«Вы были у Беллы?..»

Вы были у Беллы?
Мы были у Беллы —
Убили у Беллы
День белый, день целый:
И пели мы Белле,
Молчали мы Белле,
Уйти не хотели,
Как утром с постели.
И если вы слишком душой огрубели —
Идите смягчиться не к водке, а к Белле.
И если вам что-то под горло подкатит —
У Беллы и боли, и нежности хватит.
<1975>

«Препинаний и букв чародей…»

Препинаний и букв чародей,
Лиходей непечатного слова
Трал украл для волшебного лова
Рифм и наоборотных идей.
Мы, неуклюжие, мы, горемычные,
Идем и падаем по всей России…
Придут другие, еще лиричнее,
Но это будут — не мы, другие.
Автогонщик, бурлак и ковбой,
Презирающий гладь плоскогорий,
В мир реальнейших фантасмагорий
Первым в связке ведешь за собой!
Стонешь ты эти горькие личные,
В мире лучшие строки! Какие? —
Придут другие, еще лиричнее,
Но это будут — не мы — другие.
Пришли дотошные «немыдругие»,
Они — хорошие, стихи — плохие.
<1975>

«Рты подъездов, уши арок и глаза оконных рам…»

Рты подъездов, уши арок и глаза оконных рам
Со светящимися лампами-зрачками…
Все дневные пассажиры, все мои клиенты — там, —
Все, кто ездит на такси, а значит — с нами.
Смешно, конечно, говорить,
Но очень даже может быть,
Но мы знакомы с вами.
Нет, не по работе…
А не знакомы — дайте срок, —
На мой зеленый огонек
Зайдете, зайдете!
Круглый руль, но и «баранка» — тоже круглое словцо,
Хорошо, когда запаска не дырява, —
То раскручиваем влево мы Садовое кольцо,
То Бульварное закручиваем вправо.
И ветер гаснет на стекле,
Рукам привычно на руле,
И расстоянье счетчик меряет деньгами,
А мы — как всадники в седле, —
Мы редко ходим по земле
Своими ногами.
Лысый скат — так что не видно от протектора следа, —
Сдать в наварку — и хоть завтра жми до Крыма.
Так что лысина на скате — поправимая беда, —
На душе она — почти неисправима.
Бывают лысые душой, —
Недавно сел один такой.
«Кидаю сверху, — говорит, — спешу — не видишь?»
Мол, не обижу. Что ж, сидай,
Но только сверху не кидай —
Обидишь, обидишь!
Тот рассказывает утром про удачное вчера,
А другой — про трудный день, — сидит усталый…
Мы — удобные попутчики, таксисты-шофера, —
Собеседники мы — профессионалы.
Бывает, ногу сломит черт,
А вам скорей — аэропорт, —
Зеленым светом мы как чудом света бредим.
Мой пассажир, ты рано сник, —
У нас час пик, а не тупик, —
Садитесь, поедем!
Мы случайные советчики, творцы летучих фраз, —
Вы нас спрашивали — мы вам отвечали.
Мы — лихие собеседники веселья, но подчас
Мы — надежные молчальники печали.
Нас почитают, почитай,
Почти хранителями тайн —
Нам правду громко говорят, пусть это тайна, —
Нам некому — и смысла нет —
Потом выбалтывать секрет,
Хотя бы случайно.
…Я ступаю по нехоженой проезжей полосе
Не колесною резиною, а кожей, —
Злюсь, конечно, на таксистов — не умеют ездить все, —
Осторожно — я неопытный прохожий!
Вот кто-то там таксиста ждет,
Но я сегодня — пешеход, —
А то подвез бы: «Сядь, — сказал бы, — человече!»
Вы все зайдете — дайте срок —
На мой зеленый огонек, —
До скорой, до встречи!
<Начало 1970-х>

«Что брюхо-то поджалось-то…»

Что брюхо-то поджалось-то —
Нутро почти виднó?
Ты нарисуй, пожалуйста,
Что прочим не дано.
Пусть вертит нам судья вола
Логично, делово:
Де, пьянь — она от Дьявола,
А трезвь — от Самого.
Начнет похмельный тиф трясти —
Претерпим муки те!
Равны же в Антихристе
Мы, братья во Христе…
<1975?>

«Я прожил целый день в миру…»

Я прожил целый день в миру
Потустороннем
И бодро крикнул поутру:
«Кого схороним?»
Ответ мне был угрюм и тих:
«Все — блажь, бравада.
Кого схороним?! — Нет таких!..»
Ну и не надо.
Не стану дважды я просить,
Манить провалом.
Там, кстати, выпить-закусить —
Всего навалом.
Я и сейчас затосковал,
Хоть час оттуда.
Вот где уж истинный провал,
Ну просто чудо.
Я сам шальной и кочевой,
А побожился:
Вернусь, мол, ждите, ничего,
Что я зажился.
Так снова предлагаю вам,
Пока не поздно:
Хотите ли ко всем чертям,
Где кровь венозна
И льет из вены, как река,
А не водица.
Тем, у кого она жидка,
Там не годится.
И там не нужно ни гроша,
Хоть век поститься,
Живет там праведна душа,
Не тяготится.
Там вход живучим воспрещен
Как посторонним,
Не выдержу, спрошу еще:
«Кого схороним?»
Зову туда, где благодать
И нет предела.
Никто не хочет умирать —
Такое дело.
Скажи-кось, милый человек,
Я, может, спутал:
Какой сегодня нынче век,
Какая смута?
Я сам вообще-то костромской,
А мать — из Крыма.
Так если бунт у вас какой,
Тогда я — мимо.
А если нет, тогда еще
Всего два слова.
У нас там траур запрещен,
Нет, честно слово!
А там порядок — первый класс,
Глядеть приятно.
И наказание сейчас —
Прогнать обратно.
И отношение ко мне —
Ну как к пройдохе.
Все стали умники вдвойне
К концу эпохи.
Ну я согласен — поглядим
Спектакль — и тронем.
Ведь никого же не съедим,
А так… схороним.
Ну почему же все того…
Как в рот набрали?
Там встретились — кто и кого
Тогда забрали.
И Сам — с звездою на груди —
Там тих и скромен, —
Таких, как он, там — пруд пруди!
Кого схороним?
Кто задается — в лак его,
Чтоб — хрен отпарить!
Там этот, с трубкой… Как его?
Забыл — вот память!
У нас границ полно навесть:
Беги — не тронем,
Тут, может быть, евреи есть?
Кого схороним?
В двадцатом веке я, эва!
Да ну-с вас к шутам!
Мне нужно в номер двадцать два —
Вот черт попутал!
<1975>