возвращение домой». Я не упоминала, что по странному совпадению в жюри, состоящее из двух членов, входит моя школьная учительница английского; я не обмолвилась и о том, что по своему предмету она всегда ставила мне «удовлетворительно». Признаться, я просто вычеркнула эту последнюю деталь из текста речи, которую усиленно «не репетировала» на дорогах Северного Керри. Как ни крути, но этот факт меня не украшал. Я не стала упоминать еще одну мелочь: однажды мы писали сочинение, и учительница поставила мне «хорошо» за «все, кроме последнего абзаца», но общая оценка все равно осталась «удовлетворительно», потому что она сочла конец слишком сентиментальным. А сочинение-то было про летние каникулы, проведенные на ферме у бабушки с дедушкой. Я не сказала и о том, что именно это детское сочинение во многом послужило основой для одной из частей той самой книги, за которую мне вручат (или не вручат) премию «Керри ингредиенте» за лучшее художественное произведение на ирландском языке в рамках Листоуэлской литературной недели. Ничего этого я не включила в свою речь, которую «не проговаривала» в уме. В моей голове так и крутилось: «тогда, в 1976-м, мое сочинение не понравилось ей так сильно», и затем — слабая надежда: «зато теперь все встанет на свои места».
Указателей к месту проведения Литературной недели нет, потому что все и так знают, где это. Длинная прямая дорога ведет прямо в Листоуэл, поедете по ней до поворота на городскую площадь, на повороте стоит отель «Листоуэлский герб». Все, приехали.
Нога, которой я девять часов жала на педаль акселератора, дрожала от напряжения, когда я, перекинув через руку платье на плечиках, вошла в холл отеля. По правде говоря, было непохоже, что женщина за регистрационным столиком «очень, очень хочет меня видеть». Мое имя ей ничего не говорило; тем не менее, сверившись со списком, она сказала, что через пятнадцать минут придет фотограф. В номере я приняла холодный душ, слегка похлопала себя по щекам, надела платье и, глядя в зеркало, старательно выполнила упражнения для губ. Придирчиво осмотрела себя, потом заговорщицки подмигнула своему отражению и с гордо поднятой головой покинула номер.