В Англии теперь принято говорить, что французы превратились в старых баб, так как иначе они не потерпели бы подобного обращения. Я охотно допускаю, что как нация французы в настоящий момент заслуживают таких украшающих эпитетов. Но нам всем известно, что французы в своих мнениях и поступках больше поддаются влиянию успеха, чем какая-либо другая цивилизованная нация. Как только ходу событий в этой стране придается определенное направление, они без сопротивления следуют ему до тех пор, пока на этом пути не будут достигнуты крайние пределы. Июньское поражение 1848 г. придало такой контрреволюционный курс Франции и через ее посредство всему континенту. Образование в настоящий момент наполеоновской Империи является только венцом длинного ряда побед контрреволюции, заполнивших три последние года. Следует ожидать, что, попав однажды на наклонную плоскость, Франция будет катиться вниз, пока не достигнет дна. Насколько она близка ко дну, сказать не легко, но то, что она стремительно приближается к нему, видно каждому. И если прошлая история Франции не будет опровергнута будущими действиями французского народа, то мы можем спокойно ожидать, что чем глубже падение, тем неожиданнее и тем поразительнее будут его последствия. События в наше время следуют одно за другим с поразительной быстротой, и то, для чего прежде нации требовалось целое столетие, в настоящее время легко совершается в несколько лет. Старая Империя продержалась четырнадцать лет; императорскому орлу чрезвычайно повезет, если это возрожденное в самом жалком виде произведение искусства продержится столько же месяцев. А затем?

II

На первый взгляд может показаться, что в настоящий момент Луи-Наполеон правит во Франции как неограниченный властитель, что, пожалуй, единственная власть, которая существует помимо его собственной, это власть придворных интриганов, осаждающих его со всех сторон и вступающих в заговор друг против друга для того, чтобы целиком завладеть милостью французского самодержца и приобрести безраздельное влияние на него. Но в действительности дело обстоит совершенно иначе. Весь секрет успеха Луи-Наполеона заключается в том, что благодаря традиции, связанной с его именем, он оказался в состоянии сохранить на короткое время равновесие борющихся классов французского общества. Ибо на деле под покровом осадного положения, поддерживаемого военным деспотизмом, — покровом, который ныне наброшен на Францию, — борьба между различными классами общества продолжается с еще большим ожесточением, чем когда-либо. Эта борьба, которая велась последние четыре года с помощью пороха и пушечных ядер, приняла теперь лишь другую форму. Подобно тому как затяжная война истощает и изматывает даже самую могущественную нацию, так и открытые кровавые битвы последних лет измотали различные классы и привели к временному истощению их военных сил. Но война между классами происходит независимо от того, ведутся или нет действительные военные действия, и она не всегда нуждается в баррикадах и штыках для своего ведения; война между классами не угаснет до тех пор, пока существуют различные классы с противоположными, взаимно сталкивающимися интересами и различным социальным положением, а мы еще не слыхали, чтобы во Франции со времени святого пришествия фальшивого Наполеона исчезли среди ее населения крупные землевладельцы и сельскохозяйственные рабочие, или metayers {издольщики. Ред.}, крупные ростовщики и мелкие, обремененные ипотечным долгом крестьяне, капиталисты и рабочие.

Положение различных классов во Франции таково: февральская революция навсегда ниспровергла власть крупных банкиров и биржевых дельцов; после их падения для каждого из остальных классов городского населения приходило его время: сначала для рабочего класса в дни первого революционного возбуждения, затем для мелкобуржуазных республиканцев при Ледрю-Роллене, затем для республиканской фракции буржуазии при Кавеньяке, наконец, для объединенной монархической буржуазии при покойном Национальном собрании. Ни один из этих классов не в состоянии был прочно овладеть властью, которая на мгновенье оказывалась в его руках. А когда позднее вновь начался раскол между монархистами-легитимистами, или земельной аристократией, и монархистами-орлеанистами, или финансовой аристократией, казалось неизбежным, что власть снова ускользнет из их рук и опять перейдет в руки рабочего класса, от которого можно было ожидать, что он на этот раз сумеет воспользоваться ею надлежащим образом. Но имелся еще и другой сильный класс во Франции, сильный отнюдь не благодаря крупной индивидуальной собственности своих членов, но благодаря своей численности и благодаря самим своим нуждам. Этот класс — мелкие крестьяне, обремененные ипотечным долгом, — составляя по крайней мере три пятых французской нации, был, как и всякое сельское население, тяжел на подъем, чтобы действовать самому или поддаться воздействию извне; он цеплялся за свои старые традиции, относился с недоверием к премудростям апостолов всех партий из городов; вспоминая, что ему жилось привольно, что он был свободен от долгов и сравнительно богат во времена императора, он передал с помощью всеобщего избирательного права исполнительную власть в руки его племянника. Активная агитация социально-демократической — партии и, гораздо больше, разочарование, которое уже вызвали среди крестьян мероприятия Луи-Наполеона, побудили часть этого класса перейти в ряды красной партии; но масса этого класса упорно держалась своих традиций и утверждала, что если Луи-Наполеон еще не показал себя тем мессией, которого надеялись обрести в его лице, то в этом повинно Национальное собрание, которое связывало ему руки. Кроме массы крестьянства, Луи-Наполеон, будучи сам образцом высокопоставленного фешенебельного мошенника и окруженный сливками фешенебельных светских мошенников, нашел поддержку в наиболее опустившейся и развращенной части городского населения. Из этого многочисленного элемента он составил оплачиваемую организацию под названием Общество 10 декабря. Итак, опираясь на крестьянство во время голосования, на всякий сброд, используемый для шумных демонстраций, на армию, всегда готовую свергнуть правительство парламентских болтунов, принимая позу выразителя воли рабочего класса, он мог спокойно ждать того момента, когда распри в буржуазном парламенте позволят ему выступить и присвоить себе более или менее абсолютную власть над темя классами, из которых ни один, после четырех лет кровавой борьбы, не оказался достаточно сильным, чтобы установить свое прочное господство. Так он и поступил 2 декабря прошлого года.

Итак, царствование Луи-Наполеона не положило конец войне между классами. Оно только на время прекратило кровавые взрывы, которыми время от времени ознаменовывались попытки того или иного класса захватить или удержать политическую власть. Ни один из этих классов не был достаточно сильным, чтобы отважиться на новое сражение с каким-либо шансом на успех. Само наличие раскола между классами временно благоприятствовало планам Наполеона. Он уничтожил буржуазный парламент и подорвал политическое могущество буржуазии; разве не должны были пролетарии радоваться этому? И в самом деле, можно ли было ожидать от пролетариев, что они будут сражаться за Собрание, которое было их смертельным врагом? Но в то же время узурпаторские действия Луи-Наполеона угрожали общему полю битвы всех классов и последней выгодной позиции рабочего класса — республике; и вот, как только рабочие стали на защиту республики, буржуазия ради нанесения удара врагу всего общества — рабочему классу — присоединилась к тому самому человеку, который только что оттеснил ее. Так было в Париже, так было в провинции, — и армия легко одержала победу над борющимися и враждующими классами; а после победы в ход были пущены голоса миллионов крестьян, настроенных в пользу империи, и при помощи официальной фальсификации выборов было установлено правление Луи-Наполеона, как правление, отвечающее якобы почти единодушному желанию Франции.